Когда мама – это ты — страница 37 из 37

– Нет, брови, – показала воспитательница.

Катя забыла, что решила покрасить брови. Побежала в туалет и начала смывать краску. Вышла, сверкая бровями в стиле Сальмы Хайек.

Ева не очень обрадовалась маме с бровями, поскольку увлеклась открыванием и закрыванием духовки на детской кухне.

– Почему вы мне позвонили? Я думала, что-то случилось, – спросила Катя у воспитательницы.

– Мне показалось, что Ева устала. Я просто перестраховалась. Вы все же ее заберите, – ответила та.

Катя кивнула. Воспитательница была новая, молодая. Старую, Лидию Ивановну, которая была и у старшей Алисы, и у средней Полины, так просто не испугаешь. Если ребенка завели в группу, все – можно было хоть во все тяжкие пускаться… Раньше шести вечера Лидия Ивановна детей не выпустит и родителей не побеспокоит.

* * *

У меня начались творческие поездки-командировки. Попросила устроить все одним днем, благо встреча с читателями проходила в Питере. Утром приехать, уехать вечерним «Сапсаном». Приготовила еду, расписала, куда и во сколько везти Симу и когда забирать.

Все было прекрасно. Мне, естественно, достался сосед то ли на жестком ЗОЖе, то ли веган, я не поняла. Но когда я ела курицу, он смотрел на меня с ужасом и пытался отодвинуться. Даже спрашивал у проводника, не свободно ли место в конце салона. А в начале салона? Тоже нет? Впереди расположилась компания очень интеллигентных женщин, которые отправлялись в рабочую командировку. Спустя час я поняла, что они учителя. Говорили громко, на весь вагон. Обсуждали некую Нину Николаевну. За четыре часа дороги я узнала про Нину Николаевну то, что она сама про себя не знала. Рядом сидела компания туристов-итальянцев, которые звонили всем родственникам и рассказывали про поездку. Они так шумно рассказывали, что учительницы не могли их перекричать. До конца поездки соревновались в громкости.

Мой сосед воткнул наушники и включил в телефоне сериал. Я присмотрелась. Боже, и этот человек еще смотрел на мою курицу с укоризной и собирался отсесть. Это я должна была от него отсесть! Мужчина смотрел тысяча двести пятьдесят девятую серию сериала «След» или что-то вроде того.

Выйти из вагона было сложно. Туристы-итальянцы с учительницами забывали чемоданы, норовили упасть в проходе и возвращались за зонтиками и шарфами. Я насчитала трех уволенных секретарш. Мужчины-бизнесмены предпочли в прямом смысле слова громкое увольнение, вопя на весь салон: «Куда ты меня посадила? Что значит, повезло, что не китайцы?»

* * *

Жизнь течет своим чередом. Я уже не могу заниматься с Полиной, потому что не совпадают графики. Не могу по утрам кормить Еву сырниками – она все же согласилась есть кашу в детском саду. Я смотрю на игрушки, которые специально разложила по отдельным ящикам и поставила в шкаф так, чтобы можно было в любой момент их достать. Когда они пригодятся?

Кабинет отца семейства, который чем только не служил – и местом для тренировок, и школьным классом – только там интернет ловится всегда, – и спальней для дневного сна малышей – они засыпали на диванчике, тоже обрел новую жизнь. С тех пор как Сима стала учиться в художественной школе, где тоже задают домашние задания, папино кресло служит подставкой для натюрморта. Пригодились ткани, с которыми Сима выступала в школе, – красная атласная в танце ко Дню Победы, прозрачная органза – для танца балерины к Восьмому марта. Синяя? Эту я покупала для одежды фигурки Марии – делали с Симой вертеп на школьный конкурс. Как давно это было, а кажется, будто вчера. Сима раскладывает ткани на кресле, отодвигает занавески. Я предлагаю включить свет.

– Мам, мне нужен настоящий. Смотри, какие здесь тени. – Сима показывает на ткань.

Новый этап, который остается только принять. Да, мне безумно жаль, что я не могу вернуть прошлый год, в котором были дети, суета, мои занятия с Полиной, попытки завоевать внимание Евы. Симины тренировки, соревнования – художественную гимнастику – пришлось бросить. Зато художественную школу полностью взял на себя муж – он дочь отвозит, привозит. Вступил в родительский чат и недавно воскликнул, как Володька, папа первоклассника Миши: «Почему ты не говорила, что все правда? Я думал, это художественный вымысел!»

Но я уже знаю – надо отпустить и не жалеть. Ведь жизнь обязательно преподнесет что-то новое. То, к чему ты не был готов. И это новое будет прекрасно хотя бы своей неизвестностью, непредсказуемостью. Только вчера мне казалось, что я освоила поделки на школьные конкурсы, а сегодня они уже не нужны. Сейчас у меня старший двадцатилетний сын и дочь-подросток. Они меняются, и я должна меняться вместе с ними. Да, мне, как и многим родителям, хочется, чтобы дети подольше оставались детьми. Они и останутся – когда заболеют и попросят приготовить «греночки», которые любили в детстве. Когда будут плакать от еще детских обид и трагедий, и их нужно будет обнять, поцеловать и вдруг спеть колыбельную. Ту самую, которую пела, когда они были малышами. Принести молоко с медом на ночь, чтобы спокойно уснули. Или просто сидеть и слушать, отложив все дела, включая срочные. Нет ничего важнее этих разговоров, неожиданных, полуночных. Никакая работа их не стоит. Надо закрыть ноутбук и слушать. Больше ничего не требуется. Про девушку, про будущее, планы работы и учебы, друзей, хоть про погоду… не важно. Точнее, очень важно. Про все, включая погоду.

Дети взрослеют. И это счастье. Я ударилась локтем, и дочь подошла, потерла больное место, как это всегда делала ей я. Она приготовила чай не только для себя, но и для меня. Принесла, поставила. Вася сказал, что у него есть свободный день на нас – объяснил сестре тему по алгебре, настроил мне наушники, сходил за водой и соками, разобрался по просьбе отца с Госуслугами. Вечером мы сидели и смотрели мультфильм. В кабинете отца, где на мольберте стоял Симин натюрморт и все еще лежали мои кубики для растяжки, оставшиеся с лета. На столе – учебники для второго класса. Я надеялась продолжить заниматься с Полиной и не находила в себе сил убрать книги на полку.

Пусть все меняется. Только не так быстро, как сейчас. Я много чего просила у судьбы в разные годы. Сейчас прошу одного – чтобы все были здоровы. Чтобы родители жили долго, а за детей было спокойно. Больше ничего не нужно.