– Вы с папой сегодня время не теряли, – сказала Мэг Ною, доставая из кухонного буфета чашки. – Похоже, «Крэбби Джек» совсем готов к открытию.
Ной сидел на стуле, наблюдая за Мэг. Его выгодная позиция еще позволяла тайно подглядывать за папой и Джеффом в боковое окно.
– Папа сказал, что хочет открыть кафе весной. Летом я смогу помогать ему, – ответил мальчик, не отрываясь от окна. – О чем они спорят?
– Наверное, обсуждают что-нибудь как братья. Ух ты! «Нутелла»! – Она подняла находку высоко в воздух, как трофей – лекарство от всех детских тревог. И некоторых взрослых. Она бы и сама не отказалась от порции, на свежем хлебе с кружкой горячего чая. Мэг наполнила чайник.
– Ной, братья иногда ругаются, это нормально. Любишь «Нутеллу»?
Он испуганно поднял бровь. Посмотрел на банку, кивнул. Но потом вдруг сморщился и умоляюще посмотрел на Мэг со слезами на глазах. У нее екнуло сердце, она быстро поставила чайник на стол.
– Ной, что случилось?
– Папа говорит, я не должен есть вредную еду, когда прихожу домой.
Мэг наклонилась, заглянула ему в глаза и поднесла палец к губам.
– Тсс. Тогда это будет наш маленький секрет, ладно? – прошептала она. – И вообще, зачем ему в шкафу шоколадная паста, если не для еды?
У него по щеке прокатилась слеза.
– Так говорила мама.
– Ох, милый, иди сюда. – Она быстро подошла к нему, крепко прижала к себе. И почувствовала, как внутри просыпаются глубинные силы. Энергия. Драйв. Желание помочь маленькому мальчику. И вдруг Мэг словно поразило громом. Вот кто она на самом деле. Она любила Шерри всем сердцем, пыталась спасти ее. И не смогла перенести собственную неудачу. Ей нужно защищать, спасать, оберегать слабых. Ради этого она готова убить. И это осознание стало ответом на все вопросы. Она утратила часть себя. Оставила ее здесь, в Шелтер-Бэй. И вновь обрела сейчас, обнимая сынишку Блейка. Сына Эллисон. Мэг охватила жалость. И любовь. К отцу этого мальчика. К этому месту. К Саттонам. К своему дому. Океану, небу, приливам и отливам – они окутали Мэг, как аромат прильнувшего к ней ребенка. Его тепло, мягкие волосы под ее пальцами, стук сердца.
Она вздохнула, покачивая его, утомившись от противоречивых эмоций. Потом отодвинулась, взяла его за плечи.
– Ну ты как, в порядке?
Он кивнул.
– Почему ты плачешь?
– Боже. – Она вытерла слезы и рассмеялась. – Глупо, да?
Он молча смотрел на нее, с детской наивностью дожидаясь ответа.
– Потому что я люблю тебя, Ной.
Он вздохнул.
– Знаю. Звучит странно. Но это так. Ты мне как родной. Часть этого места, часть твоего папы. А у меня здесь глубокие корни. Кажется… мне нужна «Нутелла». – Она улыбнулась и утерла слезы. – Только это секрет, ладно? Никому не рассказывай, что я плакала. Я не нытик. Я не плачу.
Он неуверенно улыбнулся.
– Мама говорила, что хорошо иногда поплакать.
– Да. Моя тоже.
Мэг поставила чайник и пошла к гостиную, к камину.
– Ной, покажешь, как разводить здесь огонь?
Он спрыгнул со стула и начал подавать ей сначала щепки, а потом поленья побольше. Вскоре с треском разгорелся огонь. Мэг наблюдала за ним, пряча улыбку, с любовью, которой толком не понимала сама. Но сейчас ей не хотелось с этим бороться. Бороться с собой. Мэг хотела завоевать сердце мальчика.
Засвистел чайник, Мэг сделала чай себе и Ирен и налила Ною стакан молока.
– Можешь отнести Ирен эту кружку и тарелку с печеньем? – попросила она.
– Конечно. – Он замешкался, скривив губы. – Она… В порядке?
Мэг улыбнулась.
– Ага. Просто иногда забывает некоторые вещи. Иногда ее память хуже, чем у других. Постарайся быть с ней тактичным. Это называется деменция, так бывает, когда стареешь. Спросишь у нее, не хочет ли она посидеть с нами на кухне, ладно?
Ной понес чай с печеньем, а Мэг тем временем намазывала на свежий хлеб мягкую «Нутеллу», думая о том, что не ела такого с тех пор, как уехала из Шелтер-Бэй.
Ной вернулся и снова залез на стул с искрящимися глазами.
– Ирен отказалась, сказала, что хочет поработать над пазлом.
Он отхлебнул молока, откусил немаленький кусок бутерброда и широко улыбнулся.
– У тебя в зубах шоколад, – сказала Мэг.
Он тихо засмеялся. Мэг откусила от своего куска и продемонстрировала покрытые «Нутеллой» зубы.
Ной расхохотался, согнувшись пополам и хлопая рукой по столешнице. Потом, со слезами смеха на глазах, откусил еще кусок и тоже изобразил обезьянью гримасу. Хихикая, они доели бутерброды и допили молоко и чай под треск огня в печке. Вдруг явилась Люси и улеглась на свое место у камина. Снаружи стало темнеть. На пристань налетел ветер, скрепя канатами и гремя буями. По окну, выходящему на море, поползли капли дождя.
Ной болтал ногами, сидя на стуле.
– Мама всегда сидела со мной после школы.
– Похоже, она была потрясающей мамой. Наверняка ты ужасно по ней скучаешь.
Он кивнул, сжав зубы. Опустил взгляд на последний кусок бутерброда.
– Твой папа тоже очень по ней скучает.
Он медленно поднял голову, посмотрел ей в глаза.
– Он так сказал?
– Да.
Ной долго не сводил с нее взгляда. Люси закряхтела и перевернулась на спину, ее губы обвисли, обнажив зубы, придавая ей обманчиво грозный вид.
– Твоим родителям повезло, что они провели вместе все эти годы. И что у них появился ты.
– Папы почти все время не было дома. Он ушел из армии только после маминой смерти, потому что ему надо было за мной приглядывать.
– Армия – непростое дело. Военные служат своей стране. Герои: люди во всей стране, и здесь, в Шелтер-Бэй, могут спать спокойно, потому что армия не пропустит врагов. Границы и небо в безопасности. Все они – храбрецы. Но при этом, чтобы бороться и защищать, солдатам приходится быть вдали от своих семей, своих любимых. Отмечать дни рождения и праздники вдали от дома, если придется. На Рождество им иногда приходится сидеть в окопах, под обстрелом противника, голодными, мучимыми жаждой, – и довольствоваться крошечным перекусом из сушеной индейки.
Он слушал ее, широко раскрыв глаза.
– Иногда они умирают и не возвращаются домой. Но твой папа помог вернуться многим из них, даже после ранений, потому что был медиком. Раненые солдаты, попавшие под взрыв или под пули, спешили к нему в палатку. Иногда они лишались рук или ног. Твой папа лечил их, останавливал кровь, помогал продержаться, чтобы большие вертолеты довезли их до более крупных больниц. Многие из этих раненых мужчин и женщин могли никогда не добраться домой к детям, Ной, если бы не твой папа.
– Никто мне не рассказывал.
– Может, ты просто был слишком маленьким.
– Как думаешь, а сейчас папа мог бы рассказать мне о своих приключениях? Как в книгах, которые он мне читает?
– Уверена, что да. Особенно если ты его попросишь.
Ной запихнул в рот последний кусок и прожевал, снова болтая ногами. На сердце у Мэг стало светлее. Настроение у этого ребенка менялось мгновенно. Она посмотрела в окно, надеясь увидеть Блейка и Джеффа, но уже темнело, и они скрылись из поля зрения.
– А ты скучаешь по маме и папе?
Мэг удивилась вопросу.
– Конечно. И по сестре.
– Мне жаль, что ее убили.
Мэг моргнула.
– Потери – это всегда тяжело, Ной. Но благодаря любви и времени с ними постепенно удается справляться, замечать в жизни хорошее. Знаешь, тебе очень повезло, ведь у тебя такой папа. Настоящий герой. Он любит тебя всем сердцем. Горы готов сворачивать.
– И убивать львов?
Она рассмеялась, вытерла глаза.
– Да, даже львов.
– Мы сейчас читаем про львов. О приключениях в самом сердце Африки. Хочешь почитать мне сегодня перед сном?
– Да, с удовольствием. Почту за честь.
– Дедушка Булл всегда читал мне перед сном. Но я его плохо помню. Папа говорит, потому что я был слишком маленьким.
– Знаешь, что я помню про твоего дедушку? У него была уморительная панама. В виде краба. Из красного флиса, с пришитыми глазами и торчащими в разные стороны клешнями. Он был очень высоким и крупным, с низким грубым голосом и порой выглядел устрашающе, но все лето носил эту смешную панаму-краба, когда приезжали туристы, и шутил с ними, и все смеялись, пока он варил их улов и показывал им, как чистить крабов. И только когда темнело и все отправлялись по домам, он снимал эту глупую шляпу. Однажды он даже плавал в ней с аквалангом. Была фотография, где его голова в мокрой шляпе-крабе торчит из воды, с выпученными глазами и трубкой.
– А где сейчас эта шляпа?
– Не зна…
Ее отвлек какой-то шум. Люси забила по полу хвостом.
Блейк тихо стоял в дверях и смотрел на них странным взглядом.
– Блейк? – Мэг быстро встала на ноги, чувствуя, что ее застигли врасплох. – И давно ты там стоишь? – выпалила она.
Он подошел, поцеловал Ноя в макушку, взъерошил ему волосы, но не сводил с нее взгляда.
– Достаточно давно.
– Итак! Кто будет пиццу? Маленькая птичка напела мне, что Ной любит пиццу.
Джефф вошел на кухню вслед за Блейком, с мокрыми волосами, широкой улыбкой и многочисленными пакетами. Положил пакеты на столешницу и снял куртку.
– Купил по дороге домой кое-какие продукты.
Повесил куртку на спинку стула, потер руки, достал упаковку пива и бутылку белого вина.
– Холодное. Мэг, хочешь бокальчик пино-гри?
Мэг рассмеялась.
– С удовольствием. Пойду попробую оторвать Ирен от пазла.
Когда Мэг зашла в обеденный зал «Крэбби Джека», у нее зазвонил телефон. Она включила свет для Ирен, которая благодарно улыбнулась, и вышла, чтобы ответить на звонок, не теряя тетю из вида.
– Мэг Броган.
– Это Дейв, прости, что сразу не перезвонил.
Дейв. Не Ковакс. У Мэг ускорился пульс – она отметила неформальность приветствия. Что-то изменилось.
– Это насчет Джеффа и моего дома? – тихо спросила она, посмотрев в сторону кухни.
– Отчасти. Он ни при чем. У нас есть подозреваемый.