не посрамим тебя, Победа
так осрамившейся страны.
У Поженяна есть стихи, которые стали любимыми народом песнями: «…Мы с тобой два берега у одной реки», «Песня о друге» («Если радость на всех одна — на всех и беда одна»), «Маки» («На Федюнинских холмах — тишина. Над Малаховым курганом — сны…»).
Был и такой «поворот» в жизни сценариста Григория Поженяна: в 1972 г. — совместно с Василием Аксёновым и Овидием Горчаковым — он написал роман-пародию на шпионский американизированный боевик «Джин Грин — неприкасаемый», под псевдонимом Гривадий Горпожакс, составленным из слогов имен и фамилий авторов.
Дважды Героем «живой убитый Поженян» не стал, зато через много лет сделал другой дубль, лауреатский: удостоившись Государственной премии РСФСР имени Горького (1986), за поэтический сборник «Погоня» (1983), и Государственной премии Российской Федерации (1995).
К нему, больному, 78-летнему, на дачу в Переделкине ворвались некие подонки и нанесли тяжёлые травмы. Он перенёс сложнейшую операцию трепанации черепа и несколько лет восстанавливал здоровье, но полностью не удалось.
…Печи стынут без огня,
церкви старятся без звонниц.
Укрываясь от бессонниц,
сны покинули меня.
Ночь — длиннее. День — короче.
Дни состарятся в года.
А куда уходят ночи?
Не уходят никуда.
Скончался Григорий Поженян за полчаса до начала своего 83-го дня рождения. Случилось это 19 сентября 2005 г. Поэт лежал в больнице, и там его навестил старый друг — фронтовик и кинорежиссёр Пётр Тодоровский, оператор поженяновского фильма «Жажда». В палате они спели свою песню «А надо, чтоб кто-то кого-то любил».
Последним желанием Поженяна было, чтобы его похоронили в Переделкине, недалеко от могилы Пастернака. Когда началась постыдная волокита, пишет Е. Евтушенко, «почитатели поэта явочным порядком исполнили его просьбу. Так он и после своей смерти отстоял последнюю пядь родной земли».
Возмездья озноб у победной черты,
не полдень реванша, а день правоты.
И песня, что я ли, не я ль допою, —
то песня солдат, уцелевших в бою.
От имени тех, кто в болотах, во ржи
остались. А нам повелели: скажи!
Поженян сказал, что мог, что должен был сказать. И шесть десятилетий спустя ушёл под сень той памятной одесской доски, на которой увековечено его имя рядом с погибшими однополчанами.
Юрий Левитанский: «Я прочно впаян в этот лёд»
Поэт фронтовой плеяды Юрий Давидович Левитанский неизымаем из неё, он оставался одним из последних ее представителей и покинул нас 25 января 1996 г.
Он родился 22 января 1922 г. в районном центре Украины, г. Козелец Черниговской области. Городок, вроде, малоизвестный, однако в нём находится шедевр православной храмовой архитектуры — собор Рождества Пресвятой Богородицы, немалой красоты сооружение, построенное Разумовскими. А неподалёку от Козельца, в четырёх километрах, находится село Данёвка, где располагается Свято-Георгиевский монастырь, в котором ныне хранится чудотворная Богородичная икона «Аз есмь с вами и никтоже на вы». Кто знает, может, Ее далекий отсвет (этот список, созданный по благословению святого праведного Иоанна Кронштадтского для спасения Отечества и переданный потом преподобному Серафиму Вырицкому, в военные годы находился в России) спас в битвах Великой Отечественной войны и Юрия Левитанского, чтобы этот молодой человек из еврейской семьи, в которой ни мать, ни отец не знали идиша, сказал свои слова в русской поэзии. В том числе и о той войне:
Уже меня не исключить
из этих лет, из той войны.
Уже меня не излечить
от той зимы, от тех снегов.
И с той землёй, и с той зимой
уже меня не разлучить,
до тех снегов, где вам уже
моих следов не различить.
Тарковского помнят на его родине в Елисаветграде (в советское время Кировоград, областной центр Украины), а вот интересно, помнят ли о своём земляке Левитанском в Козельце?
Для любителей отечественной словесности Левитанский останется в плеяде фронтовиков, аукаясь в поколении со строками А. Межирова «Я прошёл по той войне, и война прошла по мне — так что мы с войною квиты».
Левитанский говорит: «Я это всё почти забыл. Я это всё хочу забыть», но дальше — пуще и больней: «Я не участвую в войне — она участвует во мне. И отблеск Вечного огня дрожит на скулах у меня». Избавиться от войны, которая кинолентой памяти крутится и крутится внутри? («Жизнь моя, кинематограф, чёрно-белое кино…») Похоже, невозможно. Даже если пытаться отторгнуть её тягостные наваждения с помощью заклинаний:
Ну что с того, что я там был.
Я был давно. Я всё забыл.
Не помню дней. Не помню дат.
Ни тех форсированных рек.
(Я неопознанный солдат.
Я рядовой. Я имярек.
Я меткой пули недолёт.
Я лёд кровавый в январе.
Я прочно впаян в этот лёд —
я в нём, как мушка в янтаре.)
Юрий с 1943 г. служил фронтовым корреспондентом, офицером. Но известен интересный факт его службы рядовым бойцом: Левитанский был вторым номером в пулемётном расчёте с Семёном Гудзенко, земляком-киевлянином. Потом, после ранней послевоенной смерти товарища, Левитанский напишет в стихотворении «Памяти ровесника», с эпиграфом из Гудзенко «Мы не от старости умрём — от старых ран умрём…»:
…Млечный Путь перекинут над ними,
как вечная арка.
И рядами гранитных ступеней
уходят Карпаты
под торжественный купол,
где звёзды мерцают неярко.
Сколько в мире холмов!
Как надгробные надписи скупы!
Это скорбные вехи
пути моего поколенья.
Я иду между ними.
До крови закушены губы.
Я на миг
у могилы твоей
становлюсь на колени.
И теряю тебя.
Бесполезны слова утешенья.
Что мне делать с печалью!
Моё поколенье на марше.
Но годам не подвластен
железный закон притяженья
к неостывшей земле,
где зарыты ровесники наши.
Это ещё не тот Левитанский, который откроется в полноте позже, но уже узнаваемый, и боль этих стихов, конечно, оплачена многим. Биографическая справка добавляет, что после капитуляции Германии Ю. Левитанский участвовал в боевых действиях в Маньчжурии. За время воинской службы был награждён орденами Красной Звезды и Отечественной войны, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За взятие Будапешта», «За победу над Германией», «За победу над Японией», двумя медалями Монголии. Демобилизовался из армии в 1947 г.
Понятно, почему первый сборник его стихов назывался «Солдатская дорога»; он вышел в 1948 г., когда молодому поэту было двадцать шесть лет. Рано? Но это возраст гибели Лермонтова.
Зачин и разбег жизни Левитанского были связаны с Украиной, вскоре после рождения Юрия его семья переехала в Киев, а затем в Сталино, ныне Донецк. Окончив школу в 1938 г. в Сталино, отправился в Москву, поступил в Институт философии, литературы и истории, откуда и ушёл рядовым добровольцем на фронт в 1941 г.
Но Украина эпизодически возвращалась в его жизнь. Одно из его первых публичных выступлений перед большой аудиторией состоялось в Харькове, в Центральном лектории, — в 1961 г. Мне довелось слушать Юрия Левитанского в Харькове же и пообщаться с ним в начале 1980-х, во время заседания литературной студии ДК Строителей, из которой впоследствии вышло несколько профессиональных литераторов. Юрий Давидович был для нас тогда одним из кумиров, и внимали мы ему трепетно. Свою курительную трубку он из рук не выпускал, но во время беседы, кажется, не курил. Захотел послушать стихи студийцев, мы ему почитали, его тронули строки молодого автора, писавшего на украинском языке (в нашей студии такой был один) — быть может, в нём аукнулись детские и ученические годы. На следующий день мы слушали выступление Левитанского со сцены.
А годом-двумя раньше приезжал в Харьков и читал целый зимний вечер со сцены Дворца студентов политехнического института свои стихи поэт-фронтовик Давид Самойлов, автор строк «Вот и всё. Смежили очи гении. / И когда померкли небеса, / Словно в опустевшем помещении / Стали слышны наши голоса…»
Я благодарен судьбе за выпавшие тогда возможности — живьём послушать голоса русских поэтов фронтового поколения, чьи сочинения люблю до сих пор, чьи строки стали неотменимой частью меня самого.
Ю. Левитанский знаком широкому читателю-зрителю-слушателю прежде всего по романсам, прозвучавшим в кино. В первую очередь вспоминают «Диалог у новогодней ёлки».
— Что происходит на свете? — А просто зима.
— Просто зима, полагаете вы? — Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома.
Там в финале — ускользающе-новогоднее настроение, улетающее, но так легко запоминающееся:
Месяц — серебряный шар со свечою внутри,
и карнавальные маски — по кругу, по кругу.
Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку,
и — раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три!
Левитанский — поэт, не сразу обретший свой неповторимый голос, а выписавшийся в мастера преимущественно к поздним своим сборникам «Кинематограф» (1970), «День такой-то» (1976), «Письма Катерине, или Прогулка с Фаустом» (1981). За последнюю прижизненную книгу «Белые стихи» (1991) поэт был удостоен Государственной премии Российской Федерации в области литературы и искусства — в 1994 г.
Он немало усилий отдал переводам, с середины 1950-х переводил поэзию армян, молдаван, прибалтов. Его переводы произведений поэтов восточной Европы даже составили антологию «От Мая до Мая» (1975).