нце катиться в зенит — / Умирать нам, солдатам, солдатами, / Воскресать нам — одетым в гранит».
В 1984 г. в Тамбове при открытии мемориальной доски на здании музучилища, которое В. Агапкин закончил в 1913 г., состоялась премьера «Славянки» с текстом В. Лазарева:
Наступает минута прощания,
Ты глядишь мне тревожно в глаза —
И ловлю я родное дыхание,
А вдали уже дышит гроза…
Дрогнул воздух туманный и синий,
И тревога коснулась висков.
И зовёт нас на подвиг Россия.
Веет ветром от шага полков.
Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай,
Прощай, милый взгляд,
Прости-прощай, прости-прощай…
………..
И далее:
Лес да степь, да в степи полустанки,
Повороты родимой земли,
И, как птица, «Прощанье славянки»
Всё летит и рыдает вдали.
Нет, не будет душа безучастна —
Справедливости светят огни…
За любовь, за великое братство
Отдавали мы жизни свои…
Кстати, именно В. Лазарев высказал идею о необходимости создания памятника маршу «Прощание славянки». Своеобразными памятниками можно считать и живописные одноимённые полотна русских художников. Кстати, рабочим названием замечательного кинофильма В. Хотиненко «72 метра» (2004) было «Прощание славянки».
На обильных Интернет-форумах, посвящённых выдающемуся маршу В. Агапкина, можно найти разные исполнявшиеся варианты, в том числе совсем лирические. Вот примеры:
Разбирая поблекшие карточки
Окроплю запоздалой слезой
Гимназисточку в беленьком фартучке,
Гимназисточку с русой косой.
Один из моряков, служивший в Севастополе на крейсере «Слава» в 1969–1972 гг., вспомнил, что пели «Славянку» и с «морскими» словами и таким припевом:
Прощай, не горюй,
Напрасно слёз не лей.
Лишь крепче поцелуй,
Когда сойдём мы с кораблей.
Марш «Прощание Славянки» с текстом на слова Roman Ślęzak под названием «Rozszumialy sie wierzby placzace» («Расшумелись плакучие ивы») в годы борьбы с гитлеровскими оккупантами в Польше 1939–1945 гг. был гимном главного партизанского течения — Армии крайовой.
Убедителен Э. Поляновский, поддержавший в своё время идею поэта И. Бродского о гимне: «Между мировыми войнами была ещё Гражданская. И для красных, и для белых „Прощание славянки“ было своим. Музыка оказалась вечной… Конечно, в этой музыке много тревоги, в ней — вечные междоусобья и распутье России. И её одиночество в мире. Военное происхождение музыки — не суть… Эта музыка внушает нам, что наше Отечество всё же лучше и чище того, что в ней всегда происходило. И, может быть, главное, что звучит в мощном марше, — надежда, единственное и вечное наше спасение, потому что все века мы не живём, а готовимся жить».
«Славянка» не стала гимном России; может быть, до поры (марш теперь является гимном Тамбовской области). Как бы то ни было, похоже, земной путь легендарного марша, прожившего столетие, только начинается. Ни «Славянка», к счастью, не прощается с нами, ни мы с ней. Славяне остаются — «с этим маршем на пыльных губах…»
Русский песенник Матвей Блантер
Теперь словоблудам вольно обзывать его как угодно, даже «придворным композитором Советской власти». Но Государственную Сталинскую премию СССР (второй степени) в 1946 г. Матвей Блантер получил за песни «В путь-дорожку дальнюю», «Под звёздами балканскими», «Моя любимая», «В лесу прифронтовом». Последняя в этом списке была создана осенью 1942-го, той самой, когда началась Сталинградская битва, и кто скажет, что её мелодия и строки Михаила Исаковского не стали частью духа советских людей, перенёсших страшную войну и победивших в ней, тот не наш человек.
С берёз неслышен, невесом,
Слетает жёлтый лист.
Старинный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист.
Вздыхают, жалуясь, басы,
И, словно в забытьи,
Сидят и слушают бойцы —
Товарищи мои.
Это тоже остаётся теперь в нашей национальной памяти, прежде всего в каноническом исполнении победного 1945-го — певца Г. Виноградова и ансамбля Красной Армии под управлением А. В. Александрова. Неотменимые свет и надежда, подаренные народу в песенной — мелической и словесной — красоте:
Пусть свет и радость прежних встреч
Нам светят в трудный час.
А коль придётся в землю лечь,
Так это ж только раз.
Но пусть и смерть в огне, в дыму
Бойца не устрашит,
И что положено кому —
Пусть каждый совершит.
Так что ж, друзья, коль наш черёд,
Да будет сталь крепка!
Пусть наше сердце не замрёт,
Не задрожит рука.
Настал черёд, пришла пора, —
Идём, друзья, идём.
За всё, чем жили мы вчера,
За всё, что завтра ждём.
Мы читаем здесь простые и ясные строки Исаковского, а всё равно слышим песню. Песню Матвея Блантера.
Музыковеды указывают, что новаторскими приемами Блантера-песенника являются «маршевая ритмизация мелодических оборотов, характерных для русского лирического романса, принцип динамизированной повторности, разноладовое мажорно-минорное „окрашивание“ одних и тех же мелодических фрагментов». Но народ слышит песни сердцем, вне аналитики.
Блантер скромно и спокойно замечал: «Успех моих песен я наполовину отношу на счёт соавторов-поэтов. Легче писать музыку, когда располагаешь высококачественным литературным материалом». В самом деле, в литературном вкусе, интуиции композитору не откажешь. Простой факт: текст «Катюши» он взял у Исаковского, когда от этих стихов отказался коллега.
И не случайно к его простым песням обращались не только звёзды эстрады, но и крупнейшие мастера оперной сцены — М. Рейзен, И. Козловский, Е. Образцова. «На всю жизнь осталась в памяти неповторимая, полная необычайного дарования, обладательница замечательного голоса Надежда Андреевна Обухова, — подчёркивал композитор. — Для такой певицы, как Обухова, я, должен сознаться, с удовольствием писал бы всегда. Слушать её было одно наслаждение. И, конечно, я хотел бы выделить незабываемого певца Георгия Павловича Виноградова».
Более 20 песен — как ни с кем другим — Блантер написал на стихи Исаковского. «Удивительно легко было писать на стихи Исаковского, — вспоминал он. — На самые, казалось бы, сложные. И творчески мы сразу понимали друг друга. Вот один из примеров. Встречаю я возле нашего дома, на улице Горького (мы жили с Исаковским тогда всего лишь на разных этажах) Александра Трифоновича Твардовского. Он говорит взволнованно: „Идите скорее к Мише, он написал замечательные стихи. Убеждён, что если вы возьметесь, получится песня, что надо…“ Поднялся я к Исаковскому, и он мне прочитал… „Враги сожгли родную хату, сгубили всю его семью. Куда ж теперь идти солдату, кому нести печаль свою…“ и т. д. А потом как бы даже извинился: „Очевидно, Саша ничего в этом деле не понимает. Здесь слов — целая простыня. В какую же песню все это влезет?“. Однако через час, уже у меня дома Исаковский слушал нашу песню».
Знаменитая «Катюша», написанная на стихи того же Исаковского ещё в 1938 г., обширно зазвучала именно во время войны. Она сразу стала одним из лирических памятников Великой Отечественной, увековеченная, как считают, в том числе в названии знаменитого реактивного оружия. Её распевали на фронтах и в тылу, нередко дополняя народными боевыми куплетами. Её сделали своим гимном бойцы итальянского сопротивления, пели как свою и французские патриоты Сопротивления. В послевоенной жизни песня стала одним из символов СССР и России, визитной карточкой страны, исполняемой, как и «Подмосковные вечера» В. Соловьева-Седого и М. Матусовского, во всех уголках планеты.
В том же 1938-м Блантер сочинил и свой знаменитый «Футбольный марш».
Международная жизнь произведений М. Блантера приобретала порой и характер несанкционированного присвоения. Вальс «В лесу прифронтовом» неизгладимо прописался в душе известного французского шансонье, режиссёра, актёра русского происхождения Сержа Генсбура, который выпустил песню «Zéro pointe vers ́linfini» («Ноль стремится к безконечности») в исполнении своей высокоодаренной дочери Шарлотты Генсбур, тоже известной певицы и актрисы. Искушение было столь велико, что русский француз указал в выходных титрах лишь своё имя. Так песня получила во Франции иное продолжение. Трактовка по-своему красивая, хоть и непривычная для русского сердца, навсегда связавшего этот вальс с Великой Отечественной войной.
Известны вехи становления музыканта. Матвей Исаакович Блантер родился 10 февраля 1903 г. по нов. ст. в южнорусском городке Почеп, принадлежавшем в былые времена время территориям Малороссии (после Переяславской Рады с 1654 г. в составе Левобережной Украины принятом под юрисдикцию России), а ныне находящемся в Брянской области.
Блантер вспоминал: «Когда в начале войны четырнадцатого года в Курск эвакуировалось из Риги музыкальное училище, я был принят туда на фортепианное отделение. Занимался успешно, но понял вскоре, что пианиста из меня не получится. К тому времени у меня оказались достаточно широкие представления о музыке. В Курске часто гастролировали известные музыканты, я не пропускал ни одного концерта, а вместо платы за билеты переворачивал ноты аккомпаниаторам. Весной 1917 г. приехал в Москву, чтобы учиться в консерватории, но по совету друзей выбрал училище филармонического общества, класс скрипки знаменитого А. Я. Могилевского. Но и на этот раз решил, что скрипачом мне не стать. А тут ещё на уроке теории и сольфеджио, посмотрев мой четырехголосный хорал, профессор Н. С. Потоловский спросил меня, четырнадцатилетнего юнца, не пробовал ли я сочинять? Вопрос этот я запомнил и позволил себе роскошь подумать о сочинительстве. Шла Гражданская война, было голодно, за паёк я начал работать концертмейстером в клубе воинской части и получил полный простор для импровизации».