Начинающий полнеть Крис обливался потом, взбираясь по узкой, изрытой дождями тропе. Чтобы помочь ему, Шарлотта взяла его под руку. А ему думалось: «Господи, еще и она вцепилась…» Но он молчал. Впереди, с легкостью мотылька, подымался по крутому склону обвешанный приборами мандур.
Вершина возникла внезапно. Тропа кончилась, приведя на маленькую утоптанную площадку. С краю виднелась хижина, сооруженная из листов жести, перед ней чернело большое, гладко вылизанное ветрами пятно от костра, вокруг несколько головешек. Над этим убогим приютом вздымалась могучая округлая стена кратера с причудливо изглоданными рваными зубцами. Почти до самой вершины густо зеленел травяной ковер, расшитый узором из яванского эдельвейса. Желтые розы, что приживаются на самом твердом камне, разрушая его корнями, жались к стенам жестяной хижины.
По краю кратера уже ничего не росло. Лишь красноватые глыбы затвердевшей лавы, ноздристый серый камень, глубокие зазубрины и расселины — из их беспорядочного нагромождения состоял безупречный по форме венец, парапет вокруг гигантской таинственной воронки, ведущей в глубь земли…
Стоя на площадке, Крис и Шарлотта видели за широкой каменной дугой венца невероятно глубокое небо, и в нем, совсем рядом, почти над самой головой, стремительно мчались прозрачные облака. А на юге, за зеленой полосой суши, тонущей в густой, едва просвечивающей дымке земных испарений, сверкал голубой простор — и не простор даже, целый мир: выпуклый, как на глобусе, Индийский океан, которого не увидел влюбленный юноша Келуд…
Позади последние полсотни метров подъема, и вот они уже на самой вершине, на скалистом венце, над огромным, в полкилометра шириной, отверстием. Двумя крутыми уступами обрываются вглубь стены кратера. Солнце, перешагнув зенит, ярко озаряет одну половину воронки, оставляя другую в густой тени. Резкая граница между светом и тенью делит надвое озеро, зеленоватым кошачьим глазом глядящее со дна кратера. Кажется, будто в озере две воды, не смешивающиеся между собой: светлая, что нехотя впитывает солнечные лучи, которые будоражат ее зеленоватую муть, и матовая — в глубине ее стеклянной неподвижности хранится какая-то тайна.
— Видите отверстия туннелей? — спросил мандур.
Какие туннели? Крис и Шарлотта совсем забыли о них. Ах да, отводы для стока слез!..
— Вон, обратите внимание, у самой границы тени, на светлой стороне, чуть выше поверхности озера, — там первая труба…
Действительно, круглая дыра в стене кратера!
— Вторая, смотрите, вон там, как раз под острым зубцом вершины. А вон третья… Четвертую отсюда не увидим, она под нами, пятую тоже, она скрыта выступом стены. Пять труб на разных уровнях, диаметром три метра каждая. Когда озеро немного поднимается, вода уходит в первую трубу, поднимется выше — действует и вторая, потом третья — просто, не правда ли? Трубы отводят горячую воду в глубокие ущелья.
— Значит, теперь Келуд совсем не опасен? — спросила Шарлотта с оттенком разочарования.
— Да, мадам, — подтвердил яванец. — Тем не менее мы постоянно наблюдаем за озером. Вулканические явления подчиняются определенному ритму. Но не всегда. Вулканы своенравны.
Мандур посмотрел в бинокль на водомерную рейку, записал данные в блокнот и вежливо стоял в стороне, пока гости любовались красотами, открывающимися с высоты. Но восторгу Шарлотты и Криса, казалось, не будет конца.
С трех сторон, вдали и совсем близко, высились шатры вулканов, пологие у подножия и стройные к вершине.
— Смотри, Крис!
— Смотри, Шар!
— А там! А там, смотри!
— А вон еще! Он дымится!
— Это Бромо, — пояснил предупредительный яванец. — Он дымит почти непрерывно. А тот остроконечный, правильный конус мы называем Джувитой. А вот тот, далеко к западу от нас, — Мерапи. Это коварный вулкан. Его извержения довольно часты, и предсказать их очень трудно. Они приносят большие бедствия населению.
— Раскаленная лава? — спросила Шарлотта.
— Нет, Мерапи не выбрасывает лавы. Опасны его горячие газы с примесью пепла, которые быстро скатываются по склонам, они тяжелее воздуха. В них задыхается все живое.
— Какой ужас! — вздрогнула Шарлотта.
— Смотри, Шар! — окликнул Крис. — Пароход!
В голубой дали океана сверкала белая точка.
— Крис, посмотри, что за чудные цветы там на склоне! Как розовая пена. Боже, до чего тут чудесно!
И она продолжала, обернувшись к мандуру:
— Ах, можно нам остаться здесь? Крис, давай останемся! Можно?
— Да, разумеется, — ответил яванец. — В хижине вы найдете котелок, немного рису и два тыквенных сосуда с водой. Желаю вам приятного отдыха.
Они были рады уходу яванца. Теперь их ничто не соединяло с внешним миром. Они стояли на вершине одного из выступов земли, стояли под самым небом, нет, прямо в небе, небо было вокруг, а земля, весь земной шар лежал у них под ногами. Нигде во всем мире нельзя было найти такого совершенного уединения. И только теперь они понимали, зачем плыли через океан, чего искали: настоящего уединения, в котором можно почувствовать себя первыми людьми на земле, Адамом и Евой.
— Шар, — заговорил Крис, держа руку на ее плече. — Жизнь начинается отсюда.
Потом они любовались закатом. Огромный красный диск, скрываясь одной половиной за земным горизонтом, другим своим краем окунулся в океан, по изумрудной глади рассыпались золотые и розовые лучи. Небо над заходящим светилом было багряным, чуть выше оно становилось фиолетовым, еще выше ярко светилось зеленоватой голубизной. На какое-то мгновение оно засияло сразу всеми цветами радуги — там, где крохотным угольком догорело исчезнувшее солнце. И тут же стало быстро темнеть, словно в зрительном зале, когда гасят свет. В наступившей тьме вдруг вспыхнули звезды. Даже нет, не звезды, вспыхнуло само небо — белым, ослепительным светом. Правда, черная бархатная завеса прикрывала это сплошное сияние, но тут и там, и повсюду пробивалось большими и малыми точками струящееся звездное серебро.
Но самое великое чудо было еще впереди. Они принесли из хижины дров, прижимая охапки к груди, как младенцев. Сложили поленья. Крис нащепал лучины… Зажигалка казалась почти святотатством, но не тереть же деревяшки, в самом деле!
Они сидели на голой земле, перед ними в черноте тропической ночи ярко пылала смолистая древесина казуарин. При каждом дуновении ветерка, заслоняя на мгновение сияние звезд, ввысь снопами взмывали большие красные искры. В котелке булькала вода, и Шарлотта палочкой помешивала рис.
— Шар… Я люблю тебя.
— Молчи, милый. Я так счастлива!..
Они сидели у костра, пока он не погас, потом пошли в хижину. Там стоял топчан, грубо сколоченная рама на четырех столбиках, с натянутой буйволиной шкурой. На этом ложе, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться, они уснули, думая о том, что точно так же, наверное, устраивались на ночлег люди пять и десять тысяч лет назад.
На рассвете, дрожа от холода, они умылись остатками воды, поливая друг другу из тыквенного сосуда. Шарлотта хотела причесаться, но Крис торопил ее:
— Скорее, Шар, тут адский холод.
Она спрятала волосы под косынку. Чуть ли не бегом они устремились вниз.
Мандур опять встречал их у порога белого домика.
— Прошу вас, моя жена приготовит вам завтрак.
— Нет спасибо, мы поедем.
— Как угодно. Вам в Джокьякарту?
— Да.
Мандур на минуту задумался.
— Дорога туда проходит у подножия Мерапи. Сегодня ночью Мерапи сильно чихнул…
— Чихнул? Да у вас все горы прямо живые!..
— Мы так говорим. Он выбросил облако газов. Может быть, дело этим и ограничится, а может быть…
— Извержение? — Кристофер и Шарлотта переглянулись. — Это опасно?
— Для вас едва ли, — улыбнулся мандур. — С вашим «кадиллаком»!.. Вы увидите, когда начнет дымиться конус. Впрочем, — добавил он, — если хотите, можете переждать у меня.
— Нет, мы поедем, — сказала Шарлотта. — Боже мой, с нашим «кадиллаком»!
— Смотри, Шар, — заговорил Крис, — может быть, в самом деле лучше остаться.
Слова выражали рыцарское отношение к даме, но в тоне голоса не слышалось тревоги.
— Нет, мы поедем, — решила Шарлотта. — Спасибо за гостеприимство!
Она подала мандуру руку.
Сидя за рулем, Крис то и дело оглядывался на молчаливый конус Мерапи. Мандур говорил, что дорога должна пройти у подножия вулкана, однако они ехали уже около часа, дорога, перестав петлять, привела их к нижним предгорьям с зеленеющими рисовыми полями, а Мерапи все еще оставался сзади.
— Куда мы едем, Крис? Я хочу в гостиницу.
— Я тоже. Сам не пойму, куда мы попали. Не помню этой дороги.
— Крис, мы заблудились. После спуска надо было повернуть налево, а ты повернул направо.
— Поворота налево не было.
— Был…
— Поворота налево не было, я все время ехал, куда вела дорога.
— Крис, ты споришь с фактами.
— Если кто и спорит, так только ты, Шар.
— Ты и вчера спорил, и вместо кофейной плантации мы попали в жерло вулкана.
— Ты жалеешь об этом?
— Нет, но я хочу иногда попадать и туда, куда мы направляемся.
А «кадиллак» все катил и катил по отличному шоссе со скоростью шестьдесят миль в час.
— Крис, давай лучше вернемся. Мы едем явно не туда. Ты посмотри, дорога опять пошла в гору.
Крис остановил машину, достал карту острова. Зеленое поле было сплошь исчерчено красными линиями дорог. Разобраться в их лабиринте было невозможно.
— Хорошо, вернемся, — и Крис стал разворачивать машину.
Теперь Мерапи маячил у них впереди, высокий зеленеющий конус, ярко освещенный солнцем. Напоенный пряными ароматами воздух, теплый и как будто густой, встречным потоком переваливался через ветровое стекло и теребил локоны Шарлотты, выбившиеся из-под косынки.
Вдруг Крис уловил запах гари. Он внимательно прислушался к звуку двигателя, взглянул на масляный манометр. Все как будто в порядке, но запах гари усиливался. Вот и Шарлотта тянет носом, вопросительно глядя на Криса. Он снова остановил машину, вылез, поднял капот. Двигатель работал нормально. Крис сунул в рот сигарету, прикурил. Они тронулись дальше.