«С этого можно начать, Лексингтон, – одобрительно отозвался голос, и я позволила себе расслабиться. Отпустила его, лишь на мгновение. – Да, Лексингтон, я охотно возьмусь за дело».
Как же здорово не бороться с голосом. Я устала от этих сражений, от стремления быть сильной, нормальной… исцелившейся. Чем дольше я жила без Дейзи, тем легче голосу удавалось проникать в мои мысли.
Убедившись, что в коридоре пусто, я направилась в частную гостиную двумя этажами ниже. Чтобы немного побыть одной и взять себя в руки перед возвращением в общежитие. А там, в окружении друзей, вновь вести себя как ни в чем не бывало. Но только я хотела войти, как из двери выскочил парень и помчался по коридору. Стук тяжелых черных ботинок по стерильному кафельному полу эхом разносился вокруг. Я пристально смотрела ему вслед.
И когда поняла, кто передо мной, пульс сам собой участился. Одежда черного цвета, татуировки, пирсинг, черные тоннели в ушах и темные, почти черные волосы.
«Остин Карилло».
Как только Остин исчез из виду, из гостиной вышел папа, одетый в длинный белый халат, и я вздрогнула. Повернувшись туда, где скрылся Остин, он принялся вглядываться в длинный, почти безлюдный коридор.
Меня он пока не заметил. А я стояла чуть в стороне, наблюдая за происходящим, слишком озабоченная поспешным бегством Остина. С сожалением покачав головой, папа повернулся, чтобы закрыть дверь гостиной, и наконец взглянул в мою сторону.
И удивленно изогнул брови.
– Лекси? – проговорил он; кажется, я застала его врасплох.
За последние пару месяцев я почти не видела родителей. Папа всегда был занят с пациентами, мама с головой погрузилась в швейный бизнес, а я училась.
– Привет, папочка! – радостно воскликнула я, подходя ближе. – Я не знала, что ты сегодня будешь здесь.
Папа наклонился и поцеловал меня в щеку.
– Я тоже не ждал тебя, милая, – произнес он и вновь нервно оглядел коридор.
– Я была с доктором Лундом. Пришлось перенести встречу, потому что скоро у меня игра на выезде.
Услышав ответ, папа опустил глаза и тяжело вздохнул.
– И как все прошло?
Спрятав ладони в длинных рукавах свитера, я пожала плечами.
– Полагаю, нормально.
Папа подошел ко мне ближе и заговорил тише.
– Точно все хорошо? Кажется, ты немного похудела.
Я ощутила раздражение.
– Я в порядке! И почему вы все решили, что я не справляюсь? У меня все хорошо! Так что просто оставьте меня в покое! – резко бросила я.
А потом услышала притаившийся внутри голос.
«Но ты ведь не справляешься, Лексингтон, правда? Ты медленно возвращаешься ко мне. Ты и сама этого хочешь. И я желаю быть рядом. Я по тебе скучаю…»
– Лекси? – с грустью прошептал папа, и я, вскинув голову, перебила его, пока он не сказал что-нибудь еще. Я уже и так наслушалась.
– Ты беседовал там с Остином Карилло? – выпалила я, чтобы сменить тему, и указала на гостиную.
Смена темы – лучшее средство страдающего анорексией.
Папа переступил с ноги на ногу, лицо его покраснело. Значит, я не ошиблась.
– Врачебная тайна, Лекси. Ты же знаешь, я ничего не могу тебе сказать.
Я кивнула и еще раз задумчиво осмотрела коридор.
Папа откашлялся.
– Лекси, ты знаешь Остина Карилло? Прежде ты никогда о нем не упоминала, – осторожно проговорил он.
Мне хотелось закатить глаза. Все дело в том, что он принадлежал к Холмчим. Но сомневаюсь, что Остин настолько плох, как казался. По крайней мере, тогда, в летнем домике, он вел себя прилично. Я даже в какой-то степени поверила, что в ту ночь видела его настоящим.
– Лишь по группе поддержки, – ответила я. – Он играет за «Тайд». Ресивер. Но я плохо его знаю.
Папа шумно выдохнул, с облегчением, как мне показалось, и потер лоб рукой. Он выглядел напряженным. Я потянула его за рукав белого халата и одарила гордой улыбкой. Из него вышел необыкновенный врач. Папа очень заботился о своих пациентах. Да и человеком был потрясающим. Доктор Максвелл Харт являлся главным онкологом округа Таскалуса и снискал себе славу благодаря состраданию и доброте к людям из всех слоев общества. Он добровольно работал в бесплатных клиниках, облегчая боль тем, кто не получил медицинской страховки. И просто ездил по больницам, помогая, где сможет.
Внутри все сжалось от внезапного страха. Папа – онколог. А значит… О нет! Получается, кто-то в семье Карилло болен раком.
– Кто же? – прошептала я, и горло сдавило от сочувствия.
Я посмотрела на папу.
– Ты о чем? – растерянно спросил он.
– Кто в семье Остина болен? У кого рак? – В голосе появились панические нотки. Почему-то узнав, что в семье Карилло есть больной, я смогла немного лучше понять его поведение и даже выбор образа жизни. Неужели брат Остина продавал наркотики, чтобы оплачивать медицинские счета? Не потому ли он так угрожал мне, заставляя молчать?
Папа задумчиво посмотрел на меня. Я знала, что он удивился моему интересу. Но лишь отмахнулась от его беспокойства и сделала жест рукой, побуждая ответить.
Папа вздохнул, сдаваясь.
– Я не его врач, Лекси. Он приходил к Мартину Смоллу, главному неврологу больницы. Но Мартину срочно пришлось ехать на другой конец города, и он попросил сообщить Остину кое-какие… новости.
Я кивнула, призывая продолжать, но он покачал головой и положил ладонь мне на плечо. От этого жеста я застыла, и папа быстро отдернул руку.
– Я больше ничего не могу сказать, милая. Черт, я и так уже преступил границы этического кодекса. Давай оставим эту тему.
Я примиряюще улыбнулась ему и кивнула. Но думала лишь о том, что Остин о чем-то говорил с неврологом. Черт возьми, что могло случиться?
– Ладно, милая, перед тем как ехать домой, мне нужно проверить еще нескольких пациентов. Это надолго. Приезжай как-нибудь на ужин. Мама по тебе скучает.
– Конечно, папочка, – проговорила я и, помахав на прощание рукой, не спеша зашагала в противоположном направлении. Как раз туда, где исчез Карилло.
Оглянувшись через плечо, я заметила, что папа уже скрылся из виду. Поэтому, пригнув голову, опрометью бросилась вперед, пытаясь следовать за Остином. Осмотрев все закоулки и комнаты, я добралась до конца резко обрывавшегося коридора. Осталась лишь одна дверь, ведущая в садовое убежище. Сад этот создали сами пациенты, чтобы иметь личное пространство, где можно уединиться и подумать… смириться с плохими новостями. Мне стоило бы догадаться. Когда мы с Дейзи, будучи подростками, лежали в больнице, то частенько торчали здесь по ночам.
Прижав руку к деревянной поверхности двери, я склонила голову и прочитала табличку на стене.
«В саду ты ближе к сердцу Бога, чем где-либо еще на Земле. Дороти Герни».
Мысли, споря друг с другом, роились в голове.
Наверное, мне не стоило мешать. Но, похоже, Остин был совсем один. А если он расстроен, не нужно бросать его в одиночестве, правда?
Пять минут спустя упрямое любопытство заставило меня повернуть ручку двери, и я оказалась в зеленом убежище, к счастью, пустом.
Крошечный безупречный оазис в пустыне боли.
У меня перехватило дыхание, я упивалась красотой сада. А потом из-за фонтана с херувимами, словно прекрасный темный падший ангел, возник Остин. Он опустился на маленькую белую металлическую скамейку под яблоней, и, обхватив голову руками, стал раскачиваться взад-вперед.
У меня перехватило дыхание.
Остин Карилло плакал. Прерывисто, мучительно. Я в жизни не видела более душераздирающего зрелища.
Переминаясь с ноги на ногу, я взглянула в усыпанное звездами небо. Казалось так легко поверить, что в этом ботаническом убежище мы оказались в другом мире, полном восхитительных чудес. Как будто бы через шкаф проникли в Нарнию[24], волшебное место, где не было места тьме.
В страну без страданий, в которой царил лишь мир.
Но Остин испытывал боль. И, судя по всему, она разрывала его изнутри.
В ночном воздухе не ощущалось даже дуновения ветра. Мы с Остином, двое самозванцев, оказались в рукотворном Эдемском саду, под маленьким лоскутиком небес.
И парень выглядел таким сломленным, что, помоги мне Господи, я просто не могла его бросить, даже если так и следовало поступить.
В последние несколько недель все шло не по плану. Молли с Роумом начали встречаться, и нам с Остином приходилось проводить в обществе друг друга больше времени, чем хотелось бы. И в такие моменты мы изображали вежливость. Мы беззаботно отрывались в клубах и на вечеринках с друзьями, даже притворялись приятелями. Остин оказался прекрасным актером, как и я. Никто из друзей даже не подозревал о существующей между нами неприязни. На самом же деле наши отношения были холоднее арктической зимы.
И это меня печалило, ведь он мне вроде как нравился. В последнее время бывали моменты, когда мне просто хотелось сдаться. Я вспоминала летний домик и то, как Остин защищал меня от полицейских. И прижимал к себе, когда мы лежали на жестком деревянном полу, обсуждая звезды. Но потом в памяти всплывали Холмчие, его брат Аксель и предупреждение Остина. И я вновь заползала в свою скорлупу… обратно к тишине и уединению.
Вздохнув, я заставила ноги двигаться вперед. Подошла к скамейке, на которой сидел Остин. И тихо присела рядом, натянув на ладони рукава черного свитера. Я всегда так делала, когда нервничала. Остин не ощутил моего присутствия. Погруженный в свою боль, не услышал едва слышного скрипа скамьи.
Он вновь всхлипнул, и я положила руку ему на спину… Мне хотелось к нему прикоснуться. Я поступила неправильно, когда явилась сюда незваной… Но я ощутила потребность. Что-то внутри подталкивало меня его поддержать. Остин казался сильным, принадлежал к опасной банде, а в прошлом его было полно тьмы, но под броней из татуировок я чувствовала его чистую душу, которая сейчас страдала.
Ощутив прикосновение, Остин вскочил со скамьи, развернулся ко мне лицом и сжал кулаки, приготовившись нанести удар. Из рукавов облегающей черной футболки выглядывали покрытые татуировками руки.