рошлом.
Остин фыркнул и отвел взгляд, уставившись на фонтан. Кажется, его привлек каменный херувим, держащий вазу, из которой лилась вода.
– А ты? Почему ты здесь, Остин?
Вместо ответа Остин протянул руку и сунул под струю покрытые татуировками пальцы. И натянуто улыбнулся.
– Почему на фонтанах всегда куча пузатых карапузов? И непременно голых.
«Пузатые карапузы. Слышишь, Лексингтон? Остин замечает, что люди толстые. В конце концов, он спортсмен. И, в отличие от тебя, идеально сложен. Думаешь, сейчас, во время объятий, он не думал о том же самом? Не гадал, почему Лексингтон Харт такая толстая?»
– Эй! Лекси! – Остин коснулся моей руки, заставив вернуться в настоящее. И нахмурил темные брови. – Зачем ты так делаешь? – спросил он.
Во мне поднялась тревога.
– Что именно?
– Отключаешься. Замираешь на какое-то время и смотришь в пустоту.
Я не ответила. Вместо этого спокойно поймала его взгляд и спросила:
– Зачем ты здесь, Остин? И почему такой сломленный?
Остин тяжело сглотнул; я видела, как дернулся кадык под набитым на шее расправившим крылья голубем.
Кровь заледенела у меня в жилах.
Голубь.
Я вновь вернулась в тот день, когда меня против воли упекли в больницу. Но тут же выкинула эти мысли из головы.
Остин наклонился вперед, согнул ноги в коленях и обхватил их руками, будто создавая себе некую защиту. Пристально глядя в землю, он пробормотал:
– Мама на пятом этаже. Ее положили сегодня вечером.
– Остин… – Я попыталась что-то сказать, но он словно отгородился кирпичной стеной. Ему явно не хотелось моего сочувствия. Слишком много в нем было гордости.
Погруженный в свои мысли Остин не отрывал взгляда от земли.
– Какой-то доктор в белом халате просто оттащил меня от маминой постели, отвел в чертову гостиную и сообщил, что жить ей осталось всего несколько месяцев. Месяцев, Лекси. Она не сможет увидеть, как я попаду в НФЛ.
Я ощутила, как глаза мои наполнились слезами. Остин тоже плакал.
– Я не могу заставить себя туда вернуться. Подняться на гребаном лифте и, глядя на лежащую в постели маму, пытаться быть сильным и улыбаться. И при этом знать, что меньше чем через год ее не станет. – Остин взглянул на меня так, словно я знала все ответы и нашла бы, что ему сказать. – И что же мне делать, Лекси? Как, черт возьми, заботиться о маме, учиться и играть в футбол, да еще и разбираться с кретином-братом?
– А что с твоей мамой? – осторожно спросила я.
Хотя и сомневалась, что он тут же примется рассказывать.
– БАС, – проговорил он. Я понятия не имела, о чем речь. Наверное, Остин прочитал это на моем лице. – Болезнь Лу Герига. Заболевание двигательных нейронов, Лекси. Ее нервы ни к черту. Она больше не может ходить, едва говорит. Скоро даже не сумеет поднять руки. А потом перестанет глотать. Но хочешь знать, что здесь самое гадкое? – Голос его звучал почти безжизненно. Я закрыла глаза. – Что разум ее не затронут. Ничуть. Она мыслит, как и прежде, но тело ее отключается. Представь, когда хочется что-то сказать, но не удается пошевелить губами, есть желание танцевать, но невозможно поднять ноги. Она в тюрьме, в гребаной тюрьме собственного тела. А мне остается лишь за этим наблюдать. Просто охрененно, а?
Встав на колени, я подвинулась к Остину и уселась на землю, привалившись к скамье рядом с ним. Он безвольно уронил руку. У меня не нашлось слов, чтобы его утешить, так что я просто обхватила указательный палец Остина своим в знак поддержки. Краем глаза я заметила, как в ответ на мое прикосновение он повернул голову, но сама не стала на него смотреть.
Я и так сделала огромный шаг.
Каким-то необъяснимым образом я понимала, что продвинулась вперед.
Кто бы мог подумать, что Остин Карилло поможет мне на пути к выздоровлению?
– Прости, что вел себя, как гребаный мудак. Но ты все время застаешь меня не в лучшие моменты, – нарушив неловкость, проговорил Остин.
Я очень удивилась, услышав столь резкие слова.
И, непроизвольно рассмеявшись, покачала головой.
– Все в порядке. Ты вовсе не… гребаный мудак.
Остин улыбнулся, и сердце, кажется, подпрыгнуло внутри. Я чуть не прижала руку к груди, опасаясь сердечного приступа. Это ощущение потрясло меня. Подобного я прежде не испытывала… И эта прекрасная улыбка…
– Да нет, я такой. Но ты отлично умеешь хранить секреты, так что, полагаю, это не столь важно.
– Остин? – нервно спросила я.
– М-м-м?
– Доктор, что говорил с тобой…
Остин чуть повернулся, чтобы взглянуть на меня; наши пальцы по-прежнему сплетались друг с другом.
– А что с ним?
– Он мой отец.
Остин стиснул зубы и отвернулся.
– Черт.
– Он ничего не скажет. Просто не сможет. Я видела, как ты выбежал из гостиной. А он даже не знает, что я последовала за тобой, – проговорила я, защищая профессионализм отца.
Прищурившись, Остин взглянул на меня.
– А как он воспринял тот факт, что мы знакомы?
Покраснев, я хотела что-то сказать, но так и не издала ни звука.
Остин приподнял проколотую бровь.
– Настолько хорошо?
Я непроизвольно хохотнула, но тут же прикрыла рот рукой. Здесь, в этом саду, смех казался каким-то неправильным. Хотя, как ни странно, смеяться с Остином было легко.
Остин тоже улыбнулся.
– Не парься. Я понимаю, что бывший Холмчий не возглавит список одобренных друзей.
Я тут же нахмурилась.
– Почему ты судишь себя лишь по банде, к которой когда-то принадлежал?
Остин пристально посмотрел на меня.
– Потому что люди видят лишь то, что на поверхности. Они не заглядывают внутрь. – Он указал пальцем на татуировку в виде звезды на левой скуле, а затем на слово «Холмчий» на шее.
– Ты мог бы свести их лазером, – предложила я.
Остин откинул голову назад и расхохотался. Я нахмурилась. Он резко оборвал смех.
– Нет, не могу, Лекс.
– Но…
– Лекси. Я не могу их убрать. Это так не работает, – поняв, что я не стану настаивать, пояснил он.
Остин отвел взгляд, явно раздумывая о темных моментах прошлого, и я вздохнула.
– Ну, а я вижу больше. Гораздо больше. Парня, который практически в одиночку заботился о маме. Но сломался, потому что она заболела. Того, кто выбрался из безнадежной ситуации и стремится найти верный путь, – тихо прошептала я.
Остин ничего не ответил, и я трусливо опустила глаза.
Он медленно встал, и я, подняв голову, заметила, что взгляд его устремлен на дверь. Но Остин пока не двигался.
– Нужно пожелать маме спокойной ночи, – тихо сказал он.
– Ладно. Надеюсь, ей лучше, – проговорила я, но даже не пошевелилась. Мне хотелось подождать здесь, пока он не уйдет. Вечер выдался довольно напряженным.
Но Остин по-прежнему стоял на месте, будто ноги его вросли в землю.
– Ост…
– Хочешь подняться со мной? – внезапно спросил он, и я чуть не свалилась от потрясения.
Я нахмурилась. Не дождавшись ответа, Остин выжидающе повернулся ко мне.
– Хочешь, чтобы я пошла с тобой? – с сомнением проговорила я.
– Я ведь так и сказал, правда? – резко бросил он и нервно потер кончик носа.
Сейчас Остину не хотелось оставаться одному, хотя, признаваясь в этом, он испытывал смущение.
Когда я встала, внутри разлилось тепло. Остин ждал меня. Большой, грозный Остин… хотел, чтоб я осталась рядом с ним.
Когда я подошла ближе, Остин сунул руки в карманы и указал подбородком в сторону двери. Я молча последовала за ним.
Остин молчал, пока мы поднимались в лифте, но ни на шаг от меня не отходил. Я чувствовала свежий запах его одеколона, ощущала исходившее от кожи тепло. Стояла полная тишина.
Тишина, и ничего более.
Сидящий внутри меня голос уже какое-то время молчал. Впервые за несколько дней я смогла хоть немного передохнуть от беспрестанных соблазнов и насмешек.
Звонок лифта заставил меня подпрыгнуть. Тяжелые стальные двери открылись на нужном этаже. И я вышла в коридор… одна.
Двери начали закрываться. Я сунула между ними руки, побуждая вновь открыться. И увидела, что Остин так и не двинулся с места. Во второй раз за сегодняшний вечер я ощутила, как при виде его заныло сердце.
Шагнув обратно в лифт, я осторожно протянула руку и коснулась плеча Остина. И ощутила на себе взгляд его темных глаз.
– Ты в порядке? – успокаивающе спросила я.
Откашлявшись, он кивнул. Я ободряюще улыбнулась. Выйдя из лифта, мы двинулись по коридору и остановились перед закрытой дверью.
Остин не спешил ее открывать.
Он опустил голову, сжал пальцами переносицу.
– Какого черта со мной творится?
Я нерешительно стиснула руки, но в конце концов осмелилась коснуться ладонью спины Остина.
– Ты расстроен. Учитывая случившееся, это совершенно нормально.
Подняв голову, он помотал ею из стороны в сторону и взглянул на меня из-под длинных темных ресниц. От читавшейся на лице благодарности у меня перехватило дыхание.
– Спасибо, Лекс.
Погладив его по спине, я отступила назад. Остин медленно открыл дверь. На узкой больничной койке лежала красивая женщина. При виде ее у меня упало сердце.
Мама Остина.
– Ciao. Stai bene, Mamma?[25] – проговорил Остин по-итальянски, и я изумленно распахнула глаза. Я и не знала, что он говорит на этом языке. Он только что раскрыл мне еще одну тайну.
– Sto bene… mio caro[26], – мягко прошептала миссис Карилло, не сводя с меня пристального взгляда.
Я же не двигалась, зачарованно наблюдая за Остином. Для мамы он явно был красавцем. Да и я начинала склоняться к этой мысли. И точка.
Остин подошел к миссис Карилло и поцеловал в макушку. Она подняла слабую руку и коснулась плеча Остина.
– Austin… chi è?[27]
Остин посмотрел на дверь… на меня, все еще застывшую на пороге. Я вторглась в его личную жизнь, но просто не могла отвести взгляд. Я ожидала, что он разозлится. Но Остин лишь застенчиво улыбнулся.