– Расскажи, что ты любила в детстве?
– Сестру, – не колеблясь говорю я. – Мы с ней вдвоем создали свой собственный маленький мир – мир, полный волшебства и красоты.
– М-м. – Хавьер чуть сдвигает ладонь на моей руке.
– Что за волшебство?
– У нас был чудодейственный напиток – «Маунтин дью». Слышал про такой?
Хавьер кивает.
– На кухне жили феи и русалки. Они перекладывали вещи, сводя с ума взрослых.
– Как здорово, – комментирует он.
– То, о чем я рассказала, да, – уточняю я.
– А твоя сестра… какая она была?
– Дивно красивая. Не просто миленькая, а именно дивно, восхитительно красивая. От нее постоянно исходило изумительное яркое сияние. Все ее любили, но так сильно, как я, – никто.
Хавьер подносит мою руку к губам, целует костяшки пальцев.
– Наверно, ты очень по ней скучаешь.
Кивнув, я отнимаю у него свою руку – якобы хочу снова приняться за еду.
– Твоя очередь. Что ты любил в детстве?
– Книги, – смеется он. – Я больше всего на свете любил читать. Отец злился, говорил: «Хавьер, иди побегай! Поиграй с другими ребятами. Иди на улицу». – Он приподнимает плечо. – А я хотел одного: лежать в траве и думать про другие миры, про другие уголки земли.
– Что ты читал?
– Все, что удавалось найти… – Он с шипением втягивает в себя воздух и размахивает рукой, перечисляя: – Приключенческую литературу, детективы, про привидения. И так далее.
– И ты до сих пор любишь читать, да?
– А ты нет?
– Люблю. Но только так, чтобы не сильно мозг загружать. Мне нравятся книги, которые позволяют отвлечься от обыденности, как телевидение или кино.
– Например?
Морща лоб, я беру свой телефон и листаю список книг в своей «читалке».
– Ну, за последние месяцы я прочитала два исторических любовных романа, детектив одной женщины, которая мне нравится как автор: я всегда могу быть уверена, что не встречу в ее книгах очень уж жутких подробностей. И еще мемуары одного шеф-повара.
– Любовные романы? Ты ищешь любви, gatita?[26]
– Нет, – решительно отвечаю я. – Страсть разрушила жизнь моих родных. Я взяла себе за правило не ввязываться в такие отношения.
– Любовь не всегда разрушительна, – тихо произносит Хавьер, пальцем поглаживая мой подбородок. – Иногда любовь созидает.
Необычные нотки в его голосе – обещание, едва заметно мерцающее на горизонте, настолько слабо, что я скорее угадываю его, чем вижу, – застают меня врасплох. Испугавшись, я начинаю с жаром возражать:
– Назови хотя бы один случай, когда любовь не разрушила то, что создала. – Хавьер разведен, другой женщины у него, судя по всему, нет. – В твоей жизни, – добавляю я.
Кивнув, он вытягивается поперек кровати передо мной, лежит довольно близко, почти касаясь моих коленей. Я могла бы взять его за плечи, за голову, но я этого не делаю. Сижу, сложив руки на груди, в одной держу бокал с вином.
– Когда мне было семнадцать, в нашем квартале появилась одна девушка. У нее были потрясающие волосы – шелковистые, с блеском, и красивые лодыжки. Я не решался заговорить с ней. Но однажды мы с ней столкнулись в библиотеке, у одного стеллажа. Она искала ту же книгу, что и я.
Сбоку ему на лицо падает прядь волос. Мне аж до боли в руке хочется убрать ее назад, но я не поддаюсь искушению.
– Что за книга?
– «Сияние» Стивена Кинга, – отвечает он, улыбаясь мне. – А ты думала «Дон Кихот», да?
– Может быть, – с улыбкой говорю я.
– Мы много времени проводили вместе – читали, обсуждали книги. А вскоре познали друг друга. Причем оба оказались девственниками.
Что-то щелкает в моей груди, и я вспоминаю себя в семнадцать лет, свой первый сексуальный опыт – с парнем, с которым я работала в «Орандж Джулиус». С Джеймсом. Как же я его любила!
– С ней, – продолжает Хавьер, – я узнал, что секс – это легко и приятно.
Видимо, что-то в моем лице выдало меня, потому что он спрашивает:
– А тебе кто преподал первый урок?
– Забавно. Я как раз подумала про него. Один парень из нашей школы.
– Вот видишь? Любовь тебя нашла.
– И сердце мне разбила.
– Все правильно. – Он пожимает плечами. – Мне тоже. Но ты не умираешь. Просто… начинаешь заново. – Он кладет руку мне на бедро.
Я отпиваю глоток вина, чувствуя, как между нами вьется нечто зазывное. Опасное и прекрасное.
– Сколько раз?
– Сколько жизнь позволит.
Мое сердце пронзает острая боль.
– Я не влюбляюсь, – качаю я головой.
Хавьер кривит губы в усмешке. Пальцами касается моего колена.
– В меня ты уже немного влюбилась.
– А вот и нет, – улыбаюсь я.
– Ну-ну. – Ладонью он ведет вниз по моей голени, обхватывает пятку, потом ступню. Интересно, мои лодыжки он тоже считает красивыми? – мелькает у меня. – Сколько раз ты влюблялась, Кит?
– Один.
– Сколько лет тебе было?
– Уфф, – раздраженно выдыхаю я. – Опять тот же вопрос. Семнадцать.
– Семнадцать, – повторяет Хавьер. – Семнадцать – серьезный, роскошный возраст.
Я вспоминаю, как мы с Джеймсом в той пустой квартире предавались любовным утехам, смеялись и ели. Вспоминаю его длинные ноги, как он целовал меня, всюду.
– Да, – шепотом соглашаюсь я.
На мне – рубашка Хавьера, которую я надела, чтобы не сидеть голой. Он расстегивает на ней одну пуговицу, и я не возражаю.
– Как его звали?
– Джеймс.
Хавьер расстегивает еще две пуговицы, его ладонь ныряет в ворот, поглаживает ложбинку между моими грудями.
– Ты сильно страдала?
Я киваю и тут же забываю про свою юношескую боль, потому как он, расстегнув еще две пуговицы, обнажает мои груди. И меня мгновенно охватывает сладостная нега, каждая клеточка моего существа жаждет его прикосновения.
– Может, ты все-таки сумеешь забыть его по прошествии стольких лет, хм-м?
Меня завораживает его восхищенный взгляд, которым он смотрит на меня из-под приопущенных отяжелевших век, ладонью поглаживая мои плечи, ложбинку меж грудей. Пальцы его стелятся, как пух, касаясь округлостей, сосков, живота, снова перемещаясь наверх.
– Может быть, – шепчу я. А потом он сменяет руки губами, и я пропала.
Ураган на пике своей мощи. Мы надеваем купальные костюмы и спускаемся в крытый бассейн. Уже очень поздно, безлюдный бассейн встречает нас в своем голубом великолепии. Мы резвимся, как дельфины, ныряем, плещемся, потом оба, не сговариваясь, переходим на традиционный кроль, плавая от стенки до стенки, туда-обратно. Мне хочется, чтобы вода полностью обволакивала мое тело, и я снимаю купальник. Хавьер, улыбаясь, следует моему примеру. Если кто-нибудь войдет, мы услышим.
Обнаженные, мы продолжаем наматывать круги под оком ночи, расплывающейся за залитыми дождем окнами. На улице свистит и воет ветер, а в закрытом бассейне тепло и безопасно.
Наплававшись вволю, мы обматываемся полотенцами и идем в сауну.
– Божественно! – восклицаю я.
Сухой жар раскрывает поры на моем теле, волнами прокатывается по моим грудям, коленкам, носу.
– Я хотела бы иметь в своем доме такой вот бассейн, где можно было бы поплавать в любое время, когда пожелаешь.
– М-м. В моем доме в Мадриде есть сауна и паровой душ.
– Роскошь и баловство. – Я приоткрываю один глаз. Хавьер сидит, прислонившись к стене – руки расслаблены, ладони покоятся на бедрах. Тело у него крепкое, стройное, в поясе чуть более плотное, чем нужно, что, как ни странно, меня возбуждает. Так и хочется снова забраться на него. Но я закрываю глаза и говорю:
– Ты, наверно, богатый человек.
– Не бедный, – подтверждает он. – Ты, наверно, тоже… ты ведь врач.
– Да, я неплохо зарабатываю. Цены на жилье в Калифорнии заоблачные, но, в принципе, на жизнь хватает. – Я чуть покашливаю, вдыхая горячий воздух. – Маме купила квартиру в доме на побережье, себе – маленький домик. Семь минут пешком, и я на пляже.
– Чудесно.
– Ты живешь в старинном доме? – спрашиваю я. – В моем представлении Мадрид – средневековый город.
– Дом старинный, но внутри – современный. Кухня, ванные, окна. Мне нравится, когда много света.
– Мой дом – старинный. В миссионерском стиле[27].
– Испанский, – одобрительно произносит Хавьер. Я улыбаюсь.
– Да. Дом, где прошло наше детство, тоже был испанский, весь облицован плиткой в стиле ар-деко.
– Вот даже как. Ар-деко мне нравится.
Голос у него лиричный, мягкий. Меня пробирает дрожь, и я снова открываю глаза.
Хавьер смотрит на меня – на мои плечи, бедра.
– Пожалуй, пора вернуться в твой номер, м-м? – предлагает он.
Глава 18Мари
На следующий день жарко и влажно. Из-за того, что я мало спала, настроение у меня ворчливое. В Сапфировом Доме духота не выветривается даже после того, как я открываю все окна, и в своем блокноте я помечаю, что надо бы выяснить, в какую сумму обойдется установка кондиционеров. Мне противна идея отгородиться от океана, но с учетом глобального потепления кто знает, что нас ждет в ближайшие тридцать-сорок лет?
Сегодняшний день я посвящаю буфетной, описывая предметы посуды на полках – их предназначение, стиль, в котором они изготовлены. Я всегда провожу инвентаризацию вещей в домах, которые приобретаю на продажу, прежде чем пригласить в них кого-то еще. Работа эта кропотливая, но она дает возможность прочувствовать сам дом, узнать, «чем он дышит», перед тем как я приступлю к капитальному ремонту, начну двигать стены и разбирать его на части. Как ни странно, но мне кажется, что это мой долг перед домом, что я обязана отдать дань уважения ему и его прежним владельцам.
С точки зрения психологии объяснение этому лежит на поверхности. Землетрясение разрушило наш чудесный старинный дом в испанском стиле – дом, ресторан, надворные постройки и все, что в них находилось. После с мамой и Кит мы несколько недель рыскали по берегу, пытаясь найти вещи, которые еще можно было спасти. Нашли мы не много: кое-что из одежды, кое-какую помятую и побитую кухонную утварь. То, что до конца не уничтожило землетрясение, довершили море, дожди, солнце и ветер.