Меня бросает в холод, потом в жар. Сердце колотится как бешеное.
Она воссоздала фантазию о Тофино.
Когда нам с ней было десять-одиннадцать лет, отношения между родителями особенно сильно испортились, и мы с Джози придумали семью, которая жила в Британской Колумбии. По телевизору мы видели передачу о Тофино, городке на западном побережье острова Ванкувер, где в январе бывают огромные волны, и нам троим – включая Дилана – безумно нравилась идея поехать туда. В нашей придуманной семье мама была учителем и тренером по плаванию, а папа работал в Офисе[29] (как в сериале). Каждое лето всей семьей они на машине ездили на побережье, распевали песни, питались в кафе. У них был жилой автоприцеп, все любили серфинг и всегда вместе катались на волнах, куда бы они ни поехали.
Это наша настоящая семья, говорили мы. А в «Эдеме» мы живем потому, что наши родители секретные агенты и находятся на задании. Как только они его выполнят, сразу вернутся за нами.
Семья Джози – Мари – олицетворение той, что мы придумали.
Во мне закипает гнев. Моя сестра была наркоманкой и алкоголичкой, обокрала меня, оставила ни с чем, причем в ту пору, когда я жила впроголодь. Как этой неудачнице удалось приземлиться на ноги, да еще с таким успехом? В то время как я…
Что я?
Я одинока. Живу одна. Ни семьи. Ни детей. Ни мужа.
Я отскакиваю от стола и бесцельно кружу по комнате, подгоняемая новой волной ярости. Мне хочется визжать, швырять и крушить вещи. Джози заставила нас поверить в то, что она погибла. А сама жива и здорова. Процветает. Еще как!
Злость бурлит и клокочет во мне. Кажется, я сейчас взорвусь.
Возьми себя в руки.
Я рывком раздвигаю балконную дверь и, ступив под открытое небо, крепко хватаюсь за перила. Делаю глубокий вдох, втягивая в себя запахи моря и города, влажной зелени и выхлопов. Закрыв глаза, я протяжно выдыхаю.
Ярость понемногу утихает, оставляя после себя жгучее желание зарыдать, но это я тоже осознаю и не даю воли слезам. Распахнув глаза, сосредоточиваюсь на открывшейся взору панораме, бесстрастным взглядом подмечаю, как сверкают стекла машин, едущих по длинному мосту Харбор-бридж, как плывет под ним баржа. На улицах подо мной снуют пешеходы, маленькие человечки в кукольной одежде.
А я что же, хотела бы найти ее в плачевном состоянии? Я желаю ей зла? Почему я в бешенстве оттого, что у нее чудесная семья?
Не знаю. Но я в бешенстве.
Смахнув с ресниц слезы, я сажусь за компьютер и снова вывожу на экран фото ее семьи. У нее есть дети. Мои племянники. Мамины внуки. Сама она выглядит здоровой. Счастливой.
Возбужденная, я возвращаюсь на страницу с результатами поиска и вижу видеорепортаж из программы местных новостей, снятый буквально вчера. Со страхом запускаю его.
И вот она – Джози, дает интервью в холле красивого дома. Слезы застят мне глаза и текут по лицу, не спрашивая моего разрешения. Я включаю звук и слышу давно забытый голос сестры – немного трескучий, теперь с намеком на акцент: выговор не совсем новозеландский, но уже и не американский. Голос Джози меня обжигает, но я внимательно смотрю видео, не в силах оторвать от нее глаз. Она ведет репортера по дому, расхваливая его деревянные элементы, демонстрируя виды, что открываются из окон, показывая спальню, где в тридцатых годах убили какую-то кинозвезду.
Она до сих пор прекрасна. Волосы гораздо короче, чем я помню, до плеч, элегантно уложенные, идеально ухоженные. Лицо соответствует возрасту. Кожа огрубелая – результат многолетнего воздействия яркого солнца, ветра, занятий серфингом и злоупотребления спиртным. Вокруг глаз сеточка тонких морщинок.
В кадр входит мужчина, тот самый, с фотографий. Он обнимает ее за плечи. С густыми каштановыми волосами, загорелый (столь красивым загаром может похвастать лишь человек, который много времени проводит на свежем воздухе), он обалденно хорош собой и с таким обожанием смотрит на мою сестру, что внутри у меня все переворачивается.
Я выключаю видео.
Моя жизнь в сравнении с ее жизнью вдруг кажется мне жалкой. Жалкой, блеклой, наполненной одиночеством.
Глава 20Мари
Я приношу Гвенет коробку с чашками и блюдцами из фарфора «Коулпорт». Она будет от них без ума. Я пишу ей сообщение, предупреждаю о своем визите, чтобы она не занялась чем-то другим, заезжаю к ней по дороге домой.
Гвенет встречает меня в бесподобном комбинезоне из льняного полотна в черно-белую полоску в стиле 30-х годов. Волосы собраны на затылке в небрежный узел, на лице – ни капли косметики.
– Ты к Мачу-Пикчу[30] пешком поднималась или еще куда? – спрашивает Гвенет, придерживая для меня дверь. – Вид у тебя изможденный.
– Спасибо, дорогая. Ты тоже выглядишь изумительно. – Я ставлю коробку на стол и чмокаю ее в щеку. – Ночью плохо спала.
– Ураган был что надо, – соглашается она. – Лора со мной спать улеглась.
Дом Гвенет – прекрасно отреставрированный образец викторианской архитектуры. В его интерьере много антиквариата, стены украшают старинные предметы искусства. Потолочный вентилятор сегодня работает на полную мощь, но все равно жарко.
– Ты по-прежнему против кондиционеров? А я, пожалуй, установлю их в Сапфировом Доме.
– Не вздумай! – Гвенет взмахивает руками, очерчивая в воздухе полукруг по примеру автомобильных дворников. – Чистота линий пропадет.
– Я уверена, это можно сделать, не покушаясь на эстетику.
– Кондиционеры – это сущее бедствие, – хмыкает Гвенет.
– Или одно из величайших благ цивилизации.
– Пойдем на кухню, наведу нам лимонад.
Кухня у нее светлая и очень милая. Я сажусь за стол у окна, в которое видна гавань. Гвен бросает в бокалы кубики льда. Я знаю, что лимонад она приготовит терпкий, из свежевыжатого сока, – то что надо. Это один из ее коронных напитков. Гвенет приносит два высоких заиндевелых бокала и один ставит передо мной.
– Ну, как дом? Прости, что не смогла выбраться к тебе в эти выходные, но я подумала, что ты все равно захочешь побыть там со своей семьей без посторонних.
– Разбираюсь потихоньку. Вот, привезла тебе кое-что из фарфора. Подумала, что ты оценишь.
– Я видела тебя по телеку. Отличная работа.
У меня екает в животе.
– Уже показали? Ведь только что сняли!
– А чего тянуть-то? Сняли сюжет и выпустили в эфир. Великолепный репортаж. Ты была на высоте.
Кивнув, я отпиваю большой глоток, да, почти до боли терпкого лимонада.
– Может, кто-нибудь откликнется, прольет свет на убийство.
– Это вряд ли.
– Ну, не знаю. Может, они просто боятся навредить кому-то или себе. Что-нибудь в этом роде.
– Ну, такое тоже не исключено, конечно, – пожимает она плечами.
– Ну да. Кстати, я нашла дневники ее сестры.
– Ух ты! Дашь почитать?
– Не сейчас.
– Я откопала свои старые записи и вспомнила, что ходили слухи про краснодеревщика, который выполнил в доме все мозаичные работы. Якобы у него с Вероникой был роман.
– Слушай, ну ты молодец! – Я беру сумку и вытаскиваю из нее блокнот, который всегда ношу с собой, теперь еще и с авторучкой.
– О, новенькая?
– Нравится? – улыбаюсь я, с гордостью показывая ей свое приобретение. И чуть не добавляю: Мы с сестрой были помешаны на авторучках. Но вовремя спохватываюсь и закрываю рот.
– Что-то не так? – удивляется Гвенет. – Ты как будто муху проглотила.
– Да забыла купить одну вещь. – Сняв с ручки колпачок, я открываю блокнот на чистой странице. – Ладно, проверим эту информацию.
– Тебе нездоровится?
– Просто устала. – Я потираю ноющие виски. – Наверно, сейчас приеду домой и немного посплю, пока мои не вернутся.
Мой дом встречает меня благословенной прохладой. И тишиной: я сейчас здесь одна, не считая собак. Они семенят за мной наверх, где я задвигаю шторы и вытягиваюсь на кровати, размышляя об информации, что подкинула мне Гвенет. Пэрис устраивается рядом со мной. Я ласкаю ее, почесывая ей шерстку под мордой. Она тихо-тихо урчит от удовольствия.
На своем ноутбуке я открываю папку с материалами об убийстве и истории дома, что я собираю. В одном файле содержатся фотографии, которые я скачала из Интернета: Вероника в эффектном платье, которое принесло ей успех; Джордж с медалями – крепкий, могучий и чертовски сексуальный, как молодой Джейсон Момоа[31].
Фото Хелен у меня нет. Я роюсь в Интернете и нахожу всего три снимка. На одном она с сестрой и Джорджем перед недавно выстроенным домом; на втором – девочка с развевающимися на ветру волосами где-то в буше. На последнем фото она запечатлена за несколько лет до смерти, на каком-то благотворительном мероприятии. К тому времени она уже была величавой элегантной дамой: белоснежные волосы гладко зачесаны назад и собраны во французский узел; платье цвета морской волны чудесно оттеняет теплый оттенок кожи.
Не красавица, как ее сестра, но вполне себе симпатичная женщина. На снимке, где есть Джордж, он, широко улыбаясь, одной рукой обнимает Хелен, другой – Веронику, а они обе льнут к нему. Это вдруг напомнило мне нашу компанию – Дилана, Кит и меня, и я усилием воли изгоняю из головы этот образ.
Все трое – Хелен, Джордж и Вероника – были маори. Далеко не каждому дано наслаждаться богатством и славой, а среди маори состоятельные знаменитости в то время, наверно, и подавно были большой редкостью.
Хм. Я для себя отмечаю, что надо бы почитать больше материалов о звездном романе. Что о них говорили? Как оценивали Джорджа и Веронику?
А также о сестрах. Не исключено, что отношения между ними были не самые простые, уж я-то знаю, как это бывает. А вдруг Хелен была увлечена Джорджем или он – ею? (Если так, значит, Джордж – распутник: сначала изменил жене, потом стал обманывать любовницу). В моем понимании тот, кто предал один раз, предаст снова, не дорого возьмет. Мужчина, изменивший любимой женщине, по натуре своей не способен хранить верность.