Как мой отец.
Мне было восемь лет, когда я впервые догадалась, что мой отец завел интрижку с одной из официанток. Играя на берегу, я о камень поранила палец на ноге, и прибежала в «Эдем» за лейкопластырем. Отец в пустом баре обнимался и целовался с Иоландой – официанткой, что работала у нас по выходным. Они резко отпрянули друг от друга, когда я влетела в зал.
– Я поранила палец, – объяснила я, сердито глядя на них.
Отец велел Иоланде перевязать мне палец. Та, я видела, подчинилась неохотно. Помада на ее губах была размазана, вид она имела дурацкий, вот-вот расплачется.
– Маме не говори, ладно? – попросила Иоланда. – Мне нужна эта работа.
– Тогда не лезь к моему папе, – сказала я.
– Обещаю. Больше не повторится.
Назад я пошла через кухню. Отец там был один, и я ему заявила:
– Я все маме расскажу.
– Вот как? – Он наградил меня недобрым взглядом. – Это не твое дело, малышка. Ты ничего не понимаешь.
Обычно одного такого взгляда было достаточно, чтобы мы дали стрекача, но я сердито смотрела на него, злясь на себя за то, что из глаз моих потекли предательские слезы.
– Дурак ты, – ляпнула я и бегом помчалась из ресторана, не дожидаясь, пока он поймает меня и отшлепает за проявленное неуважение.
До того дня я обожала отца, готова была делать что угодно, лишь бы проводить с ним больше времени. После я почти всегда вычисляла, какая из женщин в данный момент его ублажает, а у него всегда кто-то был на стороне. Очередная грудастая красотка с пышными волосами и крупными зубами, как правило, моложе мамы лет на десять, хотя мама сама была на десять лет моложе отца. Я портила им жизнь миллионами разных способов. Сыпала соль в их бокалы с содовой; подкладывала сломанные чернильные ручки в таких местах, где они обязательно испачкаются; тырила из их сумочек, которые они оставляли в своих шкафчиках в глубине ресторана. Деньги не брала, если брала, то самую малость. Чаще это были такие вещи, как губная помада, гигиенические тампоны или – один раз – противозачаточные таблетки. В их смену я всегда что-нибудь специально разливала, рассыпала или вываливала. В общем, изощрялась в выдумках как могла.
Знал ли о моих выходках отец? Не могу сказать. Он и так относился ко мне критически, даже когда мне было всего одиннадцать-двенадцать лет. Ему все во мне не нравилось: мои наряды, волосы, школьные оценки. И чем старше я становилась, тем больше он меня критиковал. К тому времени, когда мне исполнилось тринадцать, мы с ним находились в состоянии войны. Я всячески старалась досадить и ему, и его любовницам, которых он использовал, одну за одной, и выбрасывал, как прохудившуюся обувь.
Знала ли обо всем этом Кит? Может, и нет. К десяти годам она с увлечением изучала режим погоды, морскую флору и фауну и занималась серфингом. Бог мой, как же она любила серфинг! И, к моему большому огорчению, каталась куда лучше меня. Я на доске смотрелась эффектнее – тонкие руки, длинные волосы, бикини (меня прозвали Сексуальной Малышкой), но как серфер Кит была искуснее. Волны и ветер читала как открытую книгу. Ей все советовали попробовать силы в соревнованиях по серфингу, но ее это не интересовало. Серфингом она занимается для собственного удовольствия, заявляла Кит.
То же самое говорил Дилан. Для собственного удовольствия. Иногда вдвоем они загружали свои доски в разбитый джип Дилана и колесили вдоль побережья, высматривая небывалый прибой.
Я с ними никогда не ездила. К тому времени у меня уже появились свои интересы, никак не связанные с Кит и Диланом. Я оставалась дома, в нашей комнате, которая на время принадлежала мне одной, и читала, делала записи в своем дневнике и мечтала о том дне, когда я наконец оставлю «Эдем», родителей и сама буду устраивать свою жизнь.
Я и помыслить не могла, что это произойдет так скоро.
Глава 21Кит
Отыскав в Интернете фотографии Мари/Джози, я еще целый час странствую по кроличьей норе – потрясенная до глубины души, все смотрю и смотрю на снимки моей сестры, занявшей в обществе видное положение в качестве любимой супруги Саймона Эдвардса. Моряк, яхтсмен, владелец сети спортивно-оздоровительных клубов, он принадлежит к местной аристократии. Рослый, в хорошей физической форме, с обаятельной улыбкой. Мне нравится, как он смотрит на мою сестру. На каждом фото он либо держит ее за руку, либо приобнимает одной рукой, другую положив на плечо сына или дочери. Их сын – копия своего отца, но дочь…
Она похожа на меня. Внешне почти точь-в-точь как я. Веснушчатая, сбитая, с густыми темными волосами, а не белокурыми, как у матери.
Взвинченная, до безумия взволнованная, я нахожу их адрес. Они живут в Девонпорте, в пригороде, который виден мне с моего балкона; его огни подмигивают мне ночью. Когда я высматривала сестру, возможно, она стояла у себя дома у окна и смотрела через залив на мой отель.
От этой мысли меня пробирает дрожь.
Нужно ехать к ней. Чувствуя, как меня переполняет, захлестывает бушующий в крови адреналин, я начинаю судорожно натягивать на себя то же красное платье, в котором ходила два дня: оно пропахло океаном и солнцем, а его юбка измята так, будто ее изжевали. Из чистой одежды у меня только джинсы и футболка с надписью «ПРИЗВАНИЕ ЖЕНЩИНЫ – МЕДИЦИНА». Я тупо смотрю на них и замечаю, что у меня трясутся руки.
Вдох, выдох.
Придется довольствоваться тем, что есть. Я принимаю душ. С волосами ничего не делаю: пусть сохнут и ложатся, как им вздумается. Подкрасив губы, помаду я кидаю в сумку, беру шляпу и иду на причал. Поскольку прошлый раз нам какое-то время пришлось ждать паром, я и сейчас настроена на ожидание, но Девонпорт с деловой частью Окленда связывает более регулярное сообщение, и к тому времени, когда я добираюсь до пристани, уже идет посадка.
В этот раз я не поднимаюсь на верхнюю палубу, а сажусь внизу и наблюдаю, как удаляется центр города. Бизнесмены читают газеты, что меня изумляет. Как можно тратить время на такую обыденность, когда вокруг красота неописуемая! Неподалеку галдит компания подростков. Тут и там рассаживаются туристы со всех уголков света.
А у меня свербит одна мысль: Джози, Джози, Джози.
Я перевозбуждена, а в таком состоянии лучше ничего не предпринимать. Если верить карте в моем телефоне, их дом стоит на набережной в нескольких кварталах от причала, но бушующие во мне необузданные эмоции до добра не доведут, если мне случится встретиться с сестрой.
Чтобы успокоить нервы, я прогулочным шагом иду по центральной улице в сторону тропы, ведущей к вулкану, а сама, чтобы вернулось самообладание, стараюсь равномерно насыщать легкие кислородом. После урагана, разыгравшегося минувшим днем, воздух пропитан влагой; духота стоит такая, что не продохнуть. Обливаюсь потом и, пройдя один квартал, чувствую, что спекаюсь в джинсах. На несколько минут останавливаюсь в теньке, пропуская идущих мимо людей. Я надеялась, что в джинсах мне все-таки будет не так уж некомфортно, но теперь вынуждена признать, что вот-вот упаду в обморок от перегрева.
Впереди в двух шагах от меня магазин, перед которым на тротуаре выставлены вешалки с одеждой. В основном это футболки с эмблемами Новой Зеландии на груди, но, к своему огромному облегчению, я вижу среди них летние юбки-обертки из мягкой хлопчатобумажной ткани. Не раздумывая, беру одну из тех, что подлиннее, прикладываю ее к себе. По колено – то, что надо. Сняв эту юбку с вешалки, я примеряю ее в поясе – в самый раз. Выбираю еще три юбки разных расцветок из набивного ситца и несу их в магазин.
– Все это, пожалуйста, – говорю я, кладя юбки на прилавок. – И… думаю, мне еще нужны футболки.
Продавец – миниатюрная англичанка с узкими острыми плечиками – живо выходит из-за прилавка.
– Повернитесь, – бесцеремонно говорит она и прикладывает к моим плечам одну из футболок. – Вам вон к той вешалке.
– Спасибо. – Я рассматриваю цвета юбок: бирюзовая, красно-желтая, желто-голубая, в сине-зеленую полоску. Последняя мне особенно по душе. Я перебираю футболки, нахожу несколько гармонирующих по цвету и добавляю их к вороху одежды на прилавке.
– Вам, наверно, еще джандалы[32] нужны, – предлагает она.
– Джандалы?
Женщина кивает на полки со шлепанцами.
– Да. – Я тоже показываю на них и растерянно повторяю: – Джандалы. Сандалии что ли?
– Японские сандалии.
– А-а. Поняла. – Я выбираю одну пару и примеряю. Размер мой. – Прекрасно.
Она пробивает мне чек. Я расплачиваюсь картой.
– Вон там можно переодеться, если хотите. Но на вашем месте, медицинскую футболку я бы оставила. А то здесь все щеголяют с эмблемами Новой Зеландии.
– Спасибо, – улыбаюсь я.
– Так вы, значит, врач?
– Да. Из отделения неотложки.
– Это не вы спасли того парня?
На мгновение я оторопела, даже не знаю, что сказать.
– Э-э. Того, что прыгал со свай?
– Того самого. О вас только и говорят. Как вы геройски нырнули и спасли его.
Я убираю банковскую карту в сумочку.
– Я десять лет проработала в спасательной службе. Моя квалификация врача тут ни при чем. Надеюсь, он поправляется.
– Если нет, то не по вашей вине. Ненормальный.
Иду в примерочную и поскорее стягиваю с себя джинсы – самое приятное впечатление за день. С удовольствием обматываюсь в юбку. Сандалии мягкие, стопа в них утопает, ремешки покрывает искусственный бархат.
Рутинная процедура покупки одежды действует на меня успокаивающе. Я делаю глубокий вдох, протяжно выдыхаю. Смотрю на свое отражение в зеркале и сама себя не узнаю: буйные волосы каскадом падают на спину, на щеках румянец – результат отменного секса и пребывания на солнце, ноги голые.
Расправив плечи, я на прощанье машу продавщице и выхожу на улицу. В одной руке у меня пакет с одеждой, на плече – сумочка, по диагонали пересекающая грудь. Теперь я во всеоружии. Готова к встрече с сестрой.