ной учтивости, через которую почти не просачивается ее подлинное «я». Правда, время от времени я вижу настоящую Кит – в том, как она слушает Сару, склоняясь к ней. Как реагирует на внимание Хавьера, когда он касается ее руки или плеча, подливает ей воды из графина.
Но главным образом, в том, как она внимает Саймону. Словно хочет узнать его и полюбить. Что дает мне надежду.
Но именно Саймон внушает мне беспокойство. То и дело в его лице мелькает озадаченность, либо удивление. В присущей ему непринужденной спокойной манере он искусно поддерживает застольную беседу, спрашивая Хавьера про его музыку, Кит про ее страсть к медицине. Но при этом иногда поглядывает на меня и хмурится. А сейчас смотрит на ее татуировку?
– Ой, а у вас такая же татуировка, как у мамы! – замечает Лео.
Кит вытягивает руку.
– С одним отличием. Найдешь?
Морща лоб, он внимательно рассматривает рисунок.
– О! У нее написано: старшая сестра. – Он хмурится. – Но ведь вы выше, значит, старше.
Кит бросает на меня взгляд.
– Я не всегда была высокой. Сначала твоя мама была выше, а уж потом я ее переросла.
– Мне кажется, ты будешь довольно высоким, когда подрастешь, – вмешивается Хавьер, наверно, чтобы отвлечь внимание от татуировок. – Спортом занимаешься?
– Да. – Лео садится на свое место и вновь принимается за еду. – Многими видами. Лакросс – мой любимый. Но папа хочет, чтобы мы плавали, у него ведь клубы.
– Ну вот. Прямо диктатора из меня сделал, – возмущается Саймон со смехом. – Тебя никто не неволит, сынок. Не хочешь плавать, не надо. Но тогда в этом сезоне первенство останется за Тревором.
– Я никогда его не обойду, – сердито говорит Лео. – Сам ведь знаешь.
– Если веришь в себя, значит, все получится, – спокойно произносит Кит.
– Да вы не видели, как этот пацан плавает. Все говорят, что однажды он войдет в олимпийскую сборную.
– Может, и войдет, – соглашается Саймон. – Так что тебе лучше сразу опустить лапки.
Лео стреляет в него злобным взглядом.
– Так я и думал, – усмехается Саймон.
Вечер проходит на удивление гладко. Лео и Сара убирают со стола, я варю кофе. Остальные взрослые устраиваются в более уютной гостиной. Саймон включает музыку – нечто в стиле поп-джаза середины прошлого столетия, – создающую душевную атмосферу. Это – наш обычай, танец, который мы сами придумали. Мне кажется, что все нормально, пока муж не приходит в кухню.
– Почему у нас сегодня какой-то ходульный официоз? – тихо спрашивает он.
– Разве? – Я с простодушием во взгляде смотрю на него. – Ничего такого не заметила.
– Ты все время на цырлах, словно кошка. Наверно, она много чего о тебе знает. Знает, где закопаны все трупы.
– Не мели чепухи, – отмахиваюсь я. – Иди к гостям.
Он проводит пальцами по моей спине и уходит. Из соседней комнаты раздается взрыв смеха. Лео спрашивает, можно ли ему поиграть в «Minecraft», и я его отпускаю. Сара еще не готова расстаться со своим новым идолом и, помогая мне, несет в гостиную блюдо с маленькими пирожными.
– Неужели и это сама испекла? – спрашивает Кит.
– Да ну что ты. Саймон купил по дороге домой. – Я разливаю по чашкам кофе. Предупреждаю: – Без кофеина.
Сара усаживается рядом с Кит, а та шутливо ей говорит:
– В юности твоя мама ну вот совсем не умела готовить.
– Правда?
Кит, глянув на меня, ставит чашку на стол.
– Правда. Даже бекон поджарить не могла.
– А зачем его жарить? Можно было просто поставить в микроволновку.
– У нас не было микроволновки, – отвечает Кит и, осознав свою ошибку, быстро поправляется: – Тогда ни у кого не было.
– Как не было? – Сара морщит носик.
И в это мгновение я четко понимаю, что сохранить секрет не удастся. Лица сестры и дочери – отражение одно другого: одинаковые кудри цвета мускатного ореха, одинаково посаженные глаза, одинаковые веснушки на одинаковых носах. Сара – Кит в миниатюре, вплоть до склонностей и цвета глаз.
И тут Сара говорит:
– Ой, а у нас с вами на ногах пальцы одинаковые!
Кит смотрит на ножку Сары рядом со своей ногой. Одна взрослая ступня, вторая – детская. У обеих абсолютно одинаково сросшиеся второй и третий пальцы. Генетика. Кит поднимает на меня глаза и гладит племянницу по волосам.
– Одинаковые. Удивительно.
У меня учащается пульс, лоб покрывается испариной. Я смотрю на Саймона. Глядя на меня, он недоуменно качает головой. Разводит руками. Что это значит?
– Солнышко, – обращается он к дочери, – тебе уже пора наверх.
Та издает недовольное «уф», и я жду, что сейчас она выразит протест, но Сара лишь поворачивается к Кит и говорит:
– Детское время закончилось. Мне пора. Вы еще придете?
– Постараюсь.
Сара крепко-крепко обнимает мою сестру, и я вижу, что Кит на грани слез: она зажмуривается, прижимая к себе мою дочь.
– Я очень-очень рада, что познакомилась с тобой.
– До свидания, – прощается Сара тоненьким голоском и затем идет наверх.
После ее ухода все молчат. Играет музыка. Кит обращает взгляд на Хавьера. Тот берет ее за руку, придвигается к ней ближе, чтобы она чувствовала его поддержку.
– Вы с ней похожи как две капли воды, – наконец произносит Саймон.
Кит склоняет голову, смотрит на меня.
Вот и наступил тот неизбежный момент, которого я со страхом ждала. Столкновение моей прежней жизни с новой. Меня это угнетало многие недели. Я делаю глубокий вдох и встречаю взгляд Саймона.
– Мы – родные сестры.
– И зачем нужно было это скрывать? – озадаченно вопрошает он.
Я вздыхаю, не в силах сдерживать слезы.
– Ты говорил, я могу сказать тебе что угодно… – Я поднимаю глаза. – Это очень долгая история.
Кит встает, одергивает на себе юбку платья.
– Нам пора. Сейчас мы здесь лишние.
Саймон взмахом руки просит ее сесть.
– Останьтесь, прошу вас. Я хотел бы понять, в чем дело.
Кит колеблется. Смотрит на меня, потом на лестницу и наконец коротко кивает Саймону. Разгладив сзади юбку, присаживается на краешек дивана, словно готова умчаться в любой момент.
Я холодею, ежусь от страха.
– Саймон, будет лучше, если сначала мы с тобой все обсудим вдвоем. Правда.
Он качает головой.
Я уже его потеряла. О том свидетельствуют и его осанка, и безвольно опущенные руки. Саймон ненавидит ложь. Не прощает обман ни своим подчиненным, ни друзьям. И мне это известно почти с самого начала, с тех пор как мы с ним познакомились.
Правда, узнала я это уже после того, как влюбилась в него.
Рано или поздно приходится держать ответ. Держать ответ перед своей жизнью. Вот и настал час расплаты.
– Ладно. Если коротко, я – урожденная Джози Бьянки. Выросла в местечке близ города Санта-Круз. У моих родителей был ресторан. Кит – моя младшая сестра. Дилан был… – Я смотрю на Кит.
– Нашей третьей половинкой, – подсказывает она. – Не брат как таковой. И не родственник. А… – она бросает взгляд на Хавьера, – …родственная душа. Alma gemela.
– Не понимаю. – Саймон моргает, словно пытается рассмотреть что-то в тумане. – Что в этом такого? Зачем было лгать?
– Затем, – устало объясняю я, – что еще несколько дней назад Кит и моя мама считали меня погибшей. – Я проглатываю комок в горле и встречаю его взгляд. – Все так думали. Я чудом уцелела во время теракта в Париже, но никому о том не сообщила. Все решили, что я погибла.
Саймон бледнеет, кожа вокруг его глаз белеет.
– Боже! Так вот откуда у тебя шрам?
– Шрам появился еще во время землетрясения.
– Значит, все-таки землетрясение. – Саймон потирает пальцем лоб – верный признак, что он силился не потерять над собой контроль. – Боже мой.
– Пожалуй, я все-таки пойду. – Кит встает.
Хавьер тоже поднимается, поддерживая ее за талию.
– Саймон, – говорит Кит, – я очень рада, что познакомилась с тобой. – Она поворачивается ко мне, и я вижу в ее глазах слезы. – Ты знаешь, как меня найти.
Горе, надежда, ужас, все те чувства, что я глубоко прятала в себе, начинают рваться наружу. Встаю и бросаюсь ей в объятия. И впервые чувствую, что она обнимает меня от всего сердца. Снова чувствую ее любовь. Если допущу, чтобы из моих глаз выкатилась хоть одна слезинка, я пропала. Поэтому я лишь дрожу с головы до пят в ее объятиях. Долгое время она неистово прижимает меня к себе, но потом отстраняется и заключает в ладони мое лицо.
– Позвони мне завтра, хорошо?
– Не волнуйся. Я не напьюсь.
– За это я ничуть не волнуюсь. – Рослая, она целует меня в лоб, и в это мгновение интуитивного озарения я вдруг ясно понимаю, что непростительно много времени потратила зря, лишая и себя, и ее сестринского общения. Обделила нас обеих. – Можно я попрощаюсь с Сарой?
– Конечно, – опережаю я Саймона и, подойдя к подножью лестницы, окликаю дочь.
Она прибегает почти сразу. Может, и подслушивала, с беспокойством думаю я. Даже если это так, мы с ней должны откровенно поговорить, прежде чем все это выяснится само. Сара останавливается на третьей ступеньке снизу, чтобы видеть глаза Кит.
– Я так рада, что познакомилась с вами. Вы будете писать мне, когда уедете?
Кит втягивает в себя воздух, будто задыхается.
– Конечно. А еще оставлю тебе кое-что на память. – Она лезет в сумочку. – Вот это моя любимая ручка. Авторучка. Сейчас она заправлена моими любимыми чернилами под названием «Заколдованный океан». Я пришлю тебе пузырек таких чернил, а мама покажет, как ими заправлять авторучку.
– Ой, какая красивая! – Сара бережно держит ручку в руках. Она в полном очаровании и благоговении, такой я ее еще не видела. – Спасибо.
– Какой твой любимый цвет?
– Зеленый, – уверенно отвечает моя дочь.
– Я пришлю тебе зеленые чернила разных оттенков, а ты сама решишь, какие тебе нравятся больше.
Сара кивает.
– Можно тебя обнять? – спрашивает Кит.
– Сделайте одолжение, – отвечает моя воспитанная дочь.
Они обнимаются.