– Приходите еще, – просит Сара проникновенно слезливым голоском.
Меня пронзает жалость к дочери. Ей так необходим союзник, кто-то, на кого она могла бы ровняться. Кто-то такой же, как она сама.
Неужели и с Кит так было?
Кит и Хавьер на прощанье трогают меня за плечо. Я целую Сару в головку и отсылаю ее на второй этаж.
Затем глубоко вздыхаю и иду в гостиную объясняться с Саймоном.
Мой муж сидит на диване, сцепив перед собой руки. Дрожа, я сажусь в кресло, а не рядом с ним, как обычно.
Долгое время он молчит. По-прежнему играет музыка. Фрэнк Синатра исполняет лирическую песню, навевая воспоминания об отце, которые прежде я постаралась бы подавить.
– Мой отец любил Фрэнка Синатру.
– Настоящий или выдуманный? Тот, что погиб в загоревшемся автомобиле или…
– Ты вправе сердиться, – говорю я. – Но не имеешь права быть жестоким. – Я вскидываю подбородок. – Мой настоящий отец погиб во время землетрясения Лома-Приета. Не в огне, но не менее страшной смертью.
Саймон роняет голову в ладони, и в этом его движении столько муки, что я невольно протягиваю к нему руку.
– На все это есть причины, – спокойно говорю я. – Не жду, что ты с ходу поймешь меня и простишь, но мы с тобой вместе создали хорошую семью, жили счастливо в браке, и в свете этого я прошу, чтобы ты, прежде чем судить, сначала выслушал меня.
– Ты лгала мне, Мари. – Он поднимает голову, глаза у него покраснели и блестят от непролитых слез. – Или вернее будет сказать «Джози»?
– Я все та же Мари. Женщина, которую еще сегодня днем ты любил.
– Та же? – тихо фыркает он. – Ты лгала мне с самого начала, лгала почти тринадцать лет. Ты собиралась когда-нибудь открыть мне правду?
– Нет, – медленно качаю я головой. – Саймон, я убила ту женщину, какой я была прежде, и на то были веские причины. Тебе бы она совсем не понравилась. – Мне стоит неимоверных усилий сдерживать дрожь в голосе. – Я ненавидела ее. Ненавидела себя. Возможность представилась, и я за нее ухватилась. Выбор у меня был небольшой: либо убить ее, либо умереть самой.
– Ты действительно пила и употребляла наркотики, или это тоже ложь?
– О нет. Это чистая правда. Эта зависимость и превратила меня в ничтожество. Мама тоже была алкоголичкой, но, по словам Кит, она больше не пьет. – Я смотрю на свои руки, на кольца, сверкающие на безымянном пальце. – Бросила, когда думала, что я погибла. Так что моя «смерть» излечила нас обеих.
Саймон не отвечает. У меня щемит в груди оттого, что я заставляю его страдать, но я не знаю, что еще сказать.
– Дело в том, – наконец произносит он, – Что каждый человек – воплощение полученного опыта, полученных впечатлений. Ты не можешь быть Мари, не оставаясь Джози. – Он смотрит на меня. – Ты не можешь быть матерью Сары, не являясь сестрой Кит.
– Но ведь была же.
– Ты все придумала! – кричит он. – Все это ложь! Тофино, твои погибшие родители. Все ложь. Откуда мне знать, кто ты на самом деле?
Я опускаю голову, носком постукивая по тому месту на ковре, где желтый цветок обвивает голубую стену.
– Сейчас ты слишком сердит и не готов выслушать меня, но я очень хочу, чтобы ты все-таки дал мне возможность рассказать, как все было.
Саймон стискивает зубы: это свидетельство его непреклонности и усилий сохранить самообладание.
– Не знаю, – холодно отвечает он, встречая мой взгляд. Теперь и я представляю, что чувствуют те, кто утратил его расположение. Из рая меня вышвырнули в пустыню. Я стала изгоем.
И все же я вижу печаль в его глазах. Саймон, я знаю, высоко ценит выдержку. Он будет в ярости, если покажет, что я разбила ему сердце. Я принимаю решение.
– Я сейчас уеду. Поживу пока у Нэн, или в гостинице, что-нибудь найду.
– Что?
– Дам тебе время… – я ищу подходящие слова, – …во всем разобраться.
Его подбородок каменеет.
– Ты разочаровала меня, Мари.
Всколыхнувшийся во мне гнев перешибает владеющий мною ужас.
– Саймон, к твоему сведению, жизнь состоит не из одного только черного или белого. В твоей жизни всегда царила гармония. – Я отчаянно давлю в себе порыв расплакаться, отдаться на его милость. – Тебе с рождения дано все. Ты богат, хорош собой, твои родители заботились о тебе. А у нас с Кит… – В моем голосе клокочут эмоции. – До появления Дилана у меня была только она, а у нее – только я. – Слезы все-таки выплескиваются из глаз, но я не намерена демонстрировать слабость. Теперь – нет. Слишком много всего мне пришлось преодолеть, чтобы оказаться на моем нынешнем месте, построить новую жизнь. – У нас было не самое счастливое детство.
– Однако Кит не сбилась с пути.
Справедливый упрек. Но несправедливый.
– Да, – отвечаю я, наконец-то успокаиваясь. – Мы оберегали ее. Я и Дилан. Оберегали как могли. Хотя этого не всегда было достаточно.
Может быть, он слышит в моем голосе отчаяние, боль утраты, намек на мои детские невзгоды.
– Я выслушаю тебя, но не сейчас. Сейчас я не в состоянии.
Саймон близок к тому, чтобы разрыдаться. Я вижу, что выдержка дается ему ценой гигантских усилий. Он потом сгорит со стыда, если сорвется при мне.
– Не стану мозолить тебе глаза. Дай мне несколько минут, чтобы собраться.
Мне предстоит сделать один из тяжелейших шагов в своей жизни – или, точнее, в своих жизнях? – войти в спальню, в которой я более десяти лет спала с любимым мужем, взять сумку и уложить в нее свои вещи. Зная, что, возможно, я никогда больше не вернусь сюда. Что мы больше никогда вместе не будем поддерживать здесь уют для наших детей. Нет, я не могу думать об этом. Не сейчас.
Я захожу в комнаты детей. Сара уже легла, крепко спит, сжимая в руке подаренную авторучку. Я целую ее в лобик, едва прикасаюсь губами, чтобы не разбудить. Затем выключаю лампу и на цыпочках удаляюсь.
Лео все еще играет в «Minecraft». Он поднимает на меня виноватые глаза.
– Я думал, можно еще, пока ты разговариваешь с…
Я вскидываю брови.
Он выключает игру.
– Все, ложусь.
– Подожди минутку. Мне нужно с тобой поговорить. – Я сажусь на краешек его кровати и хлопаю ладонью по клетчатому одеялу.
– Ладно. – Он плюхается рядом со мной. Лео все лето занимается плаванием, и его худые руки покрывает густой загар.
– Утром я повезу Кит в Раглан, мы там покатаемся на волнах. Несколько дней вы тут сами будете хозяйничать. Приглядывай за сестренкой.
Лео кивает. Плотно сжимает губы. Потом:
– Я слышал, как вы с папой ссорились. Она – твоя сестра, да?
– Да. Когда вернусь, все тебе расскажу. Потерпишь до моего возвращения?
– Да. – Он комкает в руках футболку. – Папа очень зол. Вы разведетесь?
Я качаю головой, целую его в волосы.
– Да, он зол. Но мы с ним все обсудим, и вопрос будет исчерпан. У взрослых иногда тоже случаются конфликты.
– Понятно.
– Я люблю тебя, Лев Лео. Будь умницей.
– А вам хорошо покататься.
– Заметано.
Он смеется в ответ. Я покидаю его комнату и по черной лестнице спускаюсь в кухню. Собаки спят на полу. Я хотела бы взять одну из них с собой, но по отношению к ним это было бы нечестно. И я иду в гараж, сумку с вещами бросаю в машину и сажусь за руль.
Есть только одно место, куда я могла бы поехать.
Глава 28Кит
Мы с Хавьером идем к парому. Всю дорогу я ощущаю на плечах отпечатки ладошек моей племянницы. Вечер погожий, над водой мерцают звезды; ослепительные огни Окленда по обеим сторонам постепенно редеют, убегая в жилые районы. Я вижу перекаты холмов, на которых построен город; каждый усеян собственной россыпью огней.
– Красивое место, – с тихим восхищением в голосе отмечаю я.
– Да, – соглашается Хавьер.
Мои чувства, мысли, слова окутывает кокон тишины. Мне нечего сказать, когда мы заходим на паром и садимся под крышей, наблюдая за движением темной воды. Хавьер не пытается разговорить меня. Не берет за руку – сейчас я этого не вынесла бы. Он просто молчит рядом.
Когда мы причаливаем, я спрашиваю:
– Ты сегодня поешь?
– Можно и попеть.
– С удовольствием бы тебя послушала, – киваю я.
– Ладно. – Он пытливо всматривается в мое лицо, но ни о чем не спрашивает, а просто убирает мне за ухо волнистую прядь.
– Она – чудесная девочка. Жаль, что я не знал тебя тогда.
Мне вспоминается, как я на берегу зарывалась ступнями в песок, пока Дилан разводил костер для нас, и у меня в животе снова закипает лава. Я решительно вытесняю из сознания ту картину. Еще хотя бы капля эмоций, и я не выдержу.
– Она ставит удивительные эксперименты. – Я кладу руку на сердце. – Я такая же была. Маленькая чудачка. С самозабвением занималась тем, что меня увлекало. Так и хочется ее защитить, уберечь от проблем.
Мне до тошноты противно, что мои поиски правды могут окончиться катастрофой для моей сестры. А ведь она столько лет заново отстраивала свою жизнь. После всего, что она пережила, это чертовски несправедливо. Ужасно, конечно, что она сымитировала свою гибель, но…
Не знаю.
В сумочке жужжит телефон. Обеспокоенная тем, что произошло в семье моей сестры после нашего ухода, я быстро достаю его. Мари прислала сообщение:
Завтра в 6 утра едем серфить. Будь готова.
Поездка на целый день.
– Извини, – говорю я Хавьеру. – Это сестра. – У меня нет снаряжения, – печатаю я, – нужно где-то взять напрокат.
Я найду все, что необходимо. Какая у тебя теперь доска?
Шортборд. Любая подойдет.
До встречи в шесть, перед гостиницей.
Отлично. Помедлив немного, я спрашиваю: Все нормально?
Нет. Но ты не виновата. Увидимся утром.
Я смотрю на Хавьера.
– Завтра утром мы едем на пляж, серфингом займемся.
– Отлично. – Паром останавливается. Хавьер берет меня за руку, помогает подняться с сиденья. Его крепкая хватка дарует успокоение. Кажется, что он не дает мне утонуть в моих мыслях или рухнуть в булькающую лаву спутанных чувств, которые испепелят меня дотла, превратят в угольки.