Угольки. Я улыбаюсь, вспомнив нашу старую собаку.
– В детстве у нас был пес, Уголек, – говорю я. – Черный ретривер. Он не расставался с нами ни на минуту. У тебя были домашние питомцы?
– Да. Много. Собаки, кошки, рептилии. Одно время, недолго, жила змея. Потом она куда-то уползла и больше я ее не видел.
– Что за змея?
– Обычная змея. Наверно, жила где-нибудь в нашем саду, пока не околела.
Мы идем к испанскому ресторану, где выступает Мигель, и я отмечаю про себя, что, оказывается, я уже вполне изучила некоторые маршруты: от парома до гостиницы, от гостиницы до рынка. Мне хотелось бы расширить свои познания, посмотреть, что лежит за парком с колдовскими деревьями. Перейти через мост, посмотреть, что это за огни в северной стороне. Но времени уже не остается.
– Думаю, мне пора возвращаться в свою настоящую жизнь.
– Уже?
Я пожимаю плечами.
– Маму надо отпустить: она пока вынуждена жить у меня. И на работе меня потеряли: я уехала неожиданно. Здесь свою задачу я выполнила.
Он кивает, по-прежнему не выпуская моей руки. Обычно меня это напрягает: ладонь потеет, кажется, что ее заперли. Но в его руке моей комфортнее, чем в любой другой. При этой мысли я едва не отдергиваю свою руку. Впрочем, неважно. Я же скоро уеду.
Перед входом в ресторан Хавьер останавливается и поворачивается ко мне лицом.
– Задержись еще на несколько дней. Вместе посмотрим город и окрестности. Устрой себе настоящий отпуск. Подари себе радость общения с родными.
Свет, льющий из дверного проема, каскадом падает на его лицо, озаряя нос, контур губ, линии шеи.
– Может быть.
– Подумай об этом.
– Хорошо.
Мы входим. Мигель, заметив нас, спешит навстречу. Сегодня на нем бирюзовая рубашка, выгодно оттеняющая его темные волосы и теплый цвет кожи.
– Hola, hermano![40] – они обнимаются по-мужски, похлопывая друг друга по спине. – А вы, должно быть, Кит. – Он протягивает мне руку.
Я отвечаю на его рукопожатие.
– Рада познакомиться. – В своем воображении я вижу глаза маленькой девочки, которые преследуют меня, бередят душу. – Хавьер много рассказывал о вас.
Мигель зажимает мою руку в своих ладонях.
– А мне – о вас. Правда, так и не сумел в полной мере воздать должное вашей красоте.
Я смеюсь его щедрому комплименту. Хавьер добродушно цокает языком.
– Будешь сегодня петь? – спрашивает Мигель. – Нам тебя не хватало. Правда, мы не хотим, чтобы твоя спутница снова сбежала. Неужели прошлый раз он так ужасно пел?
– Не обращай на него внимания, – говорит Хавьер, держа ладонь на моей спине. – Он думает, что очень умен.
– Прошлый раз у меня возникло неотложное дело, – оправдываюсь я. – Нехорошо получилось. Но сегодня я настроена внимать каждому слову.
Хавьер приобнимает меня за плечи и целует в висок.
– Я буду счастлив петь тебе серенады.
– Серенады?
Взгляд его становится томным.
– Каждое слово моих песен будет о любви, – шепчет он мне в шею. – И все они будут посвящены тебе.
Красиво, приятно… Впрочем, наша короткая идиллия почти на исходе, и я поддаюсь очарованию его согревающих признаний. Прислоняюсь к нему. Он целует меня в лоб. И лишь устроившись за столиком близ сцены, я замечаю обращенные на нас взгляды – завистливые, любопытные, пытливые.
– На нас смотрят, – тихо говорю я.
– Всем интересно, кто эта красавица, сопровождающая сеньора Велеса, – подмигивает мне Мигель.
Они поднимаются на сцену. Толпа разражается свистом и аплодисментами. Хавьер берет гитару, вскидывает руку и садится на стул перед микрофоном. Вдвоем они начинают играть. Их гитары перекликаются друг с другом, мелодия взмывает и теряет высоту. Должно быть, фламенко, определяю я.
За мой столик подсаживается стройная немолодая женщина. Пряный аромат ее духов не теряется даже в пропитанном запахами пива зале. Наклоняясь ко мне, она протягивает руку.
– Вы, наверно, Кит. А я – Сильвия. Жена Мигеля.
– Вы знаете, как меня зовут? – хмурюсь я.
– Мы – его семья, – улыбается она. – Он кое-что нам рассказывает.
– А-а. – Я смущена, но пожимаю ей руку, киваю в знак приветствия. К столику подходит официантка, ставит передо мной пиво и стопки. – Все верно? – уточняет она, нагибаясь ко мне. – Эль и текила?
– Да, спасибо, – отвечаю я, вздрогнув от неожиданности.
– Что-нибудь еще?
– Нет, спасибо.
Перед Сильвией она ставит бокал вина и воду.
– Она обслуживает музыкантов и их друзей, – объясняет Сильвия. – А Хавьер… это особый случай.
Особый. Я смотрю на сцену. На публику, с жадностью слушающую его игру.
Мелодия меняется, звучит другая композиция. Знакомая. Волнующая. С частым постукиванием по декам и быстрыми переходами. Я никогда не занималась музыкой, но их игра завораживает.
Хавьер в его естественной среде обитания – чарующее зрелище. Он и его гитара – это единое целое. Плоть, дерево, струны, ноты в совокупности творят волшебство. Его пальцы летают по струнам, вверх-вниз, щиплют, перебирают, ударяют, снова щиплют. Волосы падают ему на лицо, нога отбивает по полу ритм. Он поднимает глаза на Мигеля, словно подавая немой знак, и они начинают новую тему. И…
Я чувствую, как во мне зреет что-то. Нечто необузданное и сокровенное, оно щемит и вибрирует, повторяя рисунок мелодии, что выводят его руки. Обретает цвет, густой желтый цвет яркого солнца, и распространяется по всему телу. Каждая частичка моего существа превращается в луч света, пульсирующего в том же ритме, что и струны его гитары. У меня кружится голова, и в то же время я заряжена энергией.
– Вот это да, – выдыхаю я.
– Да. И так каждый раз, – смеется рядом со мной Сильвия.
Финальное крещендо, и гитары умолкают. Хавьер резким движением головы убирает со лба волосы, затем начинает засучивать рукава. Смотрит в мою сторону, приподняв брови. Я прижимаю руку к сердцу. Он улыбается.
А потом, как и в прошлый раз, придвигает к себе микрофон, удобнее берет гитару и начинает петь. Его звучный многослойный голос ласкает каждое слово, выплетая из нот ажурное кружево мелодии. Я не понимаю, о чем он поет, но мне нравится его серьезная страстная манера исполнения. Он не смотрит в мою сторону, но я чувствую, что все его внимание направлено на меня. Своим голосом он словно теребит лучи света, что пронизывают мое существо, и они озаряют меня то желтым сиянием, то оранжевым.
– Вы понимаете по-испански? – спрашивает Сильвия, наклоняясь ко мне.
Я качаю головой.
Она переводит:
– В шепоте волн я слышу твое имя,
В ласках солнца я чувствую твои губы,
В дуновении ветра – твое прикосновение.
Ты всюду, во всем.
Я не забуду тебя, любовь моя.
Я закрываю глаза: это почти невыносимо. Его лицо, его руки на гитаре. И пусть я заслонилась от его зрительного образа, голос его пронизывает меня, заставляя вспоминать, как он склонялся надо мной, когда мы поцеловались в первый раз, как его руки скользили по моему телу, как он смеялся над моими шутками.
Песня спета. Хавьер берет бутылку воды, пьет. Зал взрывается овациями и гиканьем. Хавьер отмахивается, смотрит на меня, кивает.
И так после каждого исполнения. Его прекрасные песни о любви, песни об утратах, трогают мое сердце, хватают за душу. Я плыву по течению дивной музыки, влекущей меня в более сносный мир, чем тот, в котором я разрушила жизнь сестры и, возможно, лишила ее детей полноценной семьи, которая до моего появления благоденствовала в абсолютном счастии.
Когда Хавьер заканчивает выступление, я придвигаюсь к нему и говорю:
– У нас не так много времени. Предпочитаешь сидеть здесь или, может, вернемся ко мне в номер?
Он выбирает номер.
Полночь. Я лежу на животе. Хавьер лежит рядом, легонько водит пальцами по моему позвоночнику – вверх, вниз, вверх, вниз. Это производит гипнотически умиротворяющий эффект.
– Расскажи про свое разбитое сердце, – просит он, – про то разбитое сердце, что навсегда отвратило тебя от любви.
– Ой, да это не столь драматично. Просто мне некогда влюбляться.
– Пф-ф. Чтобы влюбиться, много времени не требуется.
Я обращаю к нему лицо. Мой панцирь исчез, я даже не знаю, где он.
– Его звали Джеймс. Я познакомилась с ним в ту пору, когда была очень одинока, после землетрясения. – Я легонько поглаживаю его плечо, пальцем очерчиваю бицепсы. – У него была девушка, но мы начали вместе работать в «Орандж Джулиус». – Я помолчала, вспоминая. – Я влюбилась в него без памяти. Дышать забывала, если он оказывался со мной в одном помещении.
– Я немного ревную.
Улыбаюсь в ответ.
– Он расстался со своей подружкой, и все лето мы были неразлучны. Научили друг друга всему, чему можно. Джози с мамой редко бывали дома, и мы с ним просто торчали там и познавали друг друга. – Хавьер теперь водит по моей спине вверх-вниз не пальцем, а открытой ладонью. – Я была безумно влюблена. Любовь заполняла все мое существо. Тогда впервые за очень, очень долгое время я была счастлива.
– А потом?
– А потом… его бывшая подружка стала мне угрожать. Моя сестра узнала об этом и избила ее. Сломала ей нос.
– Во как! – весело восклицает Хавьер.
– Вообще-то ничего смешного. Она слыла первой красавицей в школе, и…
Хмыкнув, Хавьер целует меня в плечо.
– Джеймс был в ярости, они с Джози подрались, по-настоящему, и на том все кончилось. Мы с ним расстались. Он бросил работу в «Орандж Джулиус», и к началу нового учебного года уже снова был со своей прежней подружкой. А со мной с тех пор вообще не общался.
– Ну и козел.
– Нет. А сам-то? – поддразниваю его я, поворачиваясь к нему.
Он смеется, скользя ладонью по моей грудной клетке.
– Таким жестоким я никогда не был.
– Нет, – тихим голосом соглашаюсь я. И вдруг дико жалею, что не могу оставаться с ним в этой комнате вечно. Я похлопываю его по животу.