В шестом классе все, у кого есть хотя бы немного денег, обедают в кафешках, если только не случается чего-то такого, из-за чего нас не выпускают из школы. Вот в первую неделю учебного года какой-то маньяк бегал голым по Бродвею, и нам пришлось есть в школьной столовой, пока полиция его ловила.
У нас в основном все ходят в пиццерию или в «Макдональдс», а иногда еще в сэндвичную. У нее есть настоящее название, но мы называем ее просто «У Джимми», потому что там работает один-единственный человек, которого зовут Джимми.
Выгоднее всего, конечно, пиццерия: за полтора доллара берешь два куска пиццы, банку газировки и вишневый леденец на палочке «Блоу Попе» — они букетиком торчат из стаканчика возле кассы. В тот первый день нам с Аннемари повезло: мы нашли два свободных стула рядом, у прилавка, под флагом Италии.
Есть пиццу с Аннемари оказалось немножко противно, потому что она двумя пальцами снимала со своих кусочков сыр, точно коросту, и съедала его, а все остальное оставляла на тарелке. Но она смеялась моим шуткам (в основном это были шутки Ричарда, который плохо рассказывает анекдоты, зато знает их целую уйму) и пригласила меня после школы к себе домой, и это с избытком окупало все неприятности. Потому что это означало, что мне не придется слушать, как Сэл стучит под окном баскетбольным мячом. И что когда я пойду домой, человек, который смеется, скорее всего, уже будет спать под своим почтовым ящиком.
To, что жжется
Ключей от дома у Аннемари не было. Зато был швейцар, с которым она поздоровалась хлопком ладоней, и папа, который открыл нам дверь квартиры наверху.
— У твоего папы что, выходной? — спросила я шепотом., — Нет, — ответила Аннемари, — он работает дома. Он иллюстратор медицинских журналов.
— А мама твоя тоже дома?
Аннемари покачала головой.
— Она на работе.
Спальня у Аннемари по размеру почти как моя, только на окнах красивые занавески, а стен почти не видно из-за всевозможных картинок и фотографий, от которых я никак не могла оторваться. Их там, наверное, не меньше ста.
— Мы с ней давным-давно знакомы, — сказала Аннемари, плюхаясь на кровать. Кровать ее была застелена каким-то восточным покрывалом, на которое было набросано с полсотни подушечек.
— С кем?
Она покраснела:
— Ой… мне показалось, ты смотришь на фотки Джулии.
Только тут я заметила, что вся комната увешана Джулиями. Ну, может, не вся, но их было очень много. Аннемари и Джулия в пижамах, Аннемари и Джулия в парке, разодетые Аннемари и Джулия у входа в какой-то театр…
— Тук-тук! — Вошел папа Аннемари с тарелкой, на которой лежали такие крошечные сосисочки. — Мне нужно срочно сдавать работу, — сказал он мне.
— А когда мне нужно срочно сдавать работу, я начинаю много готовить. Горчицу любишь? Вот она. Сейчас будет яблочный сидр.
Через несколько секунд он принес мне стакан сидра, а своей дочке, кажется, простую воду. Но Аннемари этого как будто и не заметила.
Ковер в комнате у Аннемари был очень мягкий — просто-таки еще одна кровать, — я улеглась прямо на него. От горчицы у меня всегда губы горят, но все равно было классно.
Раунд победителя
В блице мама уже просто ас. Она почти всегда успевает уложиться со своими семью словами в тридцать секунд — и когда подсказывает, и когда угадывает.
Второй этап «Пирамиды» называется «Раунд победителя», потому что в него выходят победители блица. В раунде победителя партнер-знаменитость подсказывает, а игрок отгадывает — но уже не слово, а категорию, или тему. То есть если знаменитость говорит «тюльпан, маргаритка, роза», то игрок должен сказать «цветы».
Но это простой случай. Обычно темы бывают посложнее — скажем, «то, что читают» (проповедь, нотация) или «то, что подают» (милостыня, голос).
Последнюю категорию всегда жутко сложно отгадать. Именно она стоит между игроком и большими деньгами, и будет особенно обидно, говорит мама, если знаменитость окажется тупой как пробка.
Если мама выиграет блиц и правильно отгадает все темы в раунде победителя, она получит десять тысяч долларов. Если потом она еще раз выиграет блиц, то успех в следующем раунде победителя принесет ей пятнадцать тысяч. А если выиграет в третий раз, то вступит в борьбу за двадцать тысяч долларов. Это я и называю большими деньгами.
Во время блица разрешается жестикулировать и тыкать во что угодно. Например, чтобы подсказать слово «нос», можно просто дотронуться до своего носа. Но в раунде победителя правила меняются. Запрещены любые жесты, даже пальцем шевельнуть нельзя. Вот потому-то я сейчас и привязываю руки Ричарда к подлокотникам моего кресла. Выбленочным узлом.
— Опять не в ту сторону, — говорит Ричард, следя за моими движениями. — Продевай, продевай в петлю… Вот так, правильно.
Мама смотрит на нас как на ненормальных:
— Это действительно так необходимо?
— Ей надо практиковаться, — отвечает Ричард. — Ты же скоро выиграешь шлюпку.
Мама закатывает глаза.
Карточки у меня наготове — я все на них выписала крупными печатными буквами, чтобы Ричарду было видно издалека. Я буду их поднимать, стоя у мамы за спиной. Конечно, в самой передаче задания появляются на вращающихся экранах за головой игрока, но дома у нас техника пока еще не на таком высоком уровне.
Луиза очень хорошо ведет конспект передачи: она даже записывает, что говорит Дик Кларк в начале раунда победителя. А говорит он всегда одни и те же слова: «Итак, ваша первая тема. Поехали!»
Мы устанавливаем таймер на одну минуту. За эту минуту маме предстоит отгадать шесть категорий.
— Итак, ваша первая тема. — Я стараюсь говорить голосом Дика Кларка. — Поехали! — И поднимаю первую карточку.
На ней написано: «То, что течет». Ричард кивает и приступает к подсказкам.
— Река, — говорит он, — ручей…
— Вода? — спрашивает мама.
Ричард отрицательно качает головой.
— Слезы…
— …льются! — подхватывает мама. — То, что льется!
Ричард снова качает головой и продолжает:
— Время…
— … течет! — догадывается мама. — То, что течет!
— Дзиннь! — говорю я и поднимаю следующую карточку.
— Ну поехали, — говорит Ричард. — Радуга, гномы…
— Сказки! — вопит мама.
— … дни недели, — заканчивает Ричард.
— Семь! То, чего бывает семь!
— Дзиннь!
Следующая карточка.
— Тигр, — начинает Ричард, — зебра…
— Дикие звери?
— …тельняшка…
— В полоску! То, что в полоску!
— Дзиннь!
Еще карточку.
— Паруса, — говорит Ричард. — Якорь…
— То, что на корабле? — гадает мама.
Ричард мотает головой.
— Занавес в театре… — продолжает он.
— То, что опускают?
Ричард опять мотает головой, думает еще и выдает:
— Бокал. Шум. Тревога.
— Наоборот: поднимают! — догадывается мама.
— Дзиннь.
Таймер выключается с громким щелчком. Мы переглядываемся. Мама угадала всего четыре темы из шести. Никто не произносит ни слова.
— Ничего, — говорит наконец мама. — У нас еще две недели.
Тайное
Я не сразу узнала, что этот парень, который ударил Сэла, — из нашей школы. В тот день мы все работали над «Главной улицей» — это макет городского квартала, который мы делаем у дальней стены класса. Мистер Томпкин всех своих учеников учит делать модели зданий. Мама говорит, что он — несостоявшийся архитектор.
— Почему несостоявшийся? — спросила я.
— Долго объяснять… В общем, учителей не призывали на вьетнамскую войну. Поэтому очень многие юноши, которые не хотели воевать, стали учителями.
Она имела в виду «… а не тем, кем на самом деле хотели стать».
Джей Стрингер, наш двенадцатилетний гений и председатель совета по стратегическому планированию Главной улицы, уже построил из картона целое здание, с пожарными лестницами и водонапорной башней, и приступил к двум телефонным будкам; он сказал, что сделает в них даже крохотные двери, которые будут открываться и закрываться.
Аннемари возилась с мелкой галькой и суперклеем — строила каменную ограду для парка, проект которого Джей Стрингер утвердил неделей раньше. Джулия делала из фольги летающую тарелку, которая, заявила она, «будет летать над улицей взад-вперед на невидимой нити». Тарелку еще не утвердили, но Джулия все равно ее делала. Она написала на бумажке «Проект на рассмотрении» и прицепила ее к обувной коробке, полной фольги и лески. Алиса Эванс лепила из пластилина пожарные гидранты, но пока что у нее получались какие-то жалкие комочки. Наверное, трудно сосредоточиться на гидрантах, когда вот-вот описаешься.
Я рисовала эскиз детской площадки. Горка у меня получилась сперва слишком крутая, потом чересчур плоская, а потом жутко неряшливая, потому что пришлось много стирать. Я думала о том, что придется просить новый листок миллиметровки, а Джей Стрингер от таких просьб всегда вздыхает и закатывает глаза, потому что миллиметровку он приносит из дома.
Тут в классе зазвонил телефон. Мистер Томпкин снял трубку, немного поговорил и потом спросил нас, не хочет ли кто спуститься в канцелярию и помочь секретарю. Я подняла руку. Школьный секретарь всегда дает таким помощникам батончики «Бит-О-Хани» или конфетки «Хершиз Кисс».
Я сунула книгу под мышку и съехала по перилам до первого этажа. Байкерша, как всегда, сидела за своим столом в канцелярии. Ее должность называется «школьный секретарь», но, по-моему, именно она руководит этой школой. Причем не вставая с места, то есть со своего кресла, — а кресло у нее на колесах, вот потому все и зовут ее Байкершей. Она целый день раскатывает по канцелярии, отталкиваясь ногами от пола. Получается похоже на замедленный пинбол.
— Зубному врачу нужен курьер, — сказала она, подъехала ближе к столу и взяла лист бумаги.
Странное дело: ходить в школу почти семь лет и в один прекрасный день вдруг узнать, что в ней есть зубной врач. Но именно так все и было. Байкерша встала с кресла, я вслед за ней вышла в коридор и завернула за угол, в тупичок, о существовании которого я даже не догадывалась. Там оказалась одна-единственная приоткрытая дверь, а за ней самый настоящий стоматологический кабинет.