А потом я заснула.
Белые тени, зловещие, мистические, и ее лицо, и голос, и руки, тянущиеся ко мне, и полчища пауков, и вой, и стоны, и кровь…
Я проснулась от собственного крика. Сердце билось так, что, наверное, побило все рекорды в мире. Я затравленно озиралась, глотая ртом воздух.
Или я проснулась от холода? Я забыла закрыть окно на ночь, и теперь понимала, что продрогла до костей. Неплохо было бы разжечь еле тлеющий камин, и я осторожно вылезла из-под одеяла, продолжая оглядываться.
Тепло и уют, которыми одарил меня старый камин, немного вернули мне уверенность, но не сняли состояние страха, и я готова была уже прибегнуть к припасенному по совету Виктории морфию, чтобы хотя бы заснуть спокойно, но этого мне сделать не удалось.
— Привет! Я буду тут с тобой жить. Вторая попытка? — произнес возникший посреди моей кровати призрак, жалобно глядя на меня.
Я вздрогнула так, что едва не уронила кочергу себе на ногу.
— Ты, опять ты! Изыди, исчезни! — закричала я. — И вообще, я сплю. То есть — спала. Тебя нет, ты не существуешь!
— Вообще-то существую, но я не специально, правда. Просто так получилось.
— У тебя, кстати, в прошлый раз был еще рот в крови измазан, кажется, — заметила я.
— Да, так лучше было? Страшнее? Сейчас, я могу вернуть…
— Да нет, не надо, и так достаточно страшно, — смилостивилась я.
Но вообще-то она выглядела мило. Если не считать того, что она привидение, конечно. Немного детские черты лица, курносый носик, пухлые бледные губки и большие голубые глаза. Ничего так. Не была бы она еще призраком… Из одежды на ней болталось нечто неопределенно-прозрачно-кружевное, что в лучшие свои годы было, должно быть, пеньюаром, но сейчас уже было не разобрать.
— Прости, а как тебя зовут?
— Августа Стэффорд. Но какая разница? Изыди, призрак! Ах, отчего же я не захватила с собой святую воду!
— Ну хорошо, — понуро опустив плечи, пробормотала она и шмыгнула носом. — Я уже, может быть, пятьдесят лет никого из людей не видела, ни с кем не говорила, слонялась по дому и не могла выйти за его пределы! А ты мне даже пяти минут уделить не можешь. Вот тебе бы так жить понравилось?
— Нет, — сказала я, нахмурившись.
Корделия, воспользовавшись моим минутным замешательством, не только не исчезла, но и стала совсем осязаемой и непрозрачной, как будто и вовсе не была призраком.
— Я могу рассказать тебе, как умерла, хочешь?
— Понимаешь ли, я верю, что это должно быть очень интересно, мне еще никто не рассказывал про свою смерть, но, если честно, я бы не отказалась остаться одной в своей комнате и немного поспать.
— Неужели тебя это ни капельки не интересует? Ты что, каждый день призраков видишь? — обиделась она. — Как же мне с жильцом не повезло! Ты черствая, жестокая, бессердечная, приземленная материалистка!
Я сдалась. Я поняла, что мне не справиться с ней, что моя борьба обречена на провал.
— Только быстро, — предупредила я.
— Ах, это так здорово! Меня еще никто никогда не слушал, — радостно улыбнулась она. — Ну, я начну, да? О, как была я тогда молода и наивна! Словно бутон первоцвета, тянущийся к солнцу посреди таящих снегов, как зеленые почки на деревьях, появляющиеся на свет весной, я еще не видела мира и не знала его…
— Кхм. Давай перейдем к главному, — я зевнула и выжидающе посмотрела на нее.
— Меня отравил мой муж.
— Вот это уже интереснее, — я кивнула. — А потом ты умерла. Конец? Я пошла спать, изыди.
— Нет еще! Между прочим, это очень трагичная история. Мы только поженились, а дом этот был моим приданым. Мы переехали сюда сразу после свадьбы, и как же я была счастлива в те дни! У меня было все, чего я желала: дом, муж, богатство…
Но как недолговечно было мое счастье. Уже скоро я поняла, что он не любил меня, и единственное, что ему было нужно — это мои деньги.
— Угу, обычная история, — заметила я. — Жаль, ты незнакома с моей подругой Викторией, вот уж кто бы сказал тебе много всякого хорошего о мужчинах.
— Ну, я продолжу? Хоть я пыталась спрятаться за видимостью благополучия, но видела, насколько ужасно мое положение. Я была для него хуже любой служанки, он запрещал мне покидать дом без его ведома, но если мы появлялись в свете — о, любой бы сказал, что мы самая счастливая пара на свете.
Я жила в двух мирах: между любовью и ненавистью, между правдой и ложью, между счастьем и болью, между…
— Да, я поняла. Так что там у нас дальше?
— Я терпела, о, я долго терпела! Но всему приходит конец. И вот я сказала ему: «Ты прекратишь так издеваться надо мной, иначе…». Все, чем я могла ему пригрозить, была расправа моего отца, но недаром тот был судьей графства. И Джеймс, мой муж, прекрасно понимал, чем ему грозит навлечь на себя гнев такого влиятельного человека. Мне оставалось только отправить письмо, и я могла сделать это в любой момент.
«Корделия, тебе следовало бы сразу так и сказать, — расплылся он в улыбке. — Все будет так, как ты захочешь, дорогая». И я ему поверила. Наверное, это было неправильно, но мне ничего не оставалось, кроме как принять его слова. Вроде бы, он и правда стал относиться ко мне лучше, и я наконец смогла почувствовать себя не его рабыней, но женой, и, возможно, будущей матерью его детей…
Однажды вечером, когда я уже готовилась ко сну, он позвал меня в малую гостиную.
«За наше примирение, дорогая», — и протянул мне бокал.
Хоть бы одна мысль закралась тогда ко мне в голову, хоть бы одно сомнение. Но нет, тогда я свято верила, что наше счастье все же возможно.
Я выпила. Да, вино было непривычно на вкус и горчило, но я заметила это не сразу, а когда поняла, было слишком поздно.
«Что это?» — попыталась спросить я, но слова застряли в горле. Я попыталась вздохнуть, но не смогла.
«Ты, ты, что ты сделал?» — было ли это моими последними мыслями или последними словами, я уже не помню.
Помню лишь смутно, как видела на полу свое распростертое тело, видела улыбку на лице Джеймса… Сейчас все как в тумане. Потом были похороны — красивые, чинные, я лежала в гробу и казалась самой себе божественно прекрасной, хоть портрет пиши. Никто ничего не заподозрил.
«Она всегда была так слаба здоровьем, — говорили соболезнующие. — Бедная девочка, что за судьба, умереть так рано!»
Меня они не видели. Первым, кто увидел меня в том виде, в котором я предстала перед тобой, был Джеймс, на следующий после похорон день. О, как изменилось его лицо, да его же едва удар не хватил! Кстати жалко, что не хватил. А я всего лишь спросила:
«Милый, ну зачем же ты это сделал?»
Я даже не пугала его специально, это развлечение я изобрела потом.
Не переставая озарять себя крестным знаменем, он бросился к двери. Он убежал, оставив в доме все вещи — позже за ними заехали его слуги. И все вывезли, между прочим! Остался только какой-то старый ненужный хлам времен Вильгельма Завоевателя. Даже мою любимую оттоманку вывез!
— Печальная история, — хмыкнула я. — Изыди.
— Что, снова?
— Извини, но я хочу спать!
Глава 4
На следующее утро я занялась тем, что вела себя как обычно, будто у меня дома и нет никакого призрака. Например, пошла в ванную.
Ванная комната — это то место, где можно уединиться, подумать о вечном, предаться философским размышлениям, или просто помыться. К сожалению, в отличие от моего старого дома, здесь вода не появлялась по волшебству из труб, так что добрую половину уже не столь приятного утра я таскала ведра из колодца и грела чаны с водой. Но оттого насколько приятным блаженством было окунуться в теплую воду, чтобы смыть с себя кошмары прочей ночи.
Я вдохновенно намыливала губку, насвистывая под нос не очень уместную, но отчего-то пришедшую в голову Марсельезу, и пыталась не думать о призраке. Я все силы прикладывала, чтобы о нем не думать. Я только и думала о том, как бы о нем не думать. И вот, как раз в тот момент, когда я думала о том, что совсем уже не думаю о призраке, беловатая тень мелькнула подле меня.
Я даже не разозлилась, сил на злость не оставалось. А день ведь только начинался…
— Доброе утро, Августа! — радостно поприветствовала она меня.
— Отвернись, я из ванны вылезаю, — буркнула я недовольно. — Что на сей раз? Вроде историю свою ты мне рассказала, теперь должна упокоиться с миром. И вообще, сейчас же утро! Утро, ты понимаешь? Приличные призраки появляются только ночью, это же всем известно!
— Да? Я не знала. Извини. Мне уйти?
— А ты и правда уйдешь?
— Да нет, вообще-то. Некуда.
— Так я и знала. Ничего, еще пару дней, и я либо окончательно свихнусь, либо придумаю, как от тебя отделаться. Кстати, объясни мне, — проговорила я, всматриваясь в ее белое лицо. — Вот все эти кровавые подтеки, это вообще откуда? Тебя же отравили, а не долго и упорно ногами били?
— Ну, понимаешь, мне кажется, так страшнее, — призналась Корделия.
— Ага, конечно. Вроде бы призраки должны оставаться только в том состоянии и одежде, в котором были на момент смерти, или я что-то путаю?
— Я этого тоже не знала, — она расстроено поджала губы, готовясь заплакать. — Но я так стараюсь быть страшным призраком, пугающим всех и вся… Вот с твоим дедушкой у меня получилось!
— Ничего, у тебя почти получается. Но эта засохшая кровь тебе правда не идет.
— Так лучше?
Она довольно посмотрела на меня. И даже почти перестала казаться прозрачной.
— Лучше, лучше, — кивнула я. — Если ты исчезнешь, тебе вообще цены не будет.
Свой дом я покидала быстрым шагом, воровато оглядываясь. Кто их знает, этих призраков… Только увидев вдали шпили церквей Уотфорда я облегченно вздохнула.
Мы решили, что работа Фрэнка подождет. Вернее, я так решила.
— Это очень важно! Практически вопрос жизни и смерти! — заявила я, и пусть кто-нибудь попробует сказать, что я соврала.
Мы вышли прогуляться в небольшой сквер возле его офиса, такой ухоженный и опрятный, что зубы сводило от скуки.