Тяжелые шторы в спальне были задернуты. После того как Элиза пожаловалась, что от света у нее болят глаза, Дотти к занавескам не притрагивалась. Но теперь подруга вошла в комнату с коробкой в руках.
– Это тебе, Элиза, – объявила она. – Но сначала я раздвину шторы. Здесь душно, а тебе нужны свет и воздух.
Элиза поглядела на полоску света в промежутке между шторами. Солнце больно резало глаза, и она отвернулась.
– Хорошо, – произнесла Дотти. – Отворачивайся, если хочешь, но эту комнату я проветрю.
Послышался шорох отодвигаемых занавесок, и спальню залил свет.
Дотти подошла к Элизе.
– Вижу, ты вымыла голову.
– Да.
– Что ж, это уже начало. – Дотти погладила Элизу по руке. – Давай откроем коробку.
Они сели на маленький двухместный диван у окна, выходившего в сад.
– Подарок от Клиффорда, – нейтральным тоном прокомментировала Дотти.
Элиза открыла коробку, потом кожаный чехол внутри нее и с удивлением обнаружила новенькую фотокамеру «Лейка» модели С, «Шраубгевинде», в комплекте с набором линз и дальномером, крепившимся к верхней части камеры.
– Видишь, как Клиффорд о тебе заботится? – сказала Дотти. – Все-таки он далеко не самый плохой вариант.
Элиза ошеломленно глядела на камеру.
Подарок заставил ее ощутить проблеск энтузиазма. Теперь ее снимки будут совсем другого качества.
– Поверить не могу! Такая вещь стоит целое состояние.
– Да, понимаю, Клиффорд не любовь всей твоей жизни, – продолжила Дотти. – Но очевидно, что он испытывает к тебе искренние чувства.
– Откуда ты знаешь, что Клиффорд не «любовь всей моей жизни»?
– Дорогая, ты мне сама говорила, помнишь? К тому же по твоим глазам все видно. Глаза всегда выдают. Я ведь тоже была в похожей ситуации.
Не ожидавшая такого откровенного признания, Элиза удивленно поглядела на подругу.
– Не смотри на меня так, – стала защищаться Дотти. – Он был всего лишь сержант, служил в Британской армии, простой лондонец – в общем, совершенно не подходящая партия. Но я его любила.
– Не мне тебя осуждать.
– Я об этом почти никому не рассказывала, поэтому все должно оставаться между нами, но я забеременела. Мама не вынесла бы такого позора, поэтому я согласилась выйти за Джулиана.
– А ребенок?.. – растерянно уточнила Элиза.
– У меня случился выкидыш.
– Сочувствую.
Повисла короткая пауза.
– Значит, ты больше не беременела? – спросила Элиза.
– Не надо меня жалеть. Мне долго казалось, будто у меня в душе все умерло, но теперь мы с Джулианом живем счастливо, и я его искренне люблю.
– Прости, если лезу не в свое дело, но почему у вас нет детей?
– К сожалению, Джулиан не способен стать отцом.
– Ты знала об этом, когда выходила за него?
Дотти покачала головой. Ей на глаза навернулись слезы. Элиза обняла старшую подругу за плечи.
– Знаешь, когда я ухаживала за мамой, она обмолвилась, что у меня есть сводная сестра.
– Правда? И кто же она?
– Понятия не имею. Даже не уверена, правда ли это.
– Тогда давай я буду твоей сестрой, – предложила Дотти.
Так они сидели рядом со слезами на глазах, и тут в комнату вошел Клиффорд.
– О боже, Дотти, надеюсь, ты не заразилась от Элизы! Неужели тоже будешь все время плакать? – поинтересовался он.
Элиза выдавила неискренний смешок, а Дотти утерла слезы.
– Не говори глупостей, Клиффорд, – произнесла Элиза. – С Дотти все в порядке.
– Ну как, понравилась тебе камера?
Элиза встала и подошла к нему:
– Очень. Ты угадал и с производителем, и с моделью. Спасибо.
Клиффорд с довольным видом чмокнул ее в щеку.
Именно такой камеры Элизе не хватало. Она сразу же принялась снимать сначала красивый сад Дотти, потом саму хозяйку, а после этого уговорила Клиффорда дать ей в сопровождающие слугу и отправилась в старый город. Там она фотографировала все, что попадалось на глаза: лица, цветы, еду. В какой-то миг ей показалось, будто она заметила Инди, но тут девушка обернулась, и Элиза поняла, что ошиблась. Но этот случай только дал Элизе дополнительный повод зайти во дворец за оборудованием.
Однажды во второй половине дня она бесцельно слонялась по дому, потом села в залитом солнцем саду, ломая голову, как убедить Клиффорда, что ей нужно во дворец. Когда к Элизе с широкой улыбкой подошел ее жених, она пожалела, что расположилась на скамейке, а не в одном из плетеных кресел. Клиффорд сел рядом с ней, но заговорить первым не спешил. Некоторое время она наблюдала за ним, сцепив руки на коленях и сдерживая желание отодвинуться.
– Ну, говори, – наконец произнесла она. – Я же вижу, тебе не терпится что-то мне сказать.
– Верно, – произнес Клиффорд. Его прямой взгляд заставил Элизу смутиться. – Дорогуша, я тут взял на себя смелость и назначил дату нашей свадьбы.
– Вот как? – проговорила Элиза.
Уставившись себе под ноги, она принялась поправлять складки на юбке. Элиза подумала, что нужно прибавить что-то еще, но все слова вылетели из головы.
– Что-то ты не очень довольна. Думал, ты обрадуешься.
Элиза сморгнула подступавшие слезы и постаралась дышать размеренно и глубоко. Клиффорд прекрасно понимал, что она тянет время, а если нет, значит он еще более толстокожий, чем она думала. Элиза вспомнила, что когда-то считала его чутким человеком. Как же она заблуждалась!
Клиффорд по-прежнему ждал ее ответа. Элиза подняла голову, но увидела перед собой не своего жениха, а Джая.
Его лицо так ясно встало перед ее мысленным взором, что боль пронзила сердце. То, что их настолько влечет друг к другу, нельзя объяснить одними доводами рассудка. Причина не только в красоте Джая и его уме, но и в его чуткости. Джай всегда слушал ее так внимательно, будто любые ее слова представляли для него огромный интерес.
– Когда? – наконец спросила Элиза.
– В октябре. К тому времени будет попрохладнее. Наконец-то закончится эта распроклятая жарища.
– Где?
– Здесь, в Джурайпуре.
Только не здесь, под самым носом у Джая! Элиза попыталась скрыть свой ужас. Заметив, что чуть не выкручивает себе руки, она села спокойно.
– Так скоро?
– Мы с тобой не молодеем. Если хотим услышать топот маленьких ножек… В общем, чем раньше начнем над этим работать, тем лучше.
Клиффорд покраснел. Элиза прикрыла глаза. Сейчас июль, а значит, осталось три месяца. При этой мысли образ Джая стал еще отчетливее.
– Я надеялась некоторое время поработать фотографом. То есть прежде чем заводить детей, – ровным тоном произнесла Элиза, будто речь шла о самых обычных вещах.
– Элиза, тебе уже тридцать. Тянуть некуда. Поэтому – нет, с этим я согласиться не могу.
Элиза открыла глаза.
– Но я собиралась фотографировать в разных городах мира. Хотя бы в Париже или в Лондоне…
Клиффорд схватил ее за руку.
– Ты меня не слушаешь. Я сказал «нет». Будешь женой и матерью, хорошей и добросовестной. Уж поверь, домашних забот тебе хватит сполна. – Клиффорд разжал пальцы и примирительно погладил ее по руке. – А фотография пусть останется хобби, договорились? Вот и умничка.
Элиза встала. Чувствуя, как внутри крепнет стальная решимость, она встретилась с ним твердым взглядом.
– Прежде чем я стану твоей женой, Клиффорд, мы должны прояснить один момент. Я не потерплю, чтобы ты мной распоряжался. И вот еще что – завтра поеду во дворец забрать свои вещи. Надеюсь, ты соблаговолишь дать мне машину или предпочтешь, чтобы я ехала в телеге, запряженной верблюдом? Я ведь именно так прибыла в Джурайпур.
Элиза отошла на несколько шагов. Судя по звукам, Клиффорд встал, собираясь идти за ней. Но когда Элиза обернулась, он шагал в другую сторону – к выходу из сада.
Когда Чатур встретил Элизу на вершине высокого склона, ведущего к центральным воротам, все заранее отрепетированные слова вылетели у нее из головы. Шагнув к Элизе, он взмахнул несколькими листами почерневшей фотографической бумаги: такую она использовала при проявке.
Элиза нахмурилась.
– Что это? Почему она вся черная?
Окрасившимися в тот же цвет пальцами Чатур передал ей бумагу.
Элиза принюхалась.
– Что это значит? Листы сгорели?
Чатур изобразил сожаление.
– Увы, случился пожар.
Действительно, пахло гарью, но еще сильнее – ложью и лицемерием.
– Я вам не верю, – объявила Элиза. – Где произошел пожар?
– Сначала загорелась темная комната, а потом огонь перекинулся на вашу спальню.
– Значит, все мое оборудование и одежда… – Голос Элизы прозвучал тонко и резко. Из легких будто вышибло весь воздух.
– Сгорели дотла, – покачал головой Чатур. – Какая жалость!
Элиза подозрительно прищурилась и недоверчиво склонила голову набок, давая понять, что сомневается в его версии событий. Она утерла пот со лба. На душе становилось все тревожнее.
– Когда был пожар? – спросила Элиза.
Чатур снова изобразил огорчение.
– Представьте себе, этой ночью, а утром пришли вы! Опоздали совсем чуть-чуть! Очень досадно!
Элиза понимала, что спорить с Чатуром бесполезно, однако расчетливый блеск в его глазах только укрепил ее решимость. Не найдя подходящего ответа, она плотно сжала челюсти, окинула взглядом могучую крепость, потом повернулась к Чатуру спиной и не прощаясь села в машину.
Но пока Элиза ехала к Дотти, ее смелость улетучилась. При каждой попытке вылезти из колодца отчаяния что-то все время сталкивало ее обратно. Элиза закрыла глаза, представляя темные, сырые глубины настоящих колодцев. В Раджпутане с их помощью совершали и самоубийства, и убийства – и наверное, совершают до сих пор. Этих мрачных образов оказалось достаточно, чтобы Элиза взяла себя в руки, и все же она была совершенно раздавлена. Лишиться и оборудования, и вещей! Единственное, что у нее теперь есть, – это остатки сбережений Оливера, деньги, отложенные из ежемесячного жалованья и мамин скромный сберегательный счет в почтовом банке в Челтнеме. Невелико богатство.