оих потомков. Знал мудрый зверь, что рано еще, ох, как рано…
– Нет! – сквозь вату воспоминаний прорвался к Ивану голос Лисовина. – Нет, ведмедь этакий, ты прямо скажи, чем тебе, к примеру, опасен этакий попаданец? Ты же с ним поручкаешься – и всё! Уноси бедолагу!
Громкий хохот вогнал в краску богатыря, но тут на помощь другу поспешил Молчун.
– А тем и опасен, что Михайло наш разговорчив только с девицами красными. А мужиков он может только слушать, а уж у всех этих ненашенских языки бойкие.
– Так девицы-то… – вконец запламенел Михайло. – Они…
– Что они? – затаили дыхание ватажники.
– Ушки у них махонькие, а слова туда так и льются… – совсем невразумительно объяснил волот и замолчал.
– А ну! – вмешался атаман. – Совсем языки распустили! Вот придём домой, там и разберетесь, зачем девицам ушки! А сейчас за работу! Всем!
– А что делать-то?
– Круглое таскать, квадратное катать! Лисовин, забирай себе скока надо, порядок в ларях наводить. А остальные ко мне, пока волны ровнять не заставил!
Иван с интересом узнал, сколько, оказывается, на ладье помещений, именуемых «кубриками», «отсеками» и так далее. Общее в них было одно: везде надо было навести идеальную чистоту и обязательно всё переставить. Нет, конечно, во владениях Лисовина переставлять было интересно и вкусно. Вяленое мясо, сушеная рыба, рогожные кули с переливающейся золотом пшеницей. Всегда можно было отломить перышко от налитого янтарным жиром сазана или, отхватив долю малую от длинной ленты посыпанной перцем говядины, не торопясь, потихонечку пережевывать её во время шумной работы. Казалось бы, Лисовин снисходительно не замечал этих шалостей, но почему-то любители подкрепиться получали самые тяжелые работы. В общем-то, правильно, кто много ест, тот много работает.
А учение въедливого сусанина? С огромным удивлением Иван узнавал, что все волны разные, что только на первый взгляд вода везде одна и та же. Оказывается, даже по оттенкам можно определить глубину, а ветер всегда подскажет, нет ли поблизости земли, да ещё и подробно объяснит знающему человеку, что за земля та. Говорил сусанин и о зверях морских, о рыбах тоже:
– Вот видел ты, паря, Царь-рыбу, а ведь не рыба она. Близкий родич ей морской зверь-спасатель, тоже воздухом нашим дышит. Эйриков народ это давно знает, поэтому и зовут её китом.
– Котом? – не расслышал волхв и усмехнулся. – Ничего себе котёночек, больше ладьи нашей.
– Китом! И в отличие от мурлык наших, ходят они по акияну стаями. А ты представляешь, что было бы, если наши котяры в стаю бы сбились? Избрали бы себе наибольшего – и давай куролесить.
– Да ничего бы и не было, – пожал плечами Иван. – Мурлыки – они и есть мурлыки. Дитячья радость.
– Молодой ты ещё, – вздохнул Гриць, да так глубоко, что опавший было парус, вновь выгнулся тугим луком. – Кота-Баюна ещё не видывал. Да не деревенского, а того что с богами мурлыкает. Вот если объединились бы котяры, то попало бы человечество в самое ужасное рабство. И влачило бы горькую участь, ублажая эти меховые коврики, получая в награду лишь снисходительное «мурр». Но наше счастье, что все они законченные индивидуалисты. А вот киты предпочитают стаю, или косяк, по-ихнему. Так им легче живётся, да и безопаснее, конечно.
Удивленный Иван дерзнул задать вопрос:
– Да кто сможет побеспокоить этих громадин? Один раз хвостом махнет – и всё, поминай как звали…
– Плохо ты Эйрика слушал, а ещё летописец. Не считая человеков, что ещё и до сих пор с острогой выходят на кита, есть в морях ещё и неугомонные рыбы. Тебе о них Вбану рассказывал. Состоит та рыба из зубов и жадности, вечный голод испытывает она и ни на миг не может остановиться. Вся башка у неё в челюсти ушла, и кроме одной мысли – «Сожрать!», – больше в той башке не помещается.
Сусанин прервался и глубоко задумался, Иван затаил дыхание, ожидая. Наконец Гриць тряхнул головой и с недоумением произнёс:
– Странно, но в мире Бориса я таких много на суше видел. Что за мир такой страшный ждёт наших потомков?
Увидев, что сусанин погрузился в думы о мире и доле, Иван на цыпочках отошёл от него и тут же попал в цепкие руки Непейводы. Казаку досталось задание мыть палубу, и он как человек щедрый искал, с кем бы поделиться. Волхв не стал спорить, работа не в тягость, тем более на солнышке. Достать водицы из-за борта, окатить доски и быстро растереть по палубе. Потом ещё и ещё, шлепая босыми ногами и с удовлетворением наблюдая, как приобретает палуба янтарно-желтый цвет. Приятно видеть результаты своей работы, тем более что и трудишься-то для себя.
– Справа по курсу «Летучий Голландец»! – раздался с носа крик впередсмотрящего, и Непейвода уронил ведро себе на ногу. Прыгая на одной ноге, он со злостью прошипел:
– Разве можно так орать? Тем более, того голландца мы уже встречали, легенду драную.
– Во-во, – подтвердил атаман, – и лежит он сейчас в бережку, с колом осиновым в надлежащем месте. Есть, конечно, ещё один голландец, но тот далеко и… как это будет?.. давно? Или нескоро? – Спесь было задумался, но потом махнул рукой. – В общем, наш товарищ, безобразия не нарушает!
– А кто это, Летучий Голландец? – тихо спросил Иван у казака.
– Да встретили мы одного, – почесал Непейвода в затылке. – Обычный дурак, у которого гордыня вперёд его родилась. С богом поспорил, а потом подличать начал, честных мореходов губить. Тьфу! Образина, прости меня Перун, у самого срамота из-под лохмотьев видна, кости голые, а апломба на весь акиян хватит. Мы его, того, успокоили. Так что это явно не он, но интересно, кому же ещё дома не сидится?
Через некоторое время ватажники рассматривали квадратный плот из очень толстых бревен. На плоту была только хижина и кособокая мачта, у рулевых вёсел стоял высокий бронзовокожий человек, с непонятным выражением смотрящий на ладью. В хижине были ещё люди, но сколько и кто – было неясно. Осторожно ладья подошла к плоту, и атаман задал дежурный вопрос:
– Кто ис ху и чего вам дома не сидится? Помощь нужна?
Человек молчал, с любопытством рассматривая ватажников, впрочем, тревожиться он перестал. Спесь Федорович оглянулся на свою команду, пожал плечами, и сказал:
– Молчит. Ну что будем делать, пане-братья? Пусть плывёт куда хочет или всё-таки поймаем и поможем?
– А потом догоните и ещё раз поможете? – мрачно поинтересовался бронзовокожий и подтянул к себе хорошую палочку, до того лежащую неподалеку.
– Ой, какой разговорчивый! – обиделся Кудаглядов и демонстративно отвернулся. – Ничо не хочешь, так плыви себе, море-акиян большой, и мы его ни в лизинг, ни во фьючерс не брали.
– Почто лаешься, атаман? – поморщился Геллер. – Можно и без брани послать его, по меридиану строго параллельно экватору.
– Не надо меня посылать! – встревожился плотогон. – Я и сам уйду, воды дайте немного, коли можете.
– Вот с этого и надо начинать, – обрадовался атаман. – Всегда приятно помочь своему брату-водоплавающему. Посуда-то есть?
– Лишней нету, – кормчий устало сел и что-то крикнул по-своему. Из хижины, отодвинув циновку, опасливо выглянула мордашка, за ней вторая, третья.
– Эт мужик дает! – восхищенно произнёс Лисовин, следя за тройкой юных красавиц, выскочивших из хижины и чеша в затылке. – Ну и, брат, команда у тебя… хм-м-м… своеобразная.
– Команда… – с горечью протянул бронзовокожий. – Жёны это мои, всё, что осталось мне от царства. Только и удалось, что лапочек моих спасти от этих уродов.
– Давай-ка, царь, с этого места подробней, – сурово потребовал подошедший Гриць. – Кто и зачем лишил тебя царства-государства, и чем мы помочь тебе можем?
Царь только грустно улыбнулся, смотря, как опускают бочку с водой на плот:
– Щедрые вы люди, мореходы неведомого мне народа. И хоть похожи вы цветом кожи на предавших моё гостеприимство, но не пахнет от вас коварством. Ничем вы мне не поможете, и судьба мне пропасть в море, чтобы не могли захватчики хвастать отречением.
– Почему не можем? – искренне удивился Непейвода. – Вот доплывем, побьем, и будешь ты дальше царствовать.
– Сила у них великая, воинов – как песчинок на берегу, и верны им войска из-за страха великого. Спасибо за слово доброе, но не вернусь я обратно, потому что жалко своих девочек. Прощайте, друзья.
Долго стояли ватажники на корме, провожая взглядом плот, потом атаман спросил:
– Странное дело, и поэтому вопрос возник: правильно ли мы плывем? Что нам царство то порушенное и бледнокожие у власти?
– Правильно идём, атаман! – упрямо наклонил голову Володимир. – Хоть не было лжи в улыбках девичьих, и ничего, кроме усталости и боли, не чувствовал я в речах царя, но узнать надо. А вдруг это и есть Атлантида?
– Спасать и защищать? – улыбнулся Спесь Федорович, и дружный хор был ему ответом:
– Вот доля, достойная мужчины!
Поднимающее солнце светило в глаза ватажникам, и на близком берегу были видны только деревья, проступающие чёрными силуэтами в ослепительном свете. На носу ладьи, немного настороженно рассматривая приближающийся песок, стояли атаман и волхв. Все остальные гребли веслами, ветер прерывисто дул в лицо, но среди резких, незнакомых запахов ничего явно опасного не было.
– Ну, что чуешь, волхв?
– Не знаю, батько, – виновато пожал плечами Иван. – Учиться мне ещё и учиться. Что-то есть подозрительное, а что именно – сказать не могу.
Еще пара широких, от сердца, гребков – и подозрительное стало явным. Казалось бы, из песка встала шеренга людей с украшенными яркими перьями головами, звонко хлестнули тетивы, и берег скрылся за тучей белооперённых стрел.
– Табань! – закричал Гриць, но стрелы посыпались в воду, поторопились лучники. Только одна стрела, на излете, ударила Ивана в грудь и бессильно упала на палубу. Волхв нагнулся за ней, а разогнуться не успел.
– Мальчонку!!!! Стрелой!!! – от рёва возмущенного Геллера разгладились волны, затрещала выдираемая с корнем мачта и с деревьев градом посыпались плоды, листья, птицы и воины. Некоторые из них были с хвостами, другие с перьями. Хвостатые быстро убежали, а с перьями на головах начали строиться. Ладья дернулась вперёд и уткнулась в песок. Вслед за Володимиром ринулись остальные, деловито прихватывая с собой весла, скамьи и другие неотложно потребные предметы, удобные для объяснения жизненной позиции мореходов. Последним спрыгнул за берег атаман, успев скома