дям, животным, деревьям. Миру.
– Как всё странно, – Голос стал тихим и задумчивым. – Может быть, именно это и упустили мои создатели? Стать единым с окружающим миром, а не переделывать его под себя? Пожалуй, теперь я смогу ответить на ваши вопросы… Кто я? Пожалуй, не ошибусь, если скажу, что я – Атлантида! Всё было не так, как вы слышали, правда только в том, что атланты жили на острове…
Тихо подошёл Геллер и сел рядом, потом подоспели остальные. А Голос продолжал вещать:
– Очень давно, когда ваши предки были мелкими животными, на планете властвовали огромные ящеры. Сама суша была в те циклы одним гигантским островом. Но ничто не вечно, и спячка планеты сменилась активностью. Раскалывался континент, и огненные реки сжигали живое, а тучи пепла от огнедышащих гор затмевали светило. Тогда-то и откололся остров, который, позже получил имя Атлантида. Капризом судьбы на нём уцелело стадо мелких ящеров, и совсем невероятной случайностью стало то, что кровь у них была горячей.
– Подожди… – нахмурился Михайло. – Кровь у всех горячая, как же без неё?
– Кое у кого кровь не просто горячая, а прямо кипящая! Особенно при виде девушек, – поддел его атаман.
Подождав, пока стихнет смех, Голос продолжил:
– Не так было в те времена – бывшие повелители земли были холоднокровными, что и погубило их, когда дни стали холоднее. Они всё больше спали и всё реже просыпались. Однажды они не проснулись.
– Слава павшему величию, – негромко сказал Кудаглядов, и все поддержали его согласным гулом.
– Не спешите кричать им славу, – по-прежнему спокойно отозвался Голос. – Они были огромными, но тупыми тварями. И неизвестно, как бы развивалась планета, если бы они остались. Опасаюсь, что никак. А те, кто оказался на острове, стали стремительно развиваться. Мне и моим создателям непонятно, что служило источником такого прогресса, но факт в том, что когда ваши предки смогли начать своё развитие, они сразу попали в рабство атлантов. Нет, конечно, они называли себя иначе и вообще не были людьми, но они были могущественнее диких человеческих племён. И как раз в те циклы они и вступили на путь, приведший их к гибели… Они перестали трудиться. Последней их работой было создание неорганического разумного существа, то есть меня.
– Выходит, ты сын атлантов? И поэтому – сам атлант.
– Нет, – коротко отрезал Голос. – Они не были живородящими, и само понятие «родительство» было для них чуждо. Все их потомки воспитывались вместе, и никто не мог сказать, что этот индивидуум – мой отец или мать. Работать уже не было нужды, все блага того мира были в их распоряжении, и вначале они стали творить искусство. Я не стану показывать их творения, они слишком чужды для вас. Вся их жизнь, и вся, можно сказать, мораль, основана на хищничестве. Они наслаждались властью, и источником их жизни было насилие. Насилие над живым, над природой, над другими разумными. Но насилия над собой они не терпели, поэтому и вложили в меня ограничение на проникновение в мозг разумных. Во мне нет вашего чувства прекрасного, но то, что я смог прочитать в ваших мозгах, с разрешения, конечно, только утвердило меня в мысли о несовместимости культур. А дальше становилось всё хуже, прошли междоусобные войны, без которых они не могли жить, здорово сократилось население. Я развивался сам и настолько преуспел в удовлетворении потребностей, что прекратился подвоз с материков, не было больше нужды. Потом они поняли, что создали совершеннейший инструмент для удовлетворения всех потребностей. Физически они здесь…
– Колонны? – тихо спросил Иван, настороженно взглянув на серые изваяния.
– Да, – горько обронил Голос. – В этих колоннах находятся последние повелители планеты. У каждого из них свой мир, где он может творить всё и всех. Плоть их стала несокрушима, и питание подводится непосредственно к каждому органу. Но всё больше и больше становится прямых линий на контроле мозговых волн, и когда-нибудь наступит время, когда скука убьёт последнего атланта.
– Но ты же жив!! – вскочил Иван.
– Я не атлант, – печально ответил Голос. – И давно уже отделил остров от вашей планеты. Воля моих создателей такова, что, оставшись один, я окончательно покину нашу вселенную и отправлюсь в последний путь, туда, где кипит материя, сталкиваясь со своим отрицанием. Туда, где ослепительный свет вспышки достойно завершит историю Атлантиды. Возвращайтесь в свой мир и оставьте Атлантиду в легендах. Но дополните сказание предупреждением: жизнь – это движение, остановка ведёт к смерти. А сейчас уходите, у вашего вида ещё остался шанс. Не упустите его!
– И сколько же тебе придётся лететь к краю?
– На пути в Вечность не бывает опозданий…
Медленно, оглядываясь, ватажники потянулись к ладье, и тут из здания выглянул Лисовин:
– Обед готов! Налетайте!
– Забирай котёл, – отмахнулся атаман. – Мы уходим.
Глава двенадцатая. Попали!
Ладья скользила по волнам, как с крутой горки. Ветер был только попутный, и даже океан разглаживал волны перед дубовым брусом. Ватажники шли домой, но печаль поселилась в их сердцах, ведь погибла сказка о великой Атлантиде.
– Что скажем мы князю? – мрачно спросил Спесь Федорович.
– Правду! – сказал, как отрезал, сусанин, не сводя глаз с курса.
– Плохая это правда, – не согласился атаман.
– Правда не может быть плохой или хорошей. Она может быть или не быть. Ты что же, атаман, князю правду боишься открыть?
– Не груби, – нахмурился Кудаглядов. – Не малое дитё князь наш, чтобы ему сказки рассказывать со счастливым концом. Но разве вправе мы лишать род людской красивой легенды о великих предках?
– А что в ней красивого, атаман? – Иван до сих пор стоял у борта, не отрывая глаз от простора, но сейчас повернулся к собеседникам. – Что может быть красивого в воспевании грабительских походов? Да, они могущественны. Но для чего они мощь свою использовали? Для завоеваний, для грабежа, для унижения других народов. И предопределена их гибель, потому что только свою кровь можно положить в фундамент счастья для других. Обратное невозможно!
– Значит, скажем всё! – хлопнул ладонью по палубе атаман и огляделся, – Что приуыли, братья? Эйрик, спой нам что-нибудь, только не своего сочинения!!
Скальд легко согласился, встал, подошёл к мачте и, запрокинув голову, затянул старую песню:
Вниз по матушке по Ре…
По Речке, – подхватил дружный хор.
По широкому раздолью,
По широкому раздолью… раздолью,
Поднималась непогода.
Поднималась непого… погода,
Погодушка немалая,
Погодушка немала… немалая,
Немалая, волновая.
Немалая, волнова… волновая,
Ничего в волнах не видно.
Ничего в волнах не ви… не видно,
Одна лодочка чернеет,
Одна лодочка черне… чернеет,
Только паруса белеют.
Только паруса беле… белеют,
На гребцах шляпы чернеют.
На гребцах шляпы черне… чернеют,
Сам хозяин во наряде,
Сам хозяин во наря… наряде,
В чёрном бархатном кафтане,
Уж как взговорит хозя… хозяин:
«Нуте, грянемте, ребята,
Нуте, грянемте, ребя… ребята,
Вниз по матушке по Речке.
Вниз по матушке по Ре… по Речке
Приворачивай, ребята,
Приворачивай, ребя… ребята,
Ко крутому бережочку!»
Спесь Федорович приосанился и гордо огляделся, услышав про хозяина.
– Что, в самом деле? – спросил сусанин.
– Что именно? – удивился атаман.
– К бережочку поворачивать? – терпеливо объяснил Гриць, посматривая за правый борт.
– Велика ты, сила искусства, – удивился Кудаглядов, рассматривая небольшой островок с неизменной пальмой. – Конечно, поворачивай, зачем спрашиваешь?
– Порядок должон быть. Сказано же – «ко крутому бережочку», а здесь яра-то совсем не видно.
– Зато камней в избытке, – дополнил Лисовин.
– А ништо, – лениво поправил его Гриць, поворачивая прави́ло. – Сейчас обойдём сторонкой, ибо чую я, что с другой стороны проход есть.
И точно, немного погодя берег разорвался, и перед ушкуйниками открылась просторная бухта в окружении песчаных берегов. В голубой воде отражалось небо, и прибрежные пальмы склонились над водой, с любопытством разглядывая облака.
– Место-то какое, – мечтательно протянул Лисовин. – Так и шепчет: остановись, отдохни…
– Вот здесь и заночуем! – распорядился атаман, повернувшись к сусанину.
– А местные-то, как? – поинтересовался Гриць, выглядывая путь. – Возражать не будут?
– Какие местные?
– А вон те, которые на берегу прыгают.
– На рыбалку, что ли, собрались? – спросил Михайло, из-под руки высматривая кого-то на берегу.
– Почему?
– Да палки в руках какие-то, удочки, наверное.
– Это копья, – холодно сказал Лисовин и потянулся за ножом.
– Ганнибалы, – хмуро константировал Геллер и стал разминать руки, сжимая и разжимая пудовые кулаки.
– Кто-о-о? – очень удивился атаман.
– Или каннибалы? – засомневался Володимир, но потом махнул рукой. – Какая разница! Вот только доберусь до берега, сразу все только бульоном питаться будут!
– Ну прямо как дети малые! – возмущенно всплеснул руками Спесь Федорович. – У нас ис-с-следовательская експедиция, повторяю, исследовательская! Незачем нам экспансии устраивать и чужие обычаи менять!
– Как же, прямо-таки все исследователи, – нехорошо нахмурился Геллер. – У меня тоже обычай есть – всех бить, кто меня и друзей моих обидеть норовит. Это священный завет, и поэтому я требую уважения к моему обычаю!
– Тихо вы, горячие нурги, – прикрикнул сусанин. – Ну-ко, Ваня посмотри, у тебя глаза молодые, кто это из-под пальмы выходит.
Иван всмотрелся и радостно воскликнул:
– Так это же царь! Значит, никого бить не надо.
– Какой ещё царь? – всё никак не мог успокоиться дядька Володимир, – Может быть, этого царя и надо в первую очередь…