– О чём ты?
– Об условии, которое папаша выторговал у тилвит тег. Они заберут первенца только после того, как последняя монета из горшка будет потрачена. Ты не представляешь, какой простор для хитрости и уверток это открывало! Например, можно было б вообще ни монеты не тратить и жить с процентов. Но нет, папаше золото руки жгло. И если б матушка не припрятала монетку, за мной пришли б раньше, ещё когда я не понимал, что мои родители – твари хуже, чем тилвит тег.
Он тяжело сглотнул и тихо добавил осипшим от злости голосом.
– А потом им не хватило денег на подарок любимому наследничку, и папаша весь дом вверх ногами перевернул, но отыскал монету и потратил её. Чувство было – словно тебя ещё раз продали, но на этот раз за айфон твоему младшему брату.
Холли сдавленно вздохнула. Может, и к лучшему, что она не знает, в уплату чего забрали её саму? Смогла бы она жить день за днём рядом с теми, кто променял её на какой-нибудь пустяк?
– Но он же пытался защитить тебя…
– Только делал вид! – резко отрезал Дик. – Есть один только способ не пустить Мари Луид в дом, и ты сама его знаешь. Крики и угрозы к ним не относятся. Он просто хотел, чтоб мои братья и сёстры, такие же глупые, как и он сам, запомнили его поверженным героем, а не мелочным работорговцем!
Холли не выдержала, обернулась и обняла Дика – ибо слов утешения для него не было. Да и чем утешить этого озлобленного волчонка, которого семья предала ещё до рождения? Дик несколько раз дёрнулся, пытаясь вырваться, проворчал под нос несколько ругательств и замер. Он сдавленно и прерывисто дышал у Холли над ухом, она чувствовала, как дёргается его грудная клетка – сплошные кости и острые углы, даже сквозь одежду жёстко.
– Он сам рассказал. Даже врать не стал. Или хотя б молчать. – Дик говорил тихо, рублеными фразами на выдохе, сдерживая рыдания. – Оправдывался, почему не любит. Не пытается любить. Давно я думал – я приёмный. Но я хуже. Проданный.
«Как и я, – мысленно добавила Холли. – Как и я». Кто заключил ту злополучную сделку? Что попросил у этих кошмарных подземных созданий? Мать, после развода уехавшая в Америку, старательно выстроившая новую, спокойную, правильную жизнь? Отец, который медленно спивался год за годом, блуждал по Уэльсу, но нигде не нашёл покоя? Который однажды вернулся в свой дом, только чтобы повеситься на чердаке?
Хоть кому-нибудь принесли счастье дары тилвит тег?
В отдалении снова начал нарастать звон, и Дик дёрнулся, высвобождаясь из объятий.
– Валим, – он обогнул Холли и, схватив её за руку, потянул вперёд. – Кажется, нас ищут.
Свод стал выше, а воздух холоднее и чище. Тихо плескало о камни чёрное подземное озеро, и идти стало труднее – ноги скользили, один неосторожный шаг – и уйдёшь под воду. Мигнули и расцвели звёздочками над головой колючие синие искры – то ли подземные растения, то ли камни, то ли магия. Они отражались в неспокойной тёмной воде, и Холли не могла отделаться от ощущения, что это озеро следит за ними тысячей синих глаз.
Дик, казавшийся неутомимым, со стоном опустился на камни.
– Не могу больше, – прохрипел он и потянулся к воде. – Пить.
Холли едва успела перехватить его руки.
– Если ты во всём прав, – затараторила она, пока Дик не вырвался, – если это настоящие фейри вокруг и мы у них под холмом, то нам нельзя здесь ничего есть и пить! Мы же тогда не вернёмся!
Дик взглянул на неё исподлобья, Холли только и уловила что диковатый блеск в глазах.
– Даже не знаю, что милее: то, что ты веришь в сказки, или в то, что мы отсюда выберемся.
Холли выдержала его взгляд и твёрдо сказала, не отпуская его ладони:
– Мы попытаемся.
– Попытаемся… ага, как же. Я сейчас думать ни о чём не могу, кроме как упасть лицом в эту лужу. И могу поспорить, стоит мне напиться, как тут же захочу есть… жрать, словно меня голодом морили. Сама-то разве не чувствуешь?
Во рту было сухо после выпивки, но желудок спазмами отзывался на любую мысль о еде и воде, и царапины на шее снова начали пульсировать болью. Холли коснулась их, и пальцы окрасились чёрным.
– Фейри боятся железа… нашей крови, – медленно, ловя за хвост ускользающую догадку, произнесла она. – Может, и их чары тоже её боятся?
Дик протянул ей ладонь, и Холли медленно, дрожащими пальцами провела по ней стеклянной подвеской. Кожа разошлась легко – словно была не тоньше папиросной бумаги, и Дик едва заметно выдохнул сквозь сжатые зубы, больше никак не показав, что ему больно. Он смотрел, как чёрная полоса у линии жизни становится шире, как капли скапливаются в ложбинке.
– Пить. Всё ещё хочу пить.
И жадно припал губами к царапине.
Когда он поднял лицо, глаза его всё так же безумно блестели, а рот чернел раной на призрачно-бледном лице.
– Пить.
И Холли бестрепетно провела стеклянным осколком по своей ладони. Дик припал к царапине еще до того, как она протянула ему руку, жадно схватил её, до боли сдавив запястье. Горячие влажные губы скользили по коже, и Холли вздрагивала, страх скручивал нутро.
Он вообще в своём уме?! Не пустит ли в ход зубы, не попытается ли укусить, расстраивать ранку, чтоб получить больше крови? Придёт ли в себя?
Зря она вообще это предложила.
Дик наконец с трудом выпрямился, медленно и тяжело дыша. Подбородок у него был в тёмных пятнах, и он несколько раз машинально облизнул окровавленные губы, а потом содрогнулся всем телом и рывком склонился над чёрной водой озера, выблёвывая кровь и остатки человечьей еды.
Холли тактично отвела глаза и обмотала ладонь шарфом.
Спустя пару минут Дик отдышался и утёр рукавом лицо.
– Ты была права. – Он улыбнулся как ни в чём не бывало, но Холли видела, как тяжело это ему даётся, – чары фейри тоже боятся крови! Не самый приятный способ их разрушать, но что есть то есть!
И, немного помолчав, очень серьёзно добавил:
– Спасибо.
Логово Фреда они нашли спустя пару часов, окончательно сбив ноги о камни в подземном лабиринте. Маленькая пещерка, образованная толстыми корнями огромного дерева, могла бы показаться уютной, если б не сладковатый запах гнили вокруг. На земле лежало тряпьё, явно служившее лежанкой, в изголовье стояли небольшой сундучок и плетёная корзина, уже потемневшая от времени.
Стоило коснуться корней, и по ним растёкся зеленоватый свет, словно древесный сок. Холли грустно погладила самое толстое корневище, стараясь не думать, что её брату все пятнадцать лет пришлось коротать здесь, в сырости и темноте.
Такой участи она не хотела – ни себе, ни Дику. И если брата она уже спасти не может, то попытается вытащить хотя бы своего невольного спутника.
– Он так и жил здесь? – Дик огляделся и передёрнулся. Он себе такой судьбы тоже не хотел. – Как зверь.
Холли опустилась на лежанку и, стараясь перебороть отвращение, ощупала жёсткую от грязи ткань, перетряхнула тряпьё, и из складок ей на колени выпал маленький зеленоватый ключ. Против воли она грустно улыбнулась – даже попав к фейри, Фред так и не научился прятать свои тайники. Холли и в детстве легко их разоряла, находя мелкие монетки или леденцы под матрасом.
А может, он специально подкладывал их, зная, что неугомонная сестра туда влезет? Игра, в которую она всё время играла вслепую, а брат – с открытыми глазами.
Холли осторожно подняла ключ и сжала его в кулаке, невидящим взглядом уставившись в землю.
Он знал. Знал, что рано или поздно они доберутся и до неё, знал, что приведут сюда, и подготовил тайник. И подготовил тайник так, чтоб она обязательно нашла, вспомнив детство, потому что его самого рядом уже не будет.
Из задумчивости её вывел болезненный тычок под рёбра. Холли айкнула и возмущённо обернулась к Дику. Тот с кривой улыбкой только руками развёл:
– Ты едва на ходу не заснула. Откуда мне знать, вдруг это тоже чары?
– В следующий раз лучше сначала позови, – проворчала Холли, потирая больное место.
– Лучше, чтоб следующий раз вообще не настал.
Он мрачно кивнул ей на сундучок, и сам отошёл чуть в сторону.
Небольшой, похожий на окованную зеленоватой медью шкатулку, сундучок оказался неожиданно тяжёлым. Держать его в руках было неприятно. Холли словно наяву видела, как она отпирает его, откидывает крышку и внутри на алой обивке находит голову. Вот только воображение никак не могло определиться чью: свою или Фреда.
Пальцы сделались одеревенелыми и непослушными, ей едва удалось провернуть ключ до глухого щелчка. Когда она коснулась крышки, руки дрожали. От страха снова начало подташнивать.
Нет, так она здесь навсегда останется!
Зажмурившись, Холли резко откинула крышку и, задержав дыхание, заглянула внутрь.
Сначала, в зеленоватой тьме, она не поняла, что видит: россыпь чего-то мелкого и неровного на дне. «Мусор какой-то», – мелькнула разочарованная мысль, и Холли едва не застонала от разочарования. Захотелось запустить сундучком в стену: всё ведь сложилось один к одному! Или тайник Фреда всё же в другом месте? Но где?
Едва сдерживая раздражение, Холли поворошила мелкий мусор и едва не вскрикнула, когда укололась.
Это стекло. Неровные осколки, на которые разлетелся бабушкин шар, которые маленькая Холли ещё долго баюкала в ладонях, горюя не столько о памяти о бабушке, сколько о любимой новогодней игрушке.
Фред раздобыл их – всеми правдами и неправдами, сохранил в этой пещере, и ради чего? Он сказал: он собрал подсказки. Все, что нашёл.
Рука против воли взмыла в привычном жесте поправить серёжку, Холли даже ощутила фантомный укол в пальцах, но подвесок так и не коснулась. Стеклянных подвесок из самых крупных осколков ёлочного шара.
Уж не этих ли деталей не хватало Фреду?
Снова заполошно заколотилось сердце: а если б ты не забрала их, а если б они сразу все были у брата, смог бы он вернуться?
Отгородившись от всех чувств, Холли медленно сняла серёжки, отцепила от подвесок швензы. Под подозрительным взглядом Дика опустила осколки в шкатулку. В полумраке, на тёмном дереве они казались кусочками льда.