Когда никто не видел — страница 27 из 53

– Уже уходите? – произнесла Мара Лэндри, входя в палату с двумя чашками кофе.

– Ну, вы же знаете, что планы уроков сами собой не напишутся, – пошутил учитель, вызвав у Коры слабый смех.

– Я вас провожу, – предложила Мара. – Кора, что нужно сказать мистеру Доверу?

– Спасибо за шарик и спасибо, что навестили меня, – пробормотала девочка, потупившись. Представляю, как это, мягко говоря, неловко, когда любимый учитель видит тебя в больничном халате.

Мара и мистер Довер ушли.

– Со стороны твоего учителя было очень любезно проведать тебя, – заметила я.

– Он славный, – пожала плечами Кора, – но, держу пари, навестил бы любого ученика, окажись тот в больнице.

– Возможно, – согласилась я и поинтересовалась: – А почему тебе так нравится обществознание?

Кора снова пожала плечами.

– Не знаю. Наверное, потому, что у мистера Довера на уроках интересно. Весело.

– Как так? – настаивала я, желая понять, что важно для Коры.

– Иногда он одевается как персонажи, о которых собирается рассказывать, а еще внимательно слушает, когда ты с ним разговариваешь, – пояснила девочка, потянув за серебристую ленту, которой был привязан воздушный шар.

– И о чем вы с ним говорите? – Я устроилась в кресле рядом с кроватью пациентки.

– Ну, о школе, друзьях и всем таком прочем. Я обычно обедаю у него в классе, и мы разговариваем. Сестра считает его странным, но я так не думаю.

– В каком смысле странным? – насторожилась я, стараясь, чтобы голос звучал легко и непринужденно, хотя практика обедать вместе с ученицей вызывала у меня некоторые вопросы.

– Не знаю, просто странным. Кендалл заявила, будто он извращенец, но это неправда. Он просто милый. Ему не все равно, – объяснила Кора.

Я хотела продолжить беседу о мистере Довере – что-то в нем меня все-таки настораживало, – но тут в палату влетела Мара.

– О чем это вы тут болтаете? – спросила она, подходя к Коре.

– Так, ни о чем. – Девочка бросила в мою сторону обеспокоенный взгляд.

– Я просто спросила Кору, как она себя чувствует, – пояснила я, делая очередную мысленную пометку: девочка отчего-то не хочет признаваться матери, что мы говорили о мистере Довере.

Я попрощалась и напомнила матери и дочери, что вернусь утром, но, если понадоблюсь им раньше, они, конечно, могут мне позвонить. Я торопливо бежала по коридорам, боясь опоздать на следующий прием, но возле лифта увидела Джона Довера, сидящего на одном из стульев.

– Я надеялся поймать вас, – сообщил он, поднимаясь. – Можем мы минутку поговорить? О Коре.

Надеюсь, мне удалось не выдать удивление. Видимо, Мара успела рассказать ему про мою врачебную специализацию.

– Разумеется, поделиться какой-либо медицинской информацией о пациентке я не могу, – сразу же предупредила я. – Но если вы знаете детали, которые помогут реабилитации, ее родные, безусловно, будут вам признательны.

– К сожалению, не в моих силах найти того, кто это с нею сотворил… – мистер Довер сунул руки в карманы пальто, – но она такая маленькая, хрупкая девочка. Я опасаюсь, что она не выкарабкается.

– Что вы имеете в виду? – удивилась я. Кора получила ужасные травмы, но, судя по разговорам других ее врачей, опасности для жизни они не представляли.

– Душевную сторону, – пояснил учитель почти извиняющимся тоном, как будто своими словами предавал Кору. – После всего этого ужаса, боюсь, она еще глубже уйдет в себя. Кора ведь обычно погружена в собственный маленький мирок.

– Это видно и в школе? – спросила я.

– Да, – кивнул мистер Довер. – Я несколько месяцев наблюдаю, как Кора отстраняется от одноклассников, вижу это в ее сочинениях и в том, как она общается с окружающими. У нее очень живое воображение. – Я молчала, дожидаясь продолжения. – То есть Кора склонна фантазировать, домысливать действительность. И часто думает, будто ей желают зла, хотят навредить.

– Ну, учитывая нынешние обстоятельства, – слова вырвались у меня ненароком: я не успела удержаться, – так оно, пожалуй, и есть.

– Нет-нет. – Мистер Довер поднял руки, словно желая помешать мне так думать. – Кору явно кто-то сильно обидел. Я вовсе не имел в виду, что она хитрит. И пытаюсь сказать как раз обратное.

Выражение лица у меня, должно быть, было самое скептическое, потому что учитель глубоко вздохнул и начал сначала:

– По ее манере держаться в классе я заметил, что она все принимает близко к сердцу, независимо от того, было ли проявленное к ней пренебрежение реальным или воображаемым. Один неверно истолкованный взгляд одноклассника – и Кора раздавлена. Одно потенциально обидное высказывание – и она заливается слезами и бежит к учителю. Девочка склонна делать из мухи слона, превращать малозначащий эпизод во вселенское событие. Не прочь она и приукрасить. Детей это раздражает и приводит к некоторым трениям. И вот что я с таким трудом пытаюсь до вас донести: сейчас Кора в лучшем случае изо всех сил пытается держать себя в руках, поэтому могу себе представить, как ей на самом деле тяжело. – Мистер Довер еще раз вздохнул и нахмурил брови. – Я просто хочу, чтобы у нее все наладилось. Кора славный ребенок.

– Того же, собственно, и все мы хотим для нее, – согласилась я, выдавив из себя улыбку. – Спасибо, что поделились своими мыслями, но мне уже пора на следующий прием. – Я повернулась к учителю спиной и направилась прочь от лифтов, предпочтя пойти пешком по лестнице.

Мои шаги эхом отдавались от бетонных ступеней, а в голове крутились слова Джона Довера. Судя по ним, Кора то и дело ябедничала учителю об обидах, реальных или воображаемых. Могли на нее напасть в отместку за это? Правда, реакция слишком агрессивная: не по вине наказание.

Кроме того, поведение самого Джона Довера внушало подозрения. Он вроде бы заботится о своей пострадавшей ученице и тем не менее не пожалел времени, чтобы объяснить мне, какая Кора безнадежная недотепа. Она приукрашивает реальность, сказал он. То есть девочка якобы врет. А почему, собственно, подумала я, Джону Доверу было так важно рассказать мне об этом?

Дело № 92–10945. Из дневника Коры Э. Лэндри

Декабрь 2017 года

Мама пришла домой, когда я писала письмо JW44, так что мне пришлось очень быстро делать ноги от компьютера. Я кинулась на кухню и уселась за стол, как будто делала домашнее задание.

Не люблю скрытничать. Из-за этого мне стыдно, но мама точно взбесится, если узнает, что я общаюсь с незнакомцем в интернете. Мама счастлива, что у меня появились две настоящие подруги, и наконец перестала задавать мне тысячу вопросов о школе и о том, с кем я сижу за обедом. Она даже время от времени отпускает меня в гости к Джордин, но только если ее бабушка дома, и в бар мне заходить нельзя.

А вот пойти к Вайолет она так ни разу и не разрешила. Когда я спрашиваю почему, она находит какое-нибудь глупое оправдание, хотя мы обе знаем, что дело в районе, где живет Вайолет, и в том, что они здесь новенькие, а не прожили в Питче сто лет.

Мама так не радовалась бы, узнай она, как Джордин в последнее время ко мне относится. Вечно раздражается. Что я ни сделаю, результат тот же: либо дура, либо дебилка, либо соплячка. Идешь в школу и не знаешь, как Джордин тебя там встретит. Честно говоря, довольно утомительно.

Вчера я проснулась среди ночи, потому что вдруг вспомнила, что не стерла на компьютере историю посещений. Ужас! Если родителям вздумается проверить, куда я заходила, и выяснится про DarkestDoor, меня же навеки лишат доступа к компьютеру и возможности разговаривать с JW. Тогда я погибла. Пришлось красться мимо спальни родителей и комнаты Кендалл и спускаться в компьютерную комнату; половицы, клянусь, скрипели от каждого шага.

Чтобы очистить историю, хватило нескольких секунд, но потом я подумала, не поискать ли сведения о происшествии с Рэйчел Фармер, которое упоминал Джозеф. Но сначала зашла на сайт класса мистера Довера, где он вывешивает задания. Если бы меня засекли, вот и оправдание: забыла сделать домашку и пришлось засидеться допоздна, потому что она нужна уже завтра.

Я даже начала писать электронное письмо мистеру Доверу с вопросом о списке литературы, который следует составить для нашего проекта, чтобы показать маме или папе, если кто-то из них вдруг войдет.

Потом я открыла другое окно и набрала в строке поиска «Рэйчел Фармер». Появилось множество результатов, поэтому я добавила «Питч, Айова» и «1991» и нажала «Вернуться». Это сузило результаты до нескольких ссылок, поэтому я нажала на первую из них, которая вывела меня на газетную заметку о Рэйчел. В ней говорилось, что девушка исчезла однажды вечером после ссоры с мамой. В полиции решили, что она сбежала, и просили всех, кто что-то знает, связаться с копами.

К статье была приложена та же фотография, что и в ежегоднике. Рэйчел совсем не была похожа на беглянку. Выглядела она нормальной и даже не такой симпатичной, как мне сперва показалось. И вдруг меня охватила ненависть к ней, сама не знаю почему.

Я нажала на следующую ссылку и тут услышала голос сестры: «Чем это ты занимаешься?» У меня чуть сердце не выскочило. Я моментально перескочила на школьную страницу мистера Довера и объяснила, что забыла выполнить задание и у меня будут большие проблемы, если я его не сделаю. Сестра проворчала, что мне лучше лечь спать, пока мама или папа не застали меня за компьютером. Когда она ушла, я проверила еще несколько ссылок о Рэйчел Фармер. Насколько я смогла понять, в полиции решили, что она сбежала, но ее так и не нашли.

Итак, Рэйчел Фармер ушла с Уизером. Но почему Джозеф выбрал ее? Что в ней такого особенного?

Я даже отправила письмо мистеру Доверу со своим вопросом о списке литературы, и через две секунды он ответил: «Чем ты там занимаешься в час ночи, Кора? Иди выспись хорошенько, а вопрос задашь утром».

Допрос Джона Довера капралом Бри Уилсон в отделении полиции города Питча. 17 апреля 2018 года, вторник

Капрал Уилсон: