Из телефонной переписки между Джордин Петит и Вайолет Кроу. 17 апреля 2018 года, вторник
Джордин: С тобой полиция уже говорила? Надеюсь, ты ничего не сказала?
Джордин: Не знаешь, как там Кора? Дед заставляет меня навестить ее, а я боюсь.
Джордин: Ты чего не отвечаешь-то?
Джордин: Я не шучу, Вайолет. Помалкивай, что мы принесли с собой нож. Иначе влипнем.
Томас Петит. 17 апреля 2018 года, вторник
По дороге в больницу Томас заполняет тишину безобидными вопросами и комментариями, пытаясь представить, о чем говорила бы с внучкой Тесс.
Он спрашивает Джордин, как она справилась с последней контрольной по математике и решилась ли весной заняться софтболом. Интересуется, есть ли у преподавателя рисования дети и правда ли, что паренька Флетчера отстранили от занятий за то, что он суперклеем приклеивал четвертаки к полу в столовой.
Хорошо, нет, да и да, отвечает Джордин невыразительным, бесцветным голосом.
Миль через пять вопросы у Томаса заканчиваются, а девочка наклоняется вперед и возится с магнитолой, пытаясь найти станцию без хрипов и душеспасительных бесед. В конце концов она останавливается на кантри, хотя Томас знает, что в обычных условиях внучка ни за что не стала бы слушать эту, как она говорит, сопливую чушь. Слезы высохли, и Джордин, похоже, постепенно берет себя в руки, хотя глаза до сих пор красные, а лицо покрыто пятнами.
Впрочем, Томас все равно слушает ответы внучки вполуха. Он погружен в свои мысли, глаза устремлены на дорогу, руки крепко сжимают руль. Не зная в точности всех событий той ночи, Томас тем не менее уверен, что Джордин ничего такого не делала, а всего лишь пыталась разыграть подружек. Однако он боится, что другие могут подумать иначе.
Мара Лэндри в недавнем разговоре сообщила, что Кора не видела, кто на нее напал, и понятия не имеет, что случилось. Томасу станет легче, когда две девочки окажутся в одной комнате и он сможет понаблюдать за ними, увидеть, как они общаются, и определиться с дальнейшими действиями.
Может, следовало сильнее надавить на Джордин и выпытать у нее подноготную, но пока он точно не знает, что же произошло на путях, нападать на внучку нет смысла. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: девочки все же замышляли нехорошее. Полуночная прогулка, пиво, кровь. Бог знает, для чего они еще и садовый нож прихватили.
И вдобавок то полупризнание Джордин: «Дедушка, никто не должен был пострадать. Это была просто глупая игра».
Ну, Томас-то знает, что людей и за меньшее судят, а то и в тюрьму сажают.
Пока Джордин придерживается своей первоначальной версии, что она бросила подружек на вокзале перед самым нападением – или несчастным случаем, или чем еще, – все будет в порядке. Пока никто не найдет ранец с ее курткой, все будет в порядке. Томас не уверен, что сумел полностью удалить следы крови.
Подъезжая к парковке около «Уолмарта», Томас уже почти убежден, что все образуется. Они бродят между стендами и полками в поисках подарка в больницу для Коры и Тесс.
– Как насчет зверюшки? – Томас берет подушку в форме тигра. – Это же твой школьный талисман.
– Слишком по-детски. – Джордин морщит нос и идет дальше, безучастно скользя взглядом по мягким игрушкам, настольным играм и фигуркам, выстроившимся на полках.
– Может, это? – Томас берет набор ярких матрешек. Ему уже не терпится выбраться отсюда. – Вроде милые.
Джордин только закатывает глаза. Еще минут десять попредлагав разные варианты и всякий раз наталкиваясь на пренебрежительные гримаски, Томас наконец понимает, что внучке его помощь не нужна, и замолкает. Он наблюдает, как Джордин берет по очереди набор бальзамов для губ, маникюрный комплект с тремя разными видами лака для ногтей и упаковку краски для футболок, внимательно изучает каждый товар, а потом кладет обратно на полку. Но то и дело возвращается к набору для изготовления браслетов, в который входят эластичная тесьма и сотни крошечных разноцветных бисеринок.
– Пожалуй, это подойдет, – и смотрит на деда, ожидая одобрения.
– Думаю, ей понравится, – откликается Томас, но где ему разобраться во вкусах двенадцатилеток. Джордин неуверенно пожимает плечами.
Набор для изготовления браслетов заворачивают в блестящую папиросную бумагу, Джордин укладывает его в подарочный пакет и подписывает открытку с изображением кошки: лапка забинтована, на шее – пластиковый конус. «Надеюсь, скоро ты снова будешь чувствовать себя замурчательно», – гласит подпись.
– Кора обожает кошек, – поясняет Джордин, засовывая запечатанный конверт с открыткой в сумку, и раздумчиво произносит: – Может, лучше котенка подарить? Тогда она бы точно развеселилась.
– Вряд ли родители Коры будут в таком же восторге, – усмехается Томас. – Хотя мысль хорошая.
– А если ее мама и папа разрешат? – колеблется внучка.
– Думаю, ты выбрала отличный подарок, – решительно говорит Томас. Вскоре перед ними вырастает больница – громадная конструкция из стекла и стали.
– Какая большая, – тянет Джордин. – И прямо вся-вся только для детей?
– Вроде бы так, – подтверждает Томас, въезжая в гараж. – Но если бы я захворал, то и сам не отказался бы здесь полежать, а?
С многоуровневой парковки на улице они входят в вестибюль больницы. Джордин бежит к лифтам и ждет дедушку. Томас не торопится. Клиника и правда огромная, и следует беречь силы, иначе внучке придется вывозить его отсюда в инвалидном кресле. Двери лифта открываются, оттуда выходят женщина с девочкой. Девочка примерно ровесница Джордин, с широким лунообразным лицом и совершенно лысая – последствия химиотерапии. Джордин застенчиво им улыбается и отходит в сторону, пропуская, а потом пристально смотрит вслед. Вдвоем с дедом они заходят в лифт, и Джордин ждет, пока двери не закроются, и только потом спрашивает:
– Как думаешь, у нее рак?
– Похоже на то, – отвечает Томас, прислонившись к стене лифта.
– И мама сидит с ней, пока она химиотерапию получает?
– Раньше такого не было. Пока ребенка лечили в больнице, родители дожидались в гостинице или дома. Но теперь разрешают оставаться с ребенком прямо в палате.
Джордин на мгновение задумывается.
– Я бы никогда не оставила своего ребенка, если бы он заболел. Все равно чем. Не ушла бы, даже если бы меня пытались прогнать.
Томас знает, что Джордин думает о своих родителях. О людях, которые по каким-то таинственным причинам решили, что бороться за опеку над дочерью слишком утомительно и сложно. Нет, Томас не жалуется. Чем дальше родители Джордин, тем лучше для девочки, но он видит, как девочка страдает от их отсутствия.
– А вдруг мама и папа Коры злятся на меня? – Джордин опасливо смотрит на деда, когда лифт останавливается на третьем этаже.
– С чего бы им на тебя злиться? – живо отзывается Томас. – Ты же убежала задолго до того, как случилась беда. За это тебя винить нельзя. – Двери открываются, и Томас обнимает внучку за плечи: – Ну, пошли к твоей подружке.
В какой бы жизнерадостный цвет ни красили стены и какие бы причудливые картинки ни развешивали в коридорах, запах больниц за тридцать лет не сильно изменился, думает Томас. Впрочем, новизна детского отделения пересиливает запах антисептика, который вызывает у Томаса головокружение от воспоминаний о погибшей дочери.
Добравшись до палаты 317, Томас стучит в дверь, и через мгновение в коридор выходит Мара и осторожно закрывает за собой дверь.
– Привет, – говорит она Джордин. – Как мило, что ты пришла. – Она улыбается, но глаза насторожены. – Кора нервничает, что люди видят ее такой, Джордин. Она… она не похожа на себя.
Томас обнимает внучку за плечи.
– Она понимает, да, милая?
Джордин торжественно кивает.
– Хочешь, я пойду с тобой, Джорди? – предлагает Томас, называя ее ласкательным именем, которое дала девочке Тесс.
Внучка кивает, они все вместе проходят в палату, и Томас моргает, привыкая к полумраку внутри. Постепенно перед глазами проявляется маленькая фигурка, и на мгновение он переносится назад во времени. Конечно, Бетси была намного младше Коры, но все же. Вид сплошь перебинтованной девочки, почти незаметной под розовым флисовым одеялом в ярких радугах, терзает душу, но он широко улыбается, надеясь скрыть потрясение, и спрашивает:
– Кора, как ты?
– Нормально, – раздается тихий хриплый голос. – Привет, Джордин.
Томас внимательно прислушивается. Может, девочка напугана и расстроена, но страха или гнева в голосе не слышно.
Глаза Джордин расширяются при виде бритого черепа Коры и бинтов. Она вроде бы даже дыхание затаила. Томас быстро тычет внучку пальцем в бок.
– Привет, – наконец выдыхает она.
Тишина заполняет комнату, но Томас подавляет желание заговорить и просто смотрит. Хотя лицо Коры плотно замотано марлей, она не выглядит испуганной и явно не злится на Джордин. Скорее ее мать, которая стоит тут же, смотрит на Джордин с подозрением, а то и с презрением.
Томас вспоминает, как после смерти Бетси Тесс призналась, что начала вдруг испытывать необъяснимую ненависть к малышам, особенно маленьким девочкам. Завидев, как в парке или в магазине они неуверенно ковыляют, протянув ручки вверх к матерям, она резко отворачивалась. Конечно, это плохо, так ведь в потере ребенка ничего хорошего и нет. В конце концов неприязнь Тесс рассосалась сама собой, но потребовалось время.
Возможно, и Мара испытывает нечто подобное. Иррациональный гнев на девочку, которая улизнула, смогла избежать нападения… или Мара и правда знает больше? Томас опять тычет Джордин пальцем, и та делает несколько шагов к подруге.
– Болит? – застенчиво спрашивает она.
– Ага.
Разговор иссякает. Джордин переминается с ноги на ногу, а Кора разглядывает одеяло.
– Уже выяснили, кто это сделал? – прямо спрашивает Джордин.
– Не-а, еще нет, – мямлит Кора, проводя пальцами по лиловой повязке. – Я мало что помню. – Возможно, Томасу показалось, но плечи у внучки явно расслабляются.