С трудом выбравшись из-под поезда с поврежденным плечом, я многое обдумал и рассказал сержанту Грейди о ранце, спрятанном в дымоходе. Полицейский его выудил, и оказалось, что никаких вещественных доказательств, связывающих Джордин с преступлением, внутри нет. Слава богу, меня даже не арестовали за фальсификацию улик. Думаю, никто просто не видел смысла бросать старика в тюрьму за попытку защитить внучку.
Раз в неделю мы ездим в Грейлинг, и я сначала отвожу Джордин к психологу, а затем Тесс – к физиотерапевту. Мы заключили сделку со следствием, которая состояла в том, что Джордин обязали посещать психолога, иначе ей предъявят обвинение в даче ложных показаний. Вроде бы беседы с доктором помогают. Наша девочка стала намного спокойнее, хоть и более замкнутой. Тесс говорит, что через несколько месяцев все увлекутся очередным скандалом и у Джордин снова будет полно друзей. Но я не уверен. В маленьких городках помнят долго.
Бет Кроу. 14 сентября 2018 года
Мы погрузили в машину всю одежду и еще кое-какие вещи, прихватили Бумера и свалили во мраке ночи, пока соседи спали. Исчезли незаметно, как и приехали, – самое то, на мой взгляд. Однако, боюсь, как бы далеко мы ни убежали, десять месяцев, проведенных в Питче, еще долго будут сказываться на Вайолет и Максе. Мы с доктором Гидеон много разговаривали о переезде. Она предупредила, что бегство от происшедшего не пойдет на пользу дочке, да и никому из нас, хоть и считала, что будет лучше начать с чистого листа. Я же была уверена: если мы останемся в Питче, о Вайолет всегда будут говорить как об одной из подружек Уизера, а Максу придется то и дело заступаться за сестру.
Кроме того, доктор Гидеон объяснила, что не стоит очертя голову подхватываться и бежать куда глаза глядят. Она посоветовала сначала определиться с новым местом, найти работу и жилье, подыскать хорошего психолога для Вайолет, психическому здоровью которой еще долго будет нужна постоянная поддержка. Девочке со многим предстоит справиться, ведь едва не погибла ее лучшая подруга. И хоть Вайолет невиновна, люди все равно видят в ней преступницу.
Там требовалось такое место, где никто слыхом не слыхивал ни о Джозефе Уизере, ни о той ужасной ночи на вокзале. Макс хотел вернуться в Нью-Мексико, а Вайолет просилась на Гавайи. Я отказала обоим.
И в конце концов остановилась на Рочестере, штат Миннесота, потому что, когда запросила в поисковике лучшие для жизни средние города, именно он оказался в списке номером один. Раньше я не слишком удачно выбирала места для воспитания детей, но теперь уж точно не хотела, чтобы решение о том, где нам жить, зависело от мужчины.
Я была уверена, что и Петиты уедут из Питча. Но пока непохоже. Их сосед сказал, что Томас Петит и не собирался покидать место, которое более сорока лет называл домом, что ему противна сама мысль продать бар чужаку, который не представляет, сколько сил и души в него вложено, и не знает его истории.
Я же просто стремлюсь, чтобы мои дети спокойно и счастливо преодолели отроческие годы. Чтобы они были веселы и довольны, чтобы у них остались о юности хорошие воспоминания, прежде чем сын с дочкой уйдут во взрослую самостоятельную жизнь. В Рочестере отличные школы, достойный уровень жизни и клиника Мэйо, одна из лучших в мире. Доктор Гидеон даже замолвила за меня словечко, когда я сказала, что хотела бы туда устроиться. Мне все равно, какая будет работа: санитаркой, сестрой-хозяйкой, буфетчицей; да я, черт возьми, согласилась бы даже мыть полы и выносить горшки, если бы это гарантировало мне стабильный доход.
В конце концов меня взяли помощницей в отдел диетологии. Я работаю с дипломированными диетологами и помогаю обрабатывать меню для пациентов и заказы на диетпитание. Возможно, это и не та работа, о которой я мечтала всю жизнь, но она обеспечивает отчаянно необходимую нам медицинскую страховку.
Вайолет до сих пор снятся кошмары о той ночи. Девочка то и дело просыпается и кричит, чтобы я смыла с нее кровь. Ночью, в темноте, размышляя о тех событиях, я почти ощущаю присутствие в комнате Джозефа Уизера, и мне приходится напоминать себе, что он не настоящий, что его не существует.
В результате расследования никого ни за что не арестовали, хотя Джордин, которая оболгала учителя, заявив, будто он был тогда на вокзале, заставили ходить к психологу. На мой взгляд, она еще легко отделалась. Никто не имеет права так портить чужую жизнь.
А еще в глубине души мне хочется, чтобы Кендалл Лэндри и ее подруге Эмери все-таки предъявили обвинение хоть в чем-нибудь за их жестокий розыгрыш. Они лгали и притворялись, убедили маленькую ранимую девочку, обойденную вниманием, будто человек на том конце интернет-линии любит ее и заботится о ней. Кендалл с Эмери, возможно, и не хотели, чтобы кто-то пострадал, однако три маленькие девочки и их родные уже никогда не будут прежними.
Когда Вайолет не видит, я на нее смотрю. Смотрю, как она рисует в альбоме, как читает, как смотрит телевизор, валяясь на диване с Бумером. Я смотрю на нее, когда она мечтает, уставясь в потолок или в угол, и невольно гадаю, вспоминает ли она о той ночи. И сразу заставляю себя остановиться. Не хочу, чтобы происшествие в Питче определяло, кем станет моя дочь. Доктор Гидеон порекомендовала мне не терять бдительности, но и не сходить с ума от беспокойства. Психолог в новой школе Вайолет в курсе ее проблем и собирается встречаться с девочкой раз в неделю, чтобы помочь ей быстрее привыкнуть и к новому окружению, и к следующему, седьмому классу.
Макс в новом городе чувствует себя прекрасно, у него много друзей и подруг, хотя я до сих пор ловлю его на переписке с Никки. Он наблюдает за Вайолет так же внимательно, как и я. Беспокоится за сестру. А я одновременно и горжусь этим, и грущу.
Вайолет, конечно же, понадобится время, чтобы привыкнуть к нашей новой жизни, но она, похоже, справляется. Близких друзей у нее вроде бы еще нет, но она записалась в художественный кружок на продленке и ходит туда два раза в неделю. Я спросила ее, скучает ли она по Джордин и Коре, но дочка только покачала головой и ответила, что не очень. Я проверяю ее телефон и просматриваю счета, чтобы знать, не звонит ли и не пишет ли она кому-то из прежних знакомых, но пока ничего такого не вижу. Пробираюсь к ней в комнату, когда она в школе, и пролистываю альбом для рисования, ища изображения Джозефа Уизера, зарослей бурьяна или железнодорожных путей, но нахожу только Бумера и наброски аниме. И выдыхаю с облегчением, надеждой и благодарностью. Для нас пришло время создавать новые, приятные воспоминания.
Д-р Мадлен Гидеон. 14 сентября 2018 года
Когда мы нашли Кору, сидящую в луже крови и срывающую швы, я была ошеломлена. Прибежали медсестры и унесли пациентку, а Мара бросилась следом. Кору отвезли в хирургию, и перед врачами встала задача собрать ее заново.
Помню, как стояла, ошарашенная, посреди больничной палаты, вымазанная кровью Коры, а Джим Лэндри нависал надо мной с багровым от ярости лицом.
– Это ваша вина! – плевался он злыми словами. – Вы должны были помочь ей! Помочь моей семье!
Кендалл сидела на больничной койке Коры и плакала от ужаса и вины. Я попыталась обойти мистера Лэндри и добраться до Кендалл, чтобы успокоить ее, хотя это просто обязан был сделать отец.
– Не смейте. – Он преградил мне путь. – Держитесь подальше от Кендалл. И от всей моей семьи.
– Она расстроена, – объяснила я буяну очевидное. – Вам следует поговорить с дочерью. Вы ей нужны.
– Нет! – Он шагнул вперед, заставляя меня отступать назад, пока я не прижалась спиной к стене. – Вы не имеете права указывать мне, что делать. Убирайтесь отсюда.
Впоследствии я снова и снова просматривала историю болезни Коры. Читала и перечитывала, пока страницы не испачкались и не растрепались. Я думала, что смогу точно определить свои ошибки, извлечь из них уроки и по возможности больше никогда их не совершать.
И какое-то время все шло хорошо. Я двигалась вперед. Так и поступают врачи. Мы анализируем, диагностируем и лечим, а затем переходим к следующему пациенту. Проблема была в том, что я застряла. Стала постоянно сомневаться в себе. Ставила диагноз, потом колебалась и передумывала. Дошло до того, что я и шагу не могла ступить, не посоветовавшись с кем-нибудь из коллег. Я стала хуже спать, хуже есть. И хуже работать.
Поэтому и подала в отставку. Уволилась, потому что маленькая девочка по имени Кора Лэндри и вымышленный персонаж по имени Джозеф Уизер прочно засели у меня в голове.
Другим я об этом, конечно, не сказала. Соврала, что мне нужны перемены в профессии, новые задачи. В итоге я уехала за триста миль и начала карьеру заново в качестве профессора и заведующей кафедрой психологии в небольшом гуманитарном колледже к востоку от Миссисипи.
Последние слова Джима Лэндри до сих пор звучат у меня в голове. Слова, которые он прокричал мне вдогонку, когда я выходила из больничной палаты Коры: «Вы за это заплатите».
И я плачу́. Так многократно, что и не сосчитать.
14 сентября 2018 года
Сегодня хороший день. Я пишу в дневнике ручкой, и это намного удобнее, чем восковым мелком. Доктора считают, что мелком себя не заколешь. Но, как я уже сказала, сегодня хороший день, и мне дали ручку.
Мой здешний врач, доктор Ким, говорит, что неплохо бы изложить свои мысли на бумаге, это поможет мне переварить события апреля прошлого года. Я в этом ничего не понимаю, но писать люблю, вот и веду дневник.
Доктор Ким также любит обсудить записи в моем старом дневнике, который остался на вокзале. Он заходит с толстой папкой, на которой написано «Дело № 92–10945», и говорит:
– Доброе утро, Кора, как дела?
А я отвечаю:
– Хотите сказать «доброе утро, Номер девяносто два сто девять сорок пять»?
Доктор Ким смеется:
– Я предпочитаю имя Кора.
Это у нас такой ритуал. Так мы говорим буквально перед каждым сеансом. Я не особенно люблю вспоминать о том, что писала в дневнике. Представьте, что вам нужно высказать вслух и обсудить любую тайную мысль, которая возникла в голове. Полный мрак.