–Прости меня, прости.
–А ты меня,– отвечала Марта, уткнувшись Натке в дрожащую жилку на шее.– Я просто должна была… должна была как-то встряхнуть тебя, что ли.
–А ты и встряхнула,– кивала Натка и хлюпала носом.– Очень даже хорошо встряхнула. И, знаешь, ты ведь все верно сказала.
–Так и ты верно,– отвечала Марта, и они снова плакали, обнимались и принимались неуклюже вытирать друг другу слезы.
Это была их единственная ссора. Никогда прежде и ни разу после этого они не выясняли отношений и не опускались до взаимных упреков или обвинений. В трудные минуты всегда действовали единым фронтом и не раздумывая выручали друг друга в любых ситуациях. Тогда была очередь Марты, и она с удовольствием принялась за дело. Через несколько дней упорных трудов Наткина квартира была практически похожа на прежнюю: на окнах блестели чистотой только что выстиранные занавески, посуда аккуратно стояла в шкафчиках, о недавнем присутствии тараканов напоминал только все еще витающий на кухне запах отравы, которую Марта стащила в детдоме. Армия пустых бутылок быстрым маршем отправилась на помойку, туда же, к сожалению, пришлось отправить и ковры, но иного выхода не было: способа вернуть им былой блеск самостоятельно девочки придумать не смогли, а денег на химчистку не было. Деньги, конечно, были самой большой проблемой. Даже то, что Наткина мать неожиданно взяла себя в руки и клятвенно пообещала образумиться, особого оптимизма не внушало. Стоило ей встать с кровати и попробовать отмыть пару кастрюль, как все собранные последними остатками воли силы ее окончательно покинули, и через мгновение она уже лежала бессознательным комочком посреди кухни, а Натка требовала истошными воплями у телефонной трубки:
–Быстрее! Пожалуйста, быстрее!
Врач «Скорой помощи» констатировал у больной полный упадок сил, депрессию и тяжелую гипотонию.
–Лечение нужно,– сказал он и, обведя взглядом уже совсем неплохо выглядящую квартиру, добавил: – Хорошее и длительное. И желательно в каком-нибудь санатории.
–В санатории?– испугалась Натка.– А как туда попасть?
–Я направление выпишу, а попасть можно по-разному. Можем сейчас забрать, но вместо санатория получится психушка.– Врач посмотрел на девочек со смесью сочувствия и насмешки.– Вам это надо?
–Нет,– быстро ответили хором.
–Правильно. Там житье некурортное. Так что направление берите и думайте, что с ним можно делать.
–А что с ним можно делать?– спросила Натка у Марты, когда «Скорая» уехала, а приведенная в чувство Наткина мать безмятежно уснула.
–Не знаю,– ответила Марта.– Наверное, нужны знакомства.
–Ты гений!– Натка чмокнула подругу в щеку и умчалась в глубь квартиры, откуда тут же послышались громкие звуки выдвигаемых ящиков и хлопки открывающихся и закрывающихся дверей.– Вот, нашла,– объявила Натка, снова появляясь перед Мартой. В руках она победоносно держала записную книжку.– Марта,– затараторила Натка, одновременно шелестя страницами с алфавитом,– мы должны пообещать друг другу, что никогда не расстанемся. Понимаешь, не иметь друзей – самое поганое дело. Вот мать выскочила замуж и всех подруг растеряла. Только пылинки сдувала с меня и папаньки. А беда случилась, и даже позвонить некому. Может, среди папашкиных коллег найду кого неравнодушного.– Натка стала методично крутить диск телефона.
С каждым очередным законченным разговором девушка мрачнела все больше и наконец, бросив трубку в последний раз, вынесла свой вердикт:
–Ублюдки!
–Чего, Нат?– Марта дотронулась до плеча подруги, хотя уже и сама поняла «чего».
–Свои у них есть бабки, матери и жены по санаториям ездить. Льготы свои моей матери давать никто не жаждет. «В больнице, Натулечка, есть все необходимое для того, чтобы здоровье твоей мамы окончательно поправилось»,– передразнила она кого-то и в сердцах плюнула на чистый паркет.– Сами бы полежали в этих больницах. «А ваша дача, Наточка, чем не санаторий?» А кто на этой даче за ней ухаживать будет? Они, что ли, приедут?
–Натка!– почти закричала Марта, хватая подругу за руку.– Ой, Натка, какие же мы с тобой дуры!
–Чего это?
–Так дача же!
–Ну?
–Так сдавать ведь!
–Марта!– И вот они обе уже орали, скакали и обнимались в приступе отчаянной радости.
Неожиданно Натка остановилась, по ее лицу снова пробежала тень:
–А как сдать-то?
Марта тоже перестала скакать и нахмурилась. Дело сложное. И обмануть могут, и не поверить, и вообще посадить за незаконную деятельность. В голове мелькнула спасительная мысль, и девушка засуетилась, засобиралась:
–Пошли скорее!
–Куда?
–К Ритуле пойдем. Она что-нибудь придумает. Она, кстати, обещала тебе подработку найти.
–Марта!– Натка задохнулась от гнева. Она ведь категорически запретила подруге рассказывать кому бы то ни было о своем плачевном положении.
–Ну прости, а? Будь нам хотя бы шестнадцать, я бы тогда могила. А сейчас как без взрослых? Сама посуди.
Уже на следующий день Маргарита Семеновна дала Натке телефон своих хороших знакомых, заинтересованных в аренде дачи.
–Это коллега моего отца – врач,– объяснила она девочкам.– Всю жизнь был урбанистом и никаких дач не заводил. А теперь сам попал в лапы болезней и докторов. Сердечко пошаливает, врачи советуют жить за городом, семья настаивает на переезде. Люди приличные, порядочные. Так что тебе повезло.
–Повезло, да?– спросила потом Марта Натку.
–Ага. Слушай, а кто такие урбанисты?
–Понятия не имею. Но твой доктор, видимо, теперь к ним не относится.
И девочки снова скакали, и обнимались, и радовались хотя бы одной решенной проблеме: ни голодная смерть, ни переезд в детский дом Натке теперь не грозили. Она снова могла относительно спокойно учиться, хотя дома обстановка оставалась по-прежнему напряженной. Пить Наткина мать перестала, но теперь целыми днями лежала пластом на кровати, отвернувшись к стене, отказываясь от еды и ничем не интересуясь.
–Может, в больницу?– предложила Марта.
–Такие оттуда не возвращаются,– возразила Натка.
–Откуда ты знаешь?
–Чувствую.
–Нат,– Марта хотела сказать, что, «может, оно и к лучшему, если не возвращаются», но вовремя себя одернула. Если бы у нее – у Марты – была мама, разве она смогла бы отправить ее на верную погибель? Разве не сделала бы все, чтобы ее спасти? Да пусть только была бы, а уж тогда Марта свернула бы горы. Она подумала обо всем этом и сказала: – Санаторий нужен.
–Нужен. Только где ж его взять?
Через неделю все та же Ритуля вручила Натке направление в санаторий.
–Маргаритсеменна!– Натка в порыве неуемной благодарности сжала учительницу в объятиях.– Спасибо вам! Огромное спасибо! Вы даже не представляете, как много это для меня значит.
–Представляю, Наташа. Поэтому и делаю.
Марта наблюдала за этой сценой, и в душе ее разливалось ощущение истинного счастья от того, что наконец-то в ее судьбе появился взрослый неравнодушный человек, к которому всегда можно было обратиться за помощью. В том, что Ритуля отдала Натке свою путевку, Марта не сомневалась. Француженка взяла девочек под свое крыло и делала ради них много всего, что в какой-то мере противоречило ее собственным интересам. Так, ей предлагали участвовать в конкурсах, привозить свои спектакли, завоевывать репутацию сильного педагога и получать звание отличника народного образования, а она посылала на конкурсы Марту и каждый раз радовалась ее победам, как своим собственным.
–У нас все получится,– говорила она Марте.– Ты станешь певицей, или композитором, или и тем, и другим вместе.
И Марта верила, и надеялась, и старалась. Нотные тетради были исписаны мелодиями, голос поставлен и натренирован занятиями по вокалу, на которые ее устроила все та же Ритуля, а мир – серый и безразличный – начал поворачиваться к девушке своей гораздо более яркой и радостной стороной.
Француженка не обошла своим вниманием и Натку, которой учеба теперь давалась не совсем легко. Девочку необходимо было отвлечь и развлечь. Способ предложила сама Натка:
–Давайте я к новому спектаклю нарисую декорации.
И нарисовала. Такие, что Ритуля буквально на следующий же день притащила в школу какого-то знакомого художника, который долго ходил вокруг макета планеты Маленького принца, присматривался, что-то бурчал себе под нос, недоуменно качая головой. Потом спросил:
–Сколько ей лет, говоришь?
–Тринадцать. Да вот она сама,– учительница показала на сидящую в зале Натку.
–Твой, значит, шедевр?
–Мой!– В голосе Натки и вызов, и гордость.
–Соображаешь!– Похвальба и восхищение.
–А то!
–А еще чем похвастаться можешь?
–Так, пару пейзажей, натюрморты.
–А портреты умеешь писать?
–Можно попробовать.
–Договорились. Тащи работы – я посмотрю.
–Зачем?– удивилась Натка и вопросительно обернулась к Ритуле. Та улыбнулась и одобрительно кивнула.
–Понравятся – поспособствую с продажей.
–Правда?– Вместо восторженного клича у Натки получился полушепот.
–Кривда!– передразнил ее новый знакомый и протянул какую-то бумажку.– Здесь адрес мастерской, туда и приноси. И намалюй пару портретов известных людей. Сделаешь хорошо – получишь клиентуру.
–Ой!– Натка прижала ладони к горячим щекам и бросилась целовать сначала Ритулю, а потом неожиданного благодетеля.
–Ну ты полегче, полегче,– смутился тот.– Сказано же: намалюй сначала.
«Сначала» очень быстро переросло в «потом». «Потом» представляло собой кое-какой заработок, интересные знакомства, постоянных клиентов и обучение в школе искусств с последующим поступлением в Суриковское (этому, конечно же, поспособствовала Ритуля). Она обнимала своих учениц и говорила о том, как ей повезло:
–Одна – музыкант, другая – художник. Какие же вы молодцы!
Девочки платили сторицей, любили искренне и были благодарны. Говорили то, что думали:
–Без вас ничего бы не получилось.
–Это неважно. Главное, что сейчас вы отлично справляетесь,