— Понимаю.
— Миссис Стаффорд очень расстроилась, он пытался объяснить, но она не слушала. Сказала, что он прохвост, как… э… как мистер Фернелл. Я не знаю, кто это такой, а вы?
— Тоже не знаю.
— Наверное, человек, который обидел ее. Обманул. Она много страдала… Мне было ее так жаль. Она заслуживает лучшего.
Последняя фраза прозвучала с какой-то странной выразительностью, и у Коннора внезапно возникло беспокойное подозрение.
— Что ты еще слышала? — спросил он. — Я имею в виду, когда миссис Келлерман была здесь.
Мария замялась, выражение ее лица стало почти застенчивым.
— Ну… она сказала, что думала, у мистера Стаффорда есть мотив.
— Какой?
— Он мог считать, что все равно лишился жены. Что она, в сущности, уже не его.
— С какой стати ему так считать? — не отставал Коннор, хотя не был уверен, что хочет знать ответ.
— Потому что… — Глубокий вдох, подергивание губ, потом Мария сказала: — Потому что Рейчел говорила ему, что вы с Эрикой… сами понимаете.
Коннор обмер.
— Говорила, — прошептал он. — Рейчел.
Откуда она могла знать?
Хотя ничего удивительного. В маленьких городках все про всех знают. Секретов не существует. Он должен был понимать это.
— Когда? — спросил Коннор. — Когда она говорила ему?
Мария заломила руки, закусила губу и опустила взгляд.
— Не знаю. Похоже, давно.
Давно. Значит, Эндрю знал уже несколько недель, может быть, месяцев. Знал, когда они встречались на улице, когда обсуждали вопросы благотворительности. Знал сегодня в солнечной комнате, в лесу возле лачуги Роберта. Знал и ни разу этого не выказал.
Коннор почувствовал, что лицо его горит, будто от пощечины. Этот роман был единственным постыдным эпизодом в его жизни. Если только он постыден. Может быть, и нет. Он не мог судить.
Но он казался постыдным — и Эндрю знал о нем. Знала Мария. Рейчел. Кто еще?
«Забудь. Это не важно. Сосредоточься».
— Что произошло, — спросил он, стараясь говорить твердо, — после того как Рейчел его обвинила?
— Мистер Стаффорд отрицал это. Не знаю, поверила ли ему миссис Келлерман. Она ушла в сильном беспокойстве, а он, не поужинав, вернулся в домик для гостей. И оставался там почти до вашего приезда.
— В домик для гостей. Часто он ходит туда?
— Не особенно. Время от времени.
— А что там у него?
— Ну, что-то вроде кабинета. Письменный стол, еще кой-какая мебель, бумаги, телефон…
— Отдельный номер? — Мария кивнула. — Его личный?
— Да, пожалуй. Миссис Стаффорд им не пользуется. Вообще не заходит туда.
Коннор вспомнил визитную карточку Эндрю на столе в лачуге. Надпись: «Нам нужно поговорить». И написанный от руки телефонный номер.
Коннор повернулся, собираясь уходить, но она остановила его:
— Как думаете, миссис Келлерман была права?
Он подумал, как ответить. И предпочел честность.
— Не знаю, что и думать о чем бы то ни было из этого.
Потом сбежал по ступенькам к машине, сел за руль и включил рацию.
— Пол, это Бен. Прием. Прием.
Пятнадцать тревожных секунд молчания, потом Коннор с облегчением услышал голос Элдера:
— Слушаю, шеф.
— У вас может появиться гость. — Он избегал имен, зная, что репортеры и другие любопытные могут следить за разговорами на этой частоте. — Некто, желающий поболтать с нашим другом.
— Не думаю, шеф. Птичка улетела.
У Коннора все сжалось внутри.
— Повторите.
— Он улизнул. Не пойму, каким образом. То ли я недооценил его, то ли переоценил себя. Пожалуй, того и другого понемногу. Машина его, во всяком случае, здесь, но он удрал.
— Пешком?
— Видимо.
Коннора охватил сильный страх. «Мы упустили его!» Эти слова были безмолвным воплем. И его, и Эндрю, черт побери, и может, они вдвоем в эту минуту убивают Эрику…
И виноват в этом будет он, потому что оставил Элдера наблюдать, а не привез Роберта в управление для допроса. Виноват, как и в смерти Карен. Сначала она, потом Эрика — все, кого он любил…
Коннор перевел дыхание и задумался. Роберт ушел из лачуги. Зачем? Возможно, чтобы где-то встретиться с Эндрю. Телефонный звонок был их способом договориться о свидании. Телефонный звонок.
Но у Роберта телефона нет…
— Пол, есть поблизости телефон-автомат?
— На главной дороге — ответил Элдер, — есть заправочная станция. Там два автомата. Это ближайшее место.
На главной дороге. То есть на тридцать шестом шоссе.
Коннор кивнул, внезапно оживясь.
— Вот туда он и отправился. Может, до сих пор там находится.
— Еду.
— Встретимся там. И вот что, Пол… будьте начеку.
— Не волнуйтесь, шеф. Я больше не стану недооценивать этого парня.
Сделав пятьдесят шагов, Эрика вошла в главный коридор лабиринта. Миновала нарисованную губной помаду стрелу, указывающую путь к далекому выходу.
Половина ее запаса спичек цела. Она спасется. Если только Роберт не материализуется, как призрак, в ближайшие минуты, она достигнет выхода. Трудно будет вскарабкаться наверх, но, подгоняемая страхом, она найдет необходимые силы и ловкость.
Когда Эрика, наклонясь, ступила под покатый свод коридора, сталактиты слегка коснулись ее волос. На известняковых стенах трепетали тени. Сырой холод пронизывал до костей.
Место это казалось чудесным, когда она была ребенком, любила убегать из мира взрослых. А после смерти отца Грейт-Холл превратился в тюрьму, они с Робертом были счастливы находить убежище здесь, куда не долетали брюзгливый голос и пьяный смех матери, здесь им никто не мешал играть в свои странные, захватывающие игры.
Но теперь в пещерах не было ничего чудесного. Эрика видела их в истинном свете — сырым подземельем, холодным, осклизлым, пугающим, пригодным только для отверженных, безглазых существ, которые сновали в отвратительных лужах или ползали в дождевых промоинах на стенах.
Пещеры — это склеп, и только. Но не ее склеп. Она выберется отсюда. Дай Бог скоро.
Горящая спичка в ее руке начала потрескивать. Вскоре догорит. Эрика прибавила шагу, соразмеряя быстроту с осторожностью, высматривая под ногами глубокие трещины и грязные лужи.
Ей не хотелось думать о том, что произойдет после того, как она выберется. Роберта арестуют, обвинят в убийстве и похищении человека. По ее телу пробежала дрожь при мысли, что ее брат окажется перед телекамерами сидящим за решеткой, как зверь.
Кроме того, Эрику мучил другой, более сильный страх, в котором она не хотела признаваться даже себе. Оказавшись под арестом, Роберт мог… мог…
Темнота.
Спичка догорела. Осталось пять.
Стоя на месте, боясь сделать хоть один шаг без света, Эрика достала из кармана блузки другую и чиркнула о каблук.
Вспыхнуло пламя, оттеснив темноту. На кромке освещенного пространства трепетали тени, зловещие, жадные.
Одна тень шевельнулась.
И понеслась к ней стремительным пятном, у Эрики мелькнула безумная мысль, что это Роберт подкрался к ней, захватил врасплох, — затем покрытый мехом проносящийся призрак легонько задел ее щеку, пахнуло чем-то противным, зловонным. Эрика инстинктивно отвернулась, услышала писк и поняла, что это просто-напросто нетопырь, вспугнутый со своего уединенного насеста.
Летучая мышь влетела в узкий боковой ход, и Эрика оскользнулась.
Она упала на колено, сильно ударилась. Боль ослепила ее. Какой-то миг она была не личностью, а лишь комком пронзительно вопящих нервных окончаний, сознание исчезло в белом свете и монотонном, пронзительном шуме.
Потом оно внезапно возвратилось, Эрика встряхнулась и пришла в себя.
Спичка была по-прежнему в руке. Она не выпустила ее даже при падении. Но остальные, лежавшие во внутреннем кармане блузки…
Они высыпались и разлетелись — одна, две, три из них плавали в грязной луже, мгновенно промокшие, бесполезные.
— Проклятие, — произнесла Эрика, чувствуя, как слезы жгут ей глаза. — О, черт возьми, я так близко.
Горевшая спичка уже потрескивала. Так быстро? Видимо, она находилась без сознания дольше, чем ей показалось.
Оглядывая пол, Эрика увидела единственную сухую спичку, потянулась к ней, и тут горевшая в ее руке погасла.
Эрика несколько безумных секунд не могла найти сухую. Может, она нечаянно сдвинула ее, даже сбросила в лужу.
Нет, вот она. Эрика взяла спичку с трепетной осторожностью, страшась каким-то образом выронить или сломать.
Ее последняя надежда. Но спичка погаснет раньше, чем она доберется до выхода на поверхность.
Может, это и не страшно. Главный коридор идет прямо. Раз она будет способна ориентироваться, то сможет нащупывать путь к выходу, даже если придется ползти.
Однако невозможно будет увидеть последнюю стрелу, указывающую на ведущую к отверстию расселину. Сможет ли она найти эту расщелину в темноте? В стене множество щелей, бесчисленных боковых ходов и ниш. Ей придется нащупывать путь мимо каждой, полагаясь на память или интуицию, чтобы избежать роковой ошибки.
— Ты сможешь, — прошептала Эрика, хотя отнюдь не была уверена в этом.
Все еще в темноте, не желая зажигать последнюю спичку без крайней необходимости, она ощупала левое колено. Хотя в нем медленно пульсировала боль, сгибалось оно довольно свободно. Она была почти уверена, что нога выдержит ее вес. Сможет ли она в таком состоянии карабкаться вверх по узкой расселине — другой вопрос, но когда придется, она встретит это испытание.
Эрика неуклюже выпрямилась, держа голову опущенной, чтобы ни обо что не удариться. Боль в колене уже слабела. Потом ногу будет трудно сгибать, но сейчас она способна двигаться.
Эрика нагнулась и чиркнула головкой спички о каблук сапога.
Ничего.
О нет.
Спичка не может оказаться негодной. Это будет несправедливо.
Рука тряслась. Эрика стиснула спичку покрепче и сделала еще попытку, с силой проведя серной головкой вдоль всего каблука.
Свет.
Для облегчения или радости времени не было. Требовалось свернуть в нужном направлении и двигаться, пройти как можно большее расстояние, пока тьма не окутает ее снова.