Не придется ли Вам признаться, что Вы были не более чем лжесвидетелем? Что Вы не подозревали, каким ужасным искушениям подвергает господь своих служителей, чтобы проверить их? Не придется ли Вам сделать страшное признание, что вместо христова слова Вы проповедовали слово искусителя, слово дьявола? И не придется ли Вам рухнуть на колени и вознести к последнему из Ваших прихожан мольбу - признать и за Вами право на покаяние?
Да, придется Вам пройти через все это, господин дивизионный пастор. Придется, иначе Вы снова впадете в грех, но теперь уже без надежды на покаяние. Придется, ибо иначе Вам надо будет признать, что бога нет. Поэтому выбора у Вас не будет. Останется только одно: одно - это покаяние. Но только полное, господин пастор, полное. И Вы будете наги, господин пастор. Без догматов. Без диалектики.
Поэтому бросьте-ка лучше свою на деле сомнительную самоуверенность, свое красноречие. Распрощайтесь с ощущением своей безопасности, оно досталось Вам не по праву, оно убого, гной Вашей души виден насквозь. Слезайте с кафедры, господин дивизионный пастор. Спускайтесь, спускайтесь; ведь каятся не на тронах и кафедрах, каятся стоя на земле, среди людей и грешников, от их греховности и потерянности Вы не отделены ничем.
Я слышал о священниках, которые пошли в концлагеря. Я знал одного священника, который работал санитаром и, впав в отчаяние, сам бросился на минное поле. Я слышал о священнике, который перебежал к русским и работал в лагере для военнопленных. Еще я слышал об одном, который стал подпольщиком и был казнен. Я лично знал священника, который отказался выполнить приказ и, спасая жизнь двадцати человек, сначала выстрелил в офицера, а потом - в себя. Вот только пять возможных путей из тысячи. Хотя настоящим выходом не был ни один. Но каждый из них в тысячу раз последовательнее и честнее по сравнению с тем, чем занимаетесь Вы. Потому что каждый из них начинался искренним покаянием, начинался покаянием души, а не покаянием ума.
Пожалуйста, не воображайте только, что это господь бог избрал Вас посредником между собой и нами. Ваше прошлое и то пренебрежение, с которым Вы хотите отмахнуться от него или с которым Вы оправдали себя, доказывают: Вы сами поставили себя в это положение, кажущееся таким отличным от положения простых смертных; Вы, кому сейчас остается только одно: каяться. Нет, Вам не придется умирать, как умирали те, кому Вы давали свое убийственное благословение. Смерть - не искупление; она тоже только выход; а Вам надо жить. Жить, как живет самый беззащитный, самый отверженный, как один из нас. Может быть, - и, честно говоря, вспоминая Ваше лицо в ветровом стекле, я в этом твердо уверен, - пробежав глазами первые строчки моего письма, Вы отложите его, пожав плечами, в сторону или же с самого начала постараетесь подавить в себе всякое чувство, которое может быть им задето. Что ж, тогда эти слова, обращенные к Вам, оказались напрасными. Но все-таки: если это и вправду так, если Вы и теперь не понимаете, в какое страшное искушение Вы впали, как подчинились ему, - хуже того - как ежедневно поддаетесь ему, тогда, господин епископ, мне страшно и за церковь, и за ее глашатаев. Конечно, это страх человека со стороны, мирянина. Но кому же Христос и нес свое учение, как не нам: шоферам, дворникам, кондукторам? Разве не смеем мы выразить своего страха за них? Простите незнакомцу, простите мне, безымянному таксисту, мою прямоту.
ВИЗИТ ТОРГОВОГО АГЕНТА
С вашего позволения я хотел бы порекомендовать вам наш порошок, новое патентованное средство. Изготовляется оно из копыта северного оленя, смешанного с пометом лемминга и частиц тундровой почвы. Но основную силу придает ему целый набор входящих в его состав элементов, перечисление всех их не .входит в мои обязанности. Скажу только, что речь идет о веществах, связывать которые может лишь кровь снежного сокола, то есть, как видно из сказанного, обладающих летучестью, граничащей с невесомостью, а в связи с этим своим свойством они позволяют проникать в такие сферы, куда никогда не поднимется обычный земной прах. В этом-то заключается действие рекомендуемого мною порошка. Предположим, вы принимаете его ежедневно; он стимулирует ваш дух с такой силой, что вы все больше и больше будете освобождаться от своей телесной оболочки, и примерно ко времени приема двенадцатой упаковки нашего средства всякая связь ее с телом прекратится. Раньше подобный процесс - в вульгарном представлении толпы он именовался смертью - связывался с полной потерей личности. Но теперь он изменился коренным образом. "Интегран" (патентное название нашей продукции, охраняемое законом) позволяет преобразовать сознание в духовный эфир, так что разделение этих двух субстанций становится невозможным. Короче говоря: "Интегран" позволяет индивидууму пережить самого себя, он сделает вас бессмертным - в практическом смысле этого слова. Если вы примете во внимание, как смехотворно дешево стоит одна упаковка, то легко согласитесь со мной, что фирма наша не преследует никакой корыстной цели, она лишь стремится из соображений гуманности обеспечить дальнейшее существование вашей личности; но ваша личность, освобожденная от плотского смысла, который свойствен ей изначально, поднимается одновременно как фиксированное и духовное начало. Если мне удалось достаточно убедительно продемонстрировать вам необходимость приобретения нашего средства, - а необходимость эта вытекает из уникальности его воздействия, - - то я попрошу вас взглянуть на условия совершения покупки. Видите, тут содержится одна-единственная фраза: "Оплата должна производиться в срок". Это положение, если позволите, я вам объясню, поскольку мы, разумеется, предоставляем право кредита. Дело в том, что приходится слишком много времени дожидаться полного преобразования покупателя под действием нашего "Интеграна", для чего необходимо принять все двенадцать упаковок. Поэтому наша фирма приняла решение, в соответствии с которым взносы производятся с интервалами, последовательно возрастающими вдвое: за первую упаковку вы платите влечение первого года, за вторую через два, за третью - через четыре года и так далее. Факт, что при такой, системе оплаты - если рассматривать его теоретически с точки зрения будущего - вы оказываетесь должны внести фирме плату за шестую упаковку через тридцать два года, а за двенадцатую - через две тысячи сорок восемь лет, мог бы вызвать с вашей стороны некоторое беспокойство, если бы вы были обязаны произвести полный взнос уже в период прохождения курса. Но окончательная оплата происходит лишь после успешного его завершения. Вы согласитесь, что по сравнению с ожидающей вас вечностью до смешного скромной представляется сумма оплаты за первые сорок восемь лет использования "Интеграна", которую фирма, идя вам навстречу, предполагает взимать сразу при покупке; таким образом период вашей задолженности составит в общей сложности только следующие две тысячи лет. Думаю, что за столь низкую цену вам не скоро опять предложат бессмертие.
ПОЖАР
За спиной у меня горит лес; мне приходится бросить свою поклажу, иначе огонь настигнет меня. Я вытряхиваю вещи из мешка, мое прошлое летит в пыль; надо покончить с ним, избавиться от тяжести, избавиться, ведь речь идет о жизни. Олени с дымящейся шерстью вырываются из зарослей, зайцы и лисы мчатся мимо меня, стаи ворон, соек и черных дроздов взмывают над вершинами деревьев в облаке дыма. Треск пламени приближается; сил у меня уже нет, колени подгибаются: огненная стена нагоняет меня, звери давно скрылись из вида. Моя рубашка уже занялась, кожа на спине вздувается и лопается, но тут я замечаю перед собой поваленное дерево. Покрытые землей корни защитят меня, яма, которую они вырвали в почве, заполнена водой. Я прыгаю туда. Вал жара прокатывается надо мной, вода вскипает, все вокруг горит, горит, и я кричу, сознание покидает меня, я падаю, снова прихожу в себя: идет дождь. Стволы деревьев чернее ночи, лес обуглен. Тлеющая зола, зыбкие колонны дыма, пустыня, безжалостная, бескрайняя. Выбравшись наверх, я пытаюсь найти что-нибудь живое. Но искать можно хоть всю жизнь: ничего не осталось. Лишь один я уцелел. Почему именно я? Чего от меня хотят? Как мне бороться с этой пустотой?. Я гол, и кожа моя покрыта волдырями. Сил у меня нет, вещи пропали. Зачем только я бросил их тогда? Теперь я пуст; у меня ничего нет, я ничего не знаю, я беззащитен. Вчера? Вчера выгорело, вчера - убито. А сегодня? Сегодня - это сейчас, "сейчас" - это "ничто". А завтра? "Завтра" следует за "сейчас". Но "сейчас" - ничто, и за "ничто" следует только "ничто": завтра опять ничего не будет. Такой ответ пугает меня. И зачем только бросил я свои вещи: я никогда не подумал бы так, если бы они остались при мне. Я хотел обогнать огонь; да, теперь я понимаю, что хотел обогнать пожар, обогнать смерть и судьбу, потому-то и бросил вещи в пыль, избавился от них. Но вот я настиг свое время, меня окружает вечность, а конец вновь смыкается с началом; кто бы мог подумать?
ГНИЛЬ
Город поразила гниль. Давно ее не было; но вот она снова здесь. Припадая к стенам домов, она крадется по улицам и ртом прижимается к окнам. От этого на стеклах остается лишь едва заметная муть - след ее дыхания, но со временем контур его проявится, и вот уже на этом месте лучами разбегается звезда белой плесени. Хозяйка бросится яростно оттирать ее тряпками и карболкой - напрасно: следы заразы смываются, но потом она с еще большей силой разрастается по гладкой поверхности стекла. А что самое страшное, и о чем всегда забывают пострадавшие: белые созвездия гнили имеют свое поле тяготения, человек попадает в его плен задолго до того, как начинает бороться с ними. Теперь уже в городе не сосчитать тех случаев, когда пораженные эпидемией жители, которым по постановлению городского совета следовало пришивать в случае заболевания на рукав звезду, стремились уклониться от выполнения этого указа, и их отправляли на специальные, отгороженные колючей проволокой площадки, где добровольцы насильно пришивали им этот символ заразы. Уничтожение его карается смертью. Но часто доведенные до отчаяния люди срывают звезду - ве