— Послушайте, вы что-то…
— Постой, постой, дружок. Я понимаю. Это я так… Чтобы, значит, показать, как трудно с этой книгой. А план, как его ни крути, он план. Тем более — книжный план. Книгу-то не съешь, и обратно, — хе-хе — не выпьешь, потому и трудности всякие… Но с другой стороны, как я могу понимать, книга все-таки продукт. Продукт просвещения человечества!.. Мы-то знаем, что к чему… Тут-то и пришла мне в голову сознательная мысль всерьез подзаняться воспитанием и самообразованием нашего боевского человечества. Сделать так, чтобы книга у пайщика перед самым носом была…
Петр Кузьмич самодовольно улыбнулся и, наклонившись к Спирину, принялся доверительно шептать:
— Колхоз «Светлый путь» знаешь? Да? Председателем там Ванька Ступин — мужик в годах, вроде меня, а уж завистливый — страсть: чтоб все лучше, чем у других. Прихожу. Ну-ка, спрашиваю, сколько у тебя в колхозе в наличии имеется книжек? Он вынимает какую-то там бумажку и сразу мне полную резолюцию: «Около двух тыщ штук». «А земли у тебя сколько?» «Земли у меня три тыщи гектаров. А тебе на что?» Ну, я ему популярно объяснил: по всей стране говорю, еловая твоя голова, люди, даже непайщики, борются за полномолочный и полномясной гектар. А у тебя при таком общесоюзном повороте и по одной книжке на гектар отсутствует. Стыдно: на ферме десяток-другой книжек, да и те, небось, по пятачку. И победила моя принципиальность, высокая правота… «Это, говорит, для нас не проблема… При наших доходах обеспечить фермы книжками — раз плюнуть, забираю, говорит, я у тебя и книжек, и плакатов для ферм, только, чур, либо сам отберу, либо компетентное лицо попрошу». Ну — по рукам. А я думаю: твое дело — отбирать, а мое — до-бав-лять! Понял, в чем гвоздь?
— Таким путем, значит, вы и создали библиотеки на фермах?
Петр Кузьмич солидно кивнул:
— Понятная вещь.
— Пойдемте, посмотрим.
— Это ни к чему. Сведения по данной операции самые свежие все здесь… Да к тому же бабы там. Народ грубый, злоязычный. Баба, она баба и есть, хоть ей кол на голове тешь. Научно обоснованный фактор, как говорится. На них разве когда угодишь? Ну, ежели захотел, — пойдем. Хе-хе-хе!..
…В красном уголке молочнотоварной фермы сидели две молодые доярки.
Спирин поздоровался и, осмотревшись по сторонам, удивился: стены сплошь были залеплены выцветшими плакатами.
— Изопродукцией обеспечены сверх ста и еще ста процентов, — пояснил Петр Кузьмич, с удовлетворением озирая плоды своей деятельности на ниве просвещения боевских пайщиков.
Со стен бронзовые спортсмены напоминали о спартакиаде, прошедшей еще прошлым летом; доярка в ярко-красной кофточке призывала: «Получим от коровы по 2000 килограммов молока!»; под гигантскими изображениями черепашки длинные столбцы текста подробно рассказывали, как определить количество этой черепашки на каждом квадратном метре и как ее уничтожают с воздуха; несколько плакатов наглядно растолковывали, как переходить улицу в большом городе, чтобы не стать жертвой уличного движения.
— Да-а… — только и смог выговорить Спирин.
— Что, Петр Кузьмич, новому человеку свою галерею показываете? — бойко сказала одна из доярок, озорно поглядывая на Спирина. — Эту выставку у нас так и прозвали — Кузьмичовская галерея. Смеху было…
— Это вы можете, — первый раз за весь день нахмурился Петр Кузьмич. — Серьезные научные вещи перед вами демонстрируют, а вам все хахачки до хохочки! Так некультурными и остались… Вот скажи, сколько утка может прожить? Или гусь? Не знаешь? То-то!
— Ну как — помогают плакаты? — обратился Спирин к девушкам.
— Кое-кому помогают, — охотно отозвалась самая молодая. — Зиночке нашей помогают. Ей чуть что, она ручки сложит и на плакат: «Я две тысячи килограммов молока при любой погоде от коровы надою». А мы за четыре тысячи боремся. Плакат лет пять, наверное, в кладовке пролежал.
— А черепашка, — добавила другая доярка, — уже лет семь как вся без остатка вывелась… Мы хотели было плакаты поободрать, да раздумали — все ж зимой теплее будет. Еще представителя из района пригласили, чтоб галерею показать, и из области. Вы, случайно, не из области?
— Вы еще книжки посмотрите, — посоветовала первая доярка.
— Чего их точки зрения слушать? — вступился Петр Кузьмич. — Тоже мне — ценители… Ваше дело — коров доить. Корова и останется корова, — хоть ей сто книжек прочти. Существо млекопитающееся, бессловесное и жвачное… Все одно…
Спирин тем временем просматривал книги, сваленные где и как попало. Каких только книг здесь не было: и «Основы рациональной патологии животных», и «Типовой проект пункта искусственного осеменения коров и кобыл», и фундаментальный труд «Флора и фауна Японии», и руководство для массовиков-затейников…
— Чтобы, значит, их развитие не шло в одну сторону, делаю всесторонний подбор, — тихо сказал Петр Кузьмич Спирину. — Любая книжка, ежели вникнуть с исторической точки зрения и без лакировки действительности, — нужная. Вот, к примеру, «Флора и фауна Японии…»
Петр Кузьмич неуклюже взял в руки толстую книжку и, поплевав на пальцы, начал перелистывать страницы:
— Иди, иди сюда, насмешница! — подозвал он бойкую доярку. — Иди, не укушу! Хе-хе!.. Ну-ка скажи, кто такой феникс? Не знаешь? То-то. А он, вот он, гляди: петух! Сам с воробья, а хвост — три метра. Или вот сальное дерево. Сало из плодов вытапливается… Интересно и поучительно. Молчите? То-то!..
— Книга — это тебе не керосин, — говорил Петр Кузьмич Спирину на обратном пути. — Книгой с умом надо торговать…
Все было ясно.
НОВЫЙ СОТРУДНИК
— Знакомьтесь, это товарищ Груздев! — так обратился заведующий методкабинетом управления культуры к своим подчиненным. — Рекомендуют его к нам инструктором. С испытательным сроком, конечно! Прошу, Георгий Георгиевич, и вас, Евгения Павловна, и вас, Полина Александровна, отнестись со всем вниманием: относительно его способностей, как будет…
Тут заведующий взглянул на часы, схватился за голову: — О-ох! Опаздываю! — и рысью выбежал в коридор, на бегу отыскивая в портфеле какую-то бумажку.
По своей должности заведующий был обременен столь многочисленными общественными нагрузками, что сотрудники отдела видели его редко и, главным образом, вне стен учреждения: например, когда он сидел в президиуме на конференции художников, или шествовал во главе санитарной комиссии, или выступал перед учителями, или приветствовал съехавшихся пионеров. Впрочем, методкабинет работал нормально: полностью расходовалось количество марок, положенное для ответов на письма и рассылки инструкций, командировочные средства аккуратно исчерпывались к концу каждого месяца, а оплата за междугородные переговоры иногда и превышала смету.
С виду новый сотрудник понравился всему штату отдела: и самому Георгию Георгиевичу, из-за больной печени вынужденному держаться со всеми с наивысшей едкостью и желчностью; и Евгении Павловне, даме чрезмерно полной и мечтательной; и престарелой бухгалтерше Полине Александровне; и даже уборщице тете Дусе, с любопытством просунувшей голову в дверь.
Он был симпатичный, румяный, чисто выбритый, с аккуратной складочкой на брюках.
— Откуда вы к нам? — буркнул Георгий Георгиевич, одной рукой перебрасывая костяшки счетов, а другой вписывая что-то в громадную ведомость.
— Меня выдвинули… из пожарной охраны, — скромно ответил Груздев.
— Ну-ну!.. Садитесь вон за тот стол. — Окутавшись облаком вонючего сигаретного дыма, он снова уткнулся в ведомость.
Евгения Павловна обратила к новому сотруднику лицо, искаженное мукой:
— А вы курите, товарищ Груздев?
— Нет, не курю.
— Как это приятно! — громко сказала Евгения Павловна. — Вы не представляете, сколько страдания доставляет эта пагубная привычка окружающим! Они вынуждены часами дышать отравленным воздухом! Не говоря уж о том, что вообще считается неприличным курить в присутствии дам! Это говорит о какой-то некультурности, о какой-то невоспитанности… о каком-то отсутствии уважения к женщине!
Груздев вежливо покачал головой, а Георгий Георгиевич, молча раздавив в пепельнице окурок сигареты, тотчас закурил другую.
— Я представляю, каково бедным женам, у которых курящий муж! Вы, наверное, женаты, товарищ Груздев?
— Нет, еще не женат…
— Почему же?
— Да так, Евгения Павловна, — покраснел Груздев. — Никак не могу решиться… Я, Евгения Павловна, хотел, чтобы вы посоветовали, как женщина, стоит мне жениться или нет?
Женщинам, и Евгении Павловне и Полине Александровне, проблема женитьб и разводов представлялась наиболее волнующей из всех человеческих проблем. Поэтому Груздев сразу же получил массу полезнейших советов.
Евгения Павловна считала, что жениться абсолютно необходимо, и при условии нежного, чуткого и предупредительного отношения к жене Груздев сможет создать вполне счастливый семейный очаг, а Полина Александровна, в общем соглашаясь с Евгенией Павловной, придерживалась мнения, что при нынешнем легкомыслии молодежи трудно найти хорошую, порядочную девушку, какие были во времена ее молодости. Груздев с обеими охотно согласился. В самый разгар прений Георгий Георгиевич грубо сказал:
— То-варищ Груздев, давайте-ка вопрос о вашей женитьбе пока отложим и займемся делом. Вот тут письмо из Снегиревки. Просят прислать свои соображения насчет проведения вечера отдыха в сельском клубе. Попробуйте…
Груздев с готовностью кивнул, и, вынув из папки новенький чистый блокнот, начал прилежно писать.
Часа через два он подошел к Георгию Георгиевичу и робко развернул перед ним блокнот:
— Вот, Георгий Георгиевич… я, Георгий Георгиевич, человек еще молодой, неопытный. Хотелось бы, чтоб вы как старший товарищ с большим опытом посоветовали мне… Опыт ведь иногда больше дает, чем например, образование, как вы считаете?
Георгий Георгиевич именно так и считал. Его раздражали веселые, шумные и какие-то слишком уж самостоятельные молодые люди, выпускники культпросветучилища, потому он весьма благосклонно перелистал страницы блокнота.