— Какой у тебя метраж? Метров сколько? Сделаем! Заявление подавай! На имя месткома! Метраж укажи! Чтоб был метраж! Без этого нельзя!
Не отрывая одного уха от телефона, другое обратил к Грише:
— Тебе чего?
— Да вот… — начал, глядя в потолок, Гриша. — Насчет этого вчерашнего инцидента на реке… На случай, если местком вздумает чествовать меня… Премию там какую… Или там памятный подарок… То я заявляю, что каждый на моем месте…
Предместкома прокричал в телефон последний раз:
— Метраж должен быть точен, понял? Бывай! — положил трубку и успокоительным жестом выставил ладонь:
— Понял! Можешь не беспокоиться, ничего такого не будет! Наш местком на такую халтуру не пойдет, так что ты там в этом отношении не беспокойся! Конечно, каждый бы сделал. Речка — по колено, чего там…
Гриша, застенчиво улыбнувшись, пожал плечами и пошел отыскивать редактора стенгазеты.
— Насчет вчерашнего случая с Ермолаевым… — сказал он, осуждающе покачав головой. — Интересно: пьяный, а падает в воду… Почитай газеты: сколько их тонет, и все выпившие… Если б не я — неизвестно что…
— Это ты прав! — сказал редактор, доставая записную книжку и что-то в ней отмечая. — Вопрос, так сказать, назрел… Мы долго с ним нянчились, но теперь чаша терпения, как говорится, переполнилась; мы его, так сказать, выставим к позорному столбу! Нельзя проходить мимо, как говорится!
— Да я насчет себя…
— А тебе чего бояться? — удивился редактор. — Ты ж трезвый был — и наоборот — его вытащил?
— Да-а! — кивнул с готовностью Гриша. — На моем месте…
— Я и говорю! Об этом мы ни слова!.. А ему покажем!
Потом Гришу видели у девушек в машбюро, где он сидел на свободном стуле и рассказывал вычитанные из газет случаи спасения людей из воды, из огня, из-под колес всевозможного транспорта. Но так как был конец квартала, то девушки с пулеметной скоростью стучали по клавишам машинок, и на Гришу никто не обращал внимания. Тогда он начал тонко намекать на то, что сам является разносторонним спортсменом и даже скоро должен получить третий разряд по шашкам, но в это время в машбюро кто-то заглянул и крикнул:
— Лисавенко! Вот он где! Иди скорей, тебя шеф зовет!
— А что? — спросил, приосанившись, Гриша.
— Корреспондент у него сидит! Быстро, чтоб на одной ноге!..
Гриша, выхватив у одной из девушек зеркало и расческу, наскоро причесался, передвинул к кадыку уголок своего галстука, который сместился почему-то налево, и, расправив плечи, не спеша пошел по коридору.
Дверь директорского кабинета он открыл без стука, войдя, небрежно кивнул директору и с улыбкой обратился к корреспонденту:
— Здравствуйте… Напрасно вы это, знаете… На моем месте, ей-богу, любой… — Затем сел перед ним на стул и приготовился отвечать на вопросы, но директор вмешался, бестактно заорав:
— Что это значит — напрасно? Как это вы так рассуждаете? Товарищу корреспонденту нужны анализы, выборка, — цифры, одним словом!.. А вас приходится искать по всему учреждению… Будьте любезны сейчас же представить!..
Гриша опять улыбнулся корреспонденту, показывая, что не стоит обращать внимания на невоспитанность некоторых людей, и, кашлянув, произнес:
— Я, товарищ корреспондент, человек скромный… Маленький винтик в системе нашего управления… Выборку я сейчас представлю, если она вам что-то прояснит… Но сначала, если позволите, несколько слов о себе… Моя биография совсем обычная…
— Биографию вы жене своей рассказывайте! — вскипел директор. — Товарищу корреспонденту нужны цифры, расчеты для общей статьи о нашем учреждении, а не ваша биография! Если вам самому нечем заняться, не отнимайте, по крайней мере, времени у людей! Вот так!..
В скором времени Гриша Лисавенко написал письмо в обком профсоюза:
«Хочется обратить внимание вышестоящих инстанций на отрицательные явления беззакония и произвола, которые имеют место в нашей действительности.
Как известно, поощрение положительных проявлений является важным фактором, стимулирующим трудящихся на новые положительные проявления, о чем свидетельствует призыв «Не проходите мимо!»
У нас же группа окопавшихся бюрократов в лице директора, председателя месткома, редактора стенгазеты и многих других черствых и равнодушных людей (подхалимов!) не только проходят мимо, но и окружают заговором молчания, а некоторые вообще встречают насмешками бесспорный факт риска жизнью, который произошел в нашем пресловутом учреждении.
Опишу все подробно: семнадцатого мая во время массовки…»
ЖЕРТВА
Владимир Иванович Болотин не мечтал о лаврах журналиста. Он вполне довольствовался должностью прораба. Слава сама постучалась к нему в лице сотрудника городской газеты Саши Летуновского.
Саша разложил на столе Болотина папку, блокнот, авторучку и сказал, фамильярно улыбаясь:
— По вашу душу, Владимир Иванович!
Владимир Иванович уважал печать. Особенно его волновали статьи под заголовками «А воз и ныне там» или «Ценные материалы под снегом». Начинал он их читать с замиранием сердца, но, убедившись, что речь идет о другом строительном объекте, удовлетворенно говорил уборщице:
— Читала, тетя Клаша? Васильева из СМУ-2 продернули. Ну и дела!
Поэтому сейчас он понимающе закивал:
— Давайте, давайте! Вам что, смету, отчет, чертежи?
— Я, Владимир Иванович, по другому делу. Вы должны стать нашим сотрудником.
— Что-о-о?
— Не пугайтесь. В нашей редакции, понимаете, такое дело заварилось — прямо пожар! Старик наш — ну, главный, — буйствует. Оказывается, мало мы привлекаем актив. Старик сегодня прямо взбесился: вынь и положь ему рабкоров. Я подумал-подумал — да к вам!
— Как же… — замялся Владимир Иванович. — Образование у меня неоконченное… Да и слогом владею в недостаточном количестве…
Саша замахал руками:
— Так ничего и не нужно. Вы только подпишите: «Прораб В. Болотин». И все. А остальное я сам напишу. У меня есть тут один очерк, вообще-то он о студентах педучилища, ну да немного подправим — будет о строителях… Значит, так: кто у вас из молодежи?
На другой день прораб Владимир Иванович читал в газете свой очерк «Молодые строители»:
«По-утреннему светлое солнце озаряло своими какими-то золотистыми лучами улицы нашего города — дома, заборы, деревья, тротуары. В предутренней тишине как бы вырисовывались величественные силуэты стройобъекта. Бодро идущий по улице парень с простым рабочим лицом — Лепехин М. П., 1940 года рождения, комсомолец, бригадир монтажников, шутливо заметил своей напарнице, гибкой, как камышинка, девушке с открытым русским лицом и бегающими смешинками в глазах Ане Грищенко, каменщице из соседней бригады:
— Когда мы доведем нашу кладку до самого солнца, я сниму его и подарю тебе!..
— А я тебе подарю созвездие Персея, — лукаво ответила девушка, потупившись и зардевшись.
Они имели право так говорить, так как каждый из них выполнял квартальный план на 119 %».
Внизу стояла подпись: «В. Болотин, прораб».
Зазвонил телефон. Владимир Иванович услышал голос Саши:
— Ну, как? Прочитали? Понравилось?
— Ничего… — сказал Владимир Иванович. — Ловко закручено!.. Только вот неувязка насчет Грищенко. Девка она грубая, прямо-таки скандалистка, можно сказать. А тут — «потупясь, зардевшись…»
— Это ничего!.. Это для обрисовки внутреннего облика. Сойдет! — заверил Саша.
Прочитав очерк, жена Владимира Ивановича подозрительно на него посмотрела.
— «Гибкой, как камышинка»… А ты откуда знаешь, какая она: гибкая или не гибкая?
Владимир Иванович поперхнулся щами.
Довольно скоро Владимир Иванович привык к славе корреспондента и с удовольствием читал «свои» материалы о беспорядках в чайной, об автобусном движении и озеленении улиц.
Уходя из людной конторки, он теперь говорил уборщице:
— Тетя Клаша, из редакции позвонят, скажи, буду через час. Гранки задерживают, а у меня подвал идет…
Раз водопроводчик Коля Степанов, занимавшийся в свободное время живописью, показал Владимиру Ивановичу номер газеты с подборкой читательских писем о выставке молодых художников:
— Вы как-то странно тут написали: «В картине Н. Степанова перед нами предстают русские поля, озаренные по-утреннему светлыми лучами…» А у меня в картине и вовсе закат, а не утро.
Владимир Иванович подумал и наставительно сказал:
— Как тебе объяснить популярно?.. У нас в редакции специфика. А раз у тебя не разберешь, что нарисовано, — утро или вечер, значит художник ты от слова «худо». Так-то. А вообще, чего ты волнуешься? О тебе положительный материал дают? И будь доволен. Ну и нар-род!..
Однажды Владимир Иванович сидел в конторе и читал «свой» отклик на письмо Вали С. «Правильно ли я поступила, разойдясь с мужем?». Его смущало, как отнесется жена к его довольно смелым взглядам на семью и брак.
В это время в контору вошел незнакомый юноша.
— Здравствуйте! — сказал он. — Я из газеты.
— Что-то я вас не знаю… — прищурился Владимир Иванович. — Мы все с Летуновским сотрудничали… Он, что ж, заболел?
— Летуновского уволили, — сказал молодой человек. — За халтуру. А я к вам вот по какому вопросу. Не можете ли вы мне сообщить следующие цифры?..
На другой день, увидев заметку о своей стройке, под которой стояла совершенно незнакомая фамилия, Владимир Иванович возмутился, взял бумагу и написал заявление редактору:
«В Вашей газете прошел материал о нашей стройке. Так как данный материал является моим, то есть собран мною, а недобросовестный корреспондент проставил под ним свою фамилию, то я считаю этот вопиющий факт…»
Болотин поднял глаза к потолку и задумался. Это был первый материал в газету, который он писал сам. Автору было нелегко.
И. ЛЕМЕШЕК
АРНОЛЬДЫЧ
Вот он какой, Арнольд Арнольдыч. Глаза у него большие, карие, чистые. Светло смотрят на мир.