Когда же его с извинениями выпустили и вернули ему лошадей, винтовку, сумку с деньгами и дорожную поклажу, Шон впал в такую глубокую и всепоглощающую депрессию, которую можно было облегчить либо пьянством, либо хорошей дракой.
Поселок под названием Фрер, где они в первый раз остановились на пути к побережью, обещал предоставить ему и то и другое.
– Возьмешь Дирка с собой, – инструктировал Шон Мбежане, – за городом найдешь местечко, где можно остановиться, где-нибудь недалеко от дороги, разведешь костерок, да побольше, чтобы я нашел вас в темноте.
– А ты что будешь делать, нкози?
Шон показал пальцем на грязную забегаловку, которая обслуживала всех жаждущих в этом поселке.
– А я пойду вон туда, – ответил он.
– Пошли, нкозизана, – сказал зулус.
Они с Дирком направились дальше по улице, и по дороге Мбежане решал задачу, сколько времени он должен отпустить Шону, перед тем как прийти и забрать его. Прошло много лет с того последнего случая, когда его нкози столь решительно был настроен отправиться в бар, а в эти несколько дней слишком много всякого навалилось на него. Скорей всего, надо подождать до полуночи, не раньше, решил зулус, пока Шон придет в такую кондицию, чтобы потом как следует выспаться.
Открыв дверь забегаловки, Шон окинул взглядом довольно большой теплый зал, полный народу. У задней стенки виднелась стойка бара на козлах, пахло выпивкой и сигарным дымом. Не спеша входить, Шон сунул руку в карман штанов и незаметно пересчитал денежки – он взял с собой десять соверенов, более чем достаточно на то, что он собирался употребить.
Пробираясь через толпу к бару, Шон по пути оглядывал посетителей. Большую их часть представляли солдаты из самых разных полков. Колониальные и имперские войска, в основном низшие чины, хотя попадались и младшие офицеры – их группа сидела поодаль, за столиком у дальней стены. Среди них затесались и несколько гражданских, в том числе, прикинул он, наверняка возницы, а остальные – подрядчики, коммерсанты, с офицерами две женщины, в профессии которых сомневаться не приходилось, и еще с десяток черных официантов.
– Что будем пить, голубчик? – задала ему вопрос огромных размеров матрона, когда он подошел к стойке.
Ее усы, а также манеру общаться Шон не одобрил. Для обмена любезностями у него было неподходящее настроение.
– Виски, – ответил он.
– Хочешь сразу бутылку, голубчик?
Надо же, сразу поняла, что ему нужно.
– Для начала хватит, – согласился он.
Он выпил подряд три большие порции и с легким смятением понял, что его не берет. Если, конечно, не считать воображения, разыгравшегося с новой силой: перед внутренним взором снова предстало лицо Руфи, ярко и со всеми подробностями, вплоть до маленькой черной родинки в верхней части щеки и глаз, уголки которых поднимались, когда она улыбалась. Нет, чтобы забыть все это к чертовой матери, требуются более активные действия.
Зажав в правой руке стакан, Шон поставил локти на стойку и снова принялся разглядывать окружающих. Каждого он оценивал на предмет, чтобы придраться, отбраковывал, переходил дальше. Постепенно добрался до небольшой группы, сидящей за игорным столом.
Игроков было семеро. Играли в покер, и, насколько Шон мог судить, ставки объявлялись мизерные. Подцепив свою бутылку, он прошел через все помещение и присоединился к кружку зрителей, встав за спиной сержанта территориальной конницы, который, похоже, проигрывался в пух и прах. Через несколько партий сержант вытащил карту, и у него вышел флеш; решив блефануть, он поднял ставку вдвое, но был побит двумя парами от игроков напротив. Он выбросил карты и присвистнул от досады.
– Так я останусь вообще без гроша. – Он собрал оставшиеся перед ним на столе несколько монет и поднялся.
– Не везет тебе, Джек. Может, кто-то хочет занять его место? – Выигравший оглядел круг зрителей. – Играем по маленькой, кто хочет сделать ставку?
– Сдай-ка мне, – сказал Шон.
Шон сел за стол, стратегически поставил бутылку и стакан справа от себя и положил перед собой стопку из пяти соверенов.
– А-а-а, у человечка-то золотишко есть! Добро пожаловать!
Первую раздачу Шон сбросил, потерял два фунта при трех дамах в следующей, в третьей выиграл пять фунтов. Рисунок удачи был установлен; он играл с холодной целеустремленностью, и когда ему нужны были карты, казалось, ему надо только пожелать.
Как там говорится в старинной поговорке? «Не везет в любви – повезет в картах». Шон невесело усмехнулся и собрал стрит-флеш[53] – пять червей, побил три семерки, выложенные противником, и подтащил к себе выигрыш: кучка денег перед ним подросла. Что-то около тридцати-сорока фунтов. Сейчас он просто наслаждался происходящим.
– Что-то нас мало осталось, джентльмены.
В течение часа трое вышли из игры, и за столом осталось четверо, включая Шона.
– Может, дадим проигравшим шанс отыграться? – сказал один из них.
– Хотите поднять ставку? – спросил у него Шон.
Это был еще один выигравший, кроме Шона, огромный мужик с красной рожей, от которого так и несло конюшней. Скорее всего, возчик.
– Да, если остальные не против. Минимальная ставка – пять фунтов.
– Идет, – проворчал Шон.
Остальные сидящие за столом тоже согласно что-то прогудели. С большими деньгами на кону играли поначалу осторожно, но постепенно все начали входить в раж. Шону уже везло не настолько крупно, но через час благодаря серии небольших выигрышей у него было семьдесят пять фунтов стерлингов. Потом Шон получил очень странную комбинацию карт.
Первый игрок, сидящий слева от Шона, поднял ставку до того, как собрал флеш, а джентльмен с лошадиным запахом, в свою очередь, поднял еще выше. Третий тоже ответил.
Шон взглянул на свои карты.
Со скрытым восторгом он обнаружил семерку, восьмерку, девятку и десятку треф и шестерку бубен. Почти готовенький стрит.
– Принимаю ваши двадцать, повышаю еще на двадцать, – предложил он.
Среди зрителей прошел возбужденный шумок.
– Принимаю. – Первый, у него кончились наличные.
– Принимаю, – как эхо, повторил Лошадиный Запах, и его золото звякнуло в банке.
– Сбрасываю. – Третий сложил карты и отбросил в сторону.
Шон повернулся к первому:
– Сколько?
– Играю со своими.
Шона охватило первое предчувствие катастрофы.
– Вам? – спросил он Лошадника.
– У меня тоже все в порядке.
Против его малого стрита у обоих хорошие карты, и при правильной раздаче, четыре трефы Шона, у одного из них наверняка будет флеш. Шон с тошнотворным чувством понял, что попал в скверное положение: с такими картами он наверняка проиграет.
Единственно, что осталось попробовать, – разбить свой стрит и взять еще одну трефовую карту. Конечно, это не наверняка, но все-таки.
– А я, пожалуй, возьму карточку.
Он сбросил бубновую шестерку и взял карту с верха колоды.
– Моя ставка, – так и сияя от уверенности, сказал первый. – Поднимаю по максимуму, еще сорок. Ну, мальчики, выкладывайте по восемьдесят, посмотрим, какого цвета ваши денежки.
– Руки чешутся поставить все – но это лимит. Отвечаю, – сказал Лошадник.
Лицо его хранило непроницаемое выражение, но лоб заблестел от пота.
– Ну-ка, заглянем, что там у меня нарисовалось…
Шон взял свои карты и выдвинул уголок той, которую только что вытащил. Масть черная. Он приоткрыл еще чуть-чуть: черная шестерка. У него перехватило дыхание от ощущения медленно нарастающего давления в груди, словно внутри парового котла. Взяв себя в руки, он сделал долгий вдох и открыл карту полностью.
– Отвечаю, – резко выдохнул Шон.
– Фул-хаус![54] – выкрикнул первый. – Все дамы! Моя взяла, ублюдки!
Лошадник со злостью шлепнул свои карты на стол, его красная рожа выражала крайнюю степень досады.
– Черт побери, не везет так не везет, вот зараза! У меня был первоклассный флеш!
Первый возбужденно захихикал и протянул руку к деньгам.
– Не торопись, друг, – посоветовал ему Шон и развернул перед ними на столе свои карты.
– Да это просто флеш. У меня полный дом, он бьет его, – возразил первый.
– А ты посмотри какой.
Тыча пальцем в каждую карту, Шон стал называть одну за другой:
– Шестерка, семерка, восьмерка, девятка и десятка… и все трефовые. Стрит-флеш! В этом забеге ты пришел вторым.
Он снял руки первого с кучки денег, подвинул их к себе и принялся складывать в стопки по двадцать.
– Что-то слишком часто тебе везет, – заметил с подозрением в голосе Лошадник; с лица его не сходило выражение крайней досады.
– Да, – согласился Шон.
Еще бы – двести шестьдесят восемь фунтов. Неплохо, даже очень.
– Странно, как это тебе удается, – продолжал Лошадник. – Особенно когда раздаешь. Так что ты там говорил, какая твоя профессия?
Не поднимая головы, Шон принялся рассовывать стопки соверенов по карманам. На губах его играла легкая улыбочка. «Сейчас будет завершение прекрасно проведенного вечера», – подумал он.
Убедившись, что деньги надежно спрятаны, Шон посмотрел на Лошадника и широко улыбнулся.
– Ну, тогда пошли, парень, выйдем, – сказал он. – Все тебе расскажу подробно.
– С нашим удовольствием. – Лошадник отодвинул стул и встал.
– Вот именно, с нашим, – согласился Шон.
По черной лестнице Лошадник вывел его во двор, следом притащилась хвостом вся клиентура бара. В самом низу Лошадиный Запах остановился и помедлил немного, прислушиваясь к раздававшимся за спиной шагам Шона по деревянным ступенькам, чтобы определить его местонахождение. Затем развернулся и нанес удар, вложив в него весь свой вес.
Шон пригнулся, и удар пришелся по макушке, отбросив его назад, прямо в толпу зрителей. Уже падая, Шон увидел, что Лошадник откинул полу куртки и вытащил нож. Лезвие тускло сверкнуло в свете, падающем из окон бара: это был нож для свежевания туши, с изогнутым клинком длиной восемь дюймов.