Они сидели рядышком, совсем близко друг к другу, отдельно от остальных сидевших в канаве солдат. Голос Шона превратился в горячий шепот, он настойчиво пытался заставить Саула понять то, что понял он, пытался передать ему свое знание, в котором содержалась вся правда жизни.
Неподалеку от них лежал капрал из отряда стрелков. Лежал на спине, неживой, и мухи уже роились вокруг его глаз, откладывая свои яйца. Яйца походили на крохотные зернышки риса, лежащие кучками под ресницами вокруг мертвых открытых глаз.
Саул тяжело навалился на плечо Шона, время от времени в замешательстве тряс головой и слушал, что толкует ему друг. Слушал его спотыкающийся голос: Шон говорил с запинками, то останавливался, то вдруг торопился, боясь, что не успеет ухватить ускользающую мысль. А Саул слушал, улавливая отчаяние в его голосе, когда Шон хотел донести до него хотя бы крупицу того знания, которое вдруг открылось ему всего несколько мгновений назад. Саул слышал, как истощается этот источник и Шон печально замолкает, видя, что это новое знание уходит от него.
– Ну, в общем, я и сам не понимаю, – в конце концов признался он.
И тогда заговорил Саул. Он заговорил тусклым голосом, и взгляд его никак не мог сфокусироваться, когда он смотрел на Шона из-под окровавленных бинтов, тюрбаном охвативших его голову.
– Руфь… – начал он. – Ты говоришь совсем как Руфь. Иногда по ночам, когда ей не спится, она будит меня и пытается мне что-то объяснить. Я уже почти понимаю, у нее почти получается, а потом вдруг она умолкает. «Ну не знаю, – говорит она. – Сама не понимаю, просто не понимаю, и все».
Шон отпрянул и заглянул ему в лицо.
– Руфь? – тихо переспросил он.
– Ну да, Руфь… это моя жена. Знаешь, Шон, она бы тебе понравилась, и ты бы ей понравился тоже. Она такая смелая… представляешь, пробралась ко мне через порядки буров. Одна проскакала верхом из самой Претории. И явилась ко мне. Я глазам своим не поверил. Проделать такой путь! В один прекрасный день просто является к нам в лагерь и говорит: «Здравствуй, Саул! Я приехала!» Прямо вот так и сказала, можешь себе представить? Вот познакомишься, Шон, и она тебе очень понравится. Такая красивая, такая спокойная…
В октябре начинают дуть сильные ветра, и приходят они неожиданно, в день полного безветрия. Целый месяц стоит жара, погода сухая, а потом вдруг слышишь издалека рев приближающегося ветра, поначалу тихий. Звук быстро нарастает; ветер несет с собой бурую пыль, деревья клонятся, мечутся на месте, молотят ветками по воздуху. Ты видишь, как он приближается, но все твои приготовления встретить его заблаговременно оказываются бесполезны. Тебя накрывает страшный рев, окутывает пылью, ты становишься нем и слеп перед этой яростной силой.
Так и Шон видел его приближение – он сразу понял, что это за рев, несущий с собою смерть и однажды чуть не убивший человека. Но все равно он застал Шона врасплох. Ветер обрушился на него, рев бешено несущихся воздушных потоков наполнил его сознание, до предела ограничил ему обзор, так что теперь он различал перед собой только лицо Саула Фридмана. Он видел его в профиль, поскольку Саул отвернулся и смотрел на равнину, где стоял поселок Коленсо и располагались боевые порядки англичан.
Шон взял винтовку мертвого капрала и положил себе на колени. Большим пальцем снял с предохранителя. Но Саул ничего не замечал.
– Она сейчас в Питермарицбурге, на той неделе я получил от нее письмо, – бормотал он.
Шон подвинул винтовку на коленях так, чтобы ствол ее смотрел в бок Саула на уровне груди, рядом с подмышкой.
– Я отослал ее в Питермарицбург. Она остановилась там у своего дяди.
Саул поднял руку и коснулся своей головы. Шон положил палец на спусковой крючок.
– Я бы хотел, чтобы вы познакомились, Шон. Ты ей понравишься.
Теперь он смотрел Шону в лицо, и глаза его излучали трогательное доверие.
– Когда буду писать ей, обязательно расскажу про этот день, про то, как ты меня спас.
Шон стал потихоньку жать на спусковой крючок, пока не почувствовал конечное его сопротивление.
– Мы с ней оба твои должники… – Саул замолчал и застенчиво улыбнулся. – Я просто хочу, чтоб ты знал… я никогда этого не забуду.
«Убей его! – ревело у Шона в голове. – Немедленно убей его! Убей его, быстро! Заткни ему рот!»
Это был первый осознанный приказ, который отдал ему инстинкт.
«Сейчас же! Сделай это сейчас же!»
Но палец, лежащий на спусковом крючке, ослаб.
«Но это ведь все, что стоит между тобой и Руфью… Сделай это, сделай немедленно». Ревущий голос в голове несколько стих. Ураган пролетел мимо, Шон слышал его стихающий вой. Он поднял винтовку и осторожно поставил ее снова на предохранитель.
В наступившей после урагана тишине он вдруг понял, что теперь Саул Фридман для него – человек особый. Шон так близко находился к тому, чтобы забрать его жизнь, что теперь оберегать жизнь этого человека, опекать его стало для него долгом чести.
Шон отложил винтовку в сторону и устало закрыл глаза.
– Надо подумать, как выбираться отсюда, – тихо сказал он. – Иначе я так и не смогу познакомиться с этой твоей красавицей.
16
– Харт попал там в крупные неприятности! – кричал генерал сэр Редверс Буллер, и в такт его выкрикам колыхался большой живот. Он очередной раз посмотрел в подзорную трубу. – Что вы об этом думаете, Кортни?
– Да, сэр, брода он так и не достиг, это точно. Мне представляется, его остановили в излучине реки, – согласился Гарри.
– Будь он проклят! Я же отдал ясный приказ, – рычал Буллер. – А что артиллерия? Вы там что-нибудь видите?
Группа офицеров, как по команде, развернула подзорные трубы к центру, туда, где над терновником в клубах пыли и дыма неясно вырисовывались крытые гофрированным железом крыши Коленсо.
– Нет… – начал было Гарри и тут же невольно вздрогнул.
Из расположенного неподалеку орудийного окопа неожиданно рявкнуло корабельное орудие калибра 4,7 дюйма. Все утро Гарри вздрагивал каждый раз, когда оно стреляло. «Хоть бы кто предупреждал, когда оно выстрелит», – подумал он и тут же снова вздрогнул от очередного грохота пушки.
– Рядом с орудиями никого не видно, сэр, – вставил один из штабных офицеров.
Гарри позавидовал его хладнокровию и спокойному голосу. Его собственные пальцы дрожали так, что приходилось обеими руками покрепче сжимать направленный на поселок бинокль. При каждом выстреле корабельного орудия над ними плыло поднятое отдачей облако пыли, а тут еще солнце пекло немилосердно, и Гарри очень хотелось пить. Он вспомнил о лежащей у него в седельной сумке фляжке, и следующий выстрел пушки застал его врасплох. На этот раз он даже подскочил от неожиданности.
– …Вы с этим согласны, Кортни? – раздался голос Буллера.
– Совершенно согласен, сэр, – отозвался Гарри, хотя не расслышал, о чем речь.
– Хорошо. – Генерал повернулся к своему адъютанту. – Пошлите к Харту гонца. Пусть передаст приказ отходить, пока их там всех не перебили. Сделайте это как можно быстрей, Клери.
И вот тут Гарри сделал замечательное открытие. За непроницаемой маской на лице генерала, украшенном великолепными седыми усами, за этими ничего не выражающими глазами навыкате сэра Редверса Буллера крылась точно такая же обеспокоенность, такая же нерешительность, какие чувствовал и он, Гарри Кортни. И тот факт, что он постоянно обращается к Гарри за поддержкой, лишь подтверждал эту мысль. Разумеется, Гарри не принимал во внимание, что существует и другая причина, почему Буллер адресовал свои апелляции именно к нему, а не к кадровым офицерам штаба, и заключалась она в том, что безусловной поддержки Буллер мог ждать именно от него.
– Это что касается левого фланга. – Приняв решение, Буллер с облегчением вздохнул и, повернувшись, нацелил подзорную трубу на правый – Хлангване-копи, группу низких холмов с круглыми вершинами. – Дандональд, похоже, свои позиции удерживает.
Немного раньше с правого фланга доносилась отрывочная винтовочная стрельба и пулеметные очереди. Теперь же там все стихло.
– Но вот центр…
Буллер словно оттягивал этот момент. И вот наконец обратил внимание на страшную круговерть пыли, огня и рвущейся шрапнели, облаком окутавшую Коленсо.
– Поехали. – Он резко сложил подзорную трубу. – Надо поближе посмотреть, каковы у них там успехи.
Он повел подчиненных к лошадям. Стараясь, чтобы никто не захватил его место по правую руку генерала, Гарри захромал рядом с ним.
В штаб-квартире литтелтонской бригады, расположенной в глубоком ущелье в полумиле от первых беспорядочно разбросанных строений поселка, Буллеру понадобилось всего полминуты, чтобы узнать, каких успехов там достигли его войска. И то, что он узнал, привело его в ужас.
– Мы удерживаем поселок, сэр. Три отряда выдвинулись к мосту и захватили его. Но вряд ли мы сможем его удержать. Я уже отправил посыльного с приказом отступать к поселку.
– Но почему не ведут огонь пушки? Что с полковником Лонгом?
– Орудийный огонь был подавлен. Лонг серьезно ранен.
Пока Буллер садился на лошадь, с трудом переваривая полученные сведения, сержант артиллерии Республики Трансвааль потянул за шнур своей скорострельной пушки Норденфельта и произвел такой залп, который превратил отступление британцев в бегство и в сокрушительное поражение, эхо которого прокатилось по всему миру.
От скалистой группы развороченных холмов на северном берегу реки взлетел к небу снаряд, пронесся над взбаламученной и замутненной шрапнелью, снарядами и кровью водой, над брошенными орудиями, возле которых остались только трупы, просвистел над головами уцелевших артиллеристов, присевших от страха вместе со своими ранеными… Снаряд заставил солдат припасть к земле, как они припадали тысячу раз до этого, и устремился вниз, прямо к поселку Коленсо, где ждали усталые люди. Пролетев над терновником и мимозой, над бурой, усеянной мертвецами травой вельда, он наконец упал, подняв до самых небес огромное облако пыли и дыма, прямо посреди группы штабных офицеров генерала Буллера.