Лошадь под Гарри была убита и сразу повалилась на землю, придавив ему ногу, и будь эта нога не из дуба, а из плоти и крови, ее размозжило бы вдребезги. Гарри почувствовал, как сквозь мундир сочится кровь, брызжет ему в лицо и каплет на губы.
– В меня попали. Помогите… Господи, помоги, я ранен.
Вытирая кровь с лица, он корчился и бился на траве в попытках приподняться.
Чьи-то грубые руки освободили ему ногу и вытащили из-под лошади.
– Это не ваша кровь. С вами все в порядке. Это не ваша, это его кровь.
Стоя на четвереньках, Гарри с ужасом смотрел на майора медицинской службы, который только что стоял рядом с ним и, видимо, прикрыл его собой от взрыва. Шрапнель оторвала ему голову, и кровь все еще била из шеи, как из порванного шланга.
А вокруг солдаты пытались усмирить объятых ужасом лошадей – животные громко ржали и поднимались на дыбы.
Буллер склонился в седле чуть не пополам, прижимая руку к груди.
– Сэр, сэр, с вами все в порядке?
Адъютант схватил поводья лошади своего начальника и попытался ее успокоить. Два офицера подбежали к Буллеру и помогли ему спешиться. Он стоял между ними с искаженной болью физиономией.
– Литтелтон, немедленно выводите войска из боя! – приказал он дрожащим и хриплым голосом. – По всему фронту!
– Сэр, – возразил бригадный генерал, – поселок в наших руках. Позвольте выслать прикрытие и продержаться до темноты, тогда можно будет спасти орудия и не допустить…
– К черту, Литтелтон! Вы слышали мой приказ. Немедленно выводите бригаду из боя. Наступление провалилось, – прохрипел Буллер, обеими руками все еще держась за грудь.
– Если отступить сейчас, это может привести к еще большим потерям. Вражеская артиллерия пристрелялась…
– Выводите, я сказал! Вы меня слышите? – вскричал Буллер.
– Но орудия… – снова сделал попытку Литтелтон, но Буллер уже повернулся к своему адъютанту:
– Послать гонцов в бригаду лорда Дандональда. Он должен немедленно дать приказ об отступлении. Я лишаю его свободы действий, он обязан безотлагательно вывести войска из боя. Передайте ему… передайте ему, что атака в центре и на левом фланге захлебнулась, орудия потеряны и ему угрожает окружение. Езжайте. Скачите как можно быстрее.
Среди офицеров поднялся ропот. Услышав распоряжения, они перепугались и обратили взоры к Литтелтону, единственному среди них старшему офицеру, безмолвно умоляя его что-то сделать.
– Генерал Буллер, – тихо, но настойчиво проговорил Литтелтон, чем изумил даже контуженного взрывом Буллера, – дайте мне возможность попытаться вернуть хотя бы орудия. Нельзя оставлять их врагу. Позвольте послать добровольцев…
– Я пойду, сэр. Прошу вас, разрешите попробовать мне, – тут же вызвался какой-то младший офицер, в своей горячности оттолкнув Гарри локтем.
Гарри знал, кто этот юноша, да и все остальные знали, потому что, будучи одним из самых многообещающих и пользующихся всеобщей любовью офицеров, он к тому же приходился единственным сыном легендарному лорду Робертсу.
Придерживаемый адъютантом, Буллер направился в тень под кроной мимозы. Тяжело опустившись на землю, прислонился спиной к покрытому грубой корой стволу. Затем поднял голову и тупо, без особого интереса, посмотрел на юного Робертса:
– Хорошо, Бобби, Литтелтон выделит тебе людей. Давай попробуй.
Он произнес ему смертный приговор, а Робертс возбужденно и весело засмеялся и побежал к лошади.
– Думаю, самое время всем нам подкрепиться. Не хотите ли присоединиться, джентльмены, съесть бутерброд, выпить бокал шампанского?
Буллер кивнул адъютанту, и тот поспешил за едой и питьем, хранящимися в седельных сумках. Ярдах в двадцати взорвался шальной снаряд. Буллер невозмутимо стряхнул с усов сухую траву и выбрал себе бутерброд с копченой семгой.
17
Шон медленно полз по дну дренажной канавы к реке. На самом краю канавы разорвался снаряд, и комья земли осыпали спину Шона. Он остановился, чтобы стряхнуть с себя землю вместе с перепутанными корнями травы, и пополз дальше, туда, где сидел полковник Эйксон и горячо дискутировал с капитаном, возглавляющим отряд стрелков.
– Эй, полковник Эйксон! Надеюсь, я вам больше не нужен, что скажете?
Услышав, как Шон обращается к полковнику, капитан сделал изумленное лицо, но Эйксон лишь мимолетно улыбнулся:
– К нам только что прорвался посыльный. Нам приказывают отступать.
– Какая жалость! – саркастически проворчал Шон. – Только было собрались вышибить дух из нашего брата бура…
Тут все трое пригнулись пониже: затарахтел вражеский пулемет и на головы им посыпались комья грязи. Затем Шон продолжил с того места, где его перебили:
– Что ж, в таком случае я вас покидаю.
– Куда это вы собрались? – подозрительно глядя на Шона, строго спросил капитан.
– Только не через мост. – Шон вынул изо рта окурок сигары и ткнул ею в сторону серой конструкции с жуткими отметинами на свежей краске. – Со мной раненый. Он вряд ли сможет пробиться. Спички есть?
Капитан машинально достал из нагрудного кармана коробку восковых спичек и подал Шону.
– Благодарю. Хочу проплыть с ним по воде вниз по течению и поискать местечко поспокойнее.
Шон прикурил погасшую сигару и, выпустив облако дыма, вернул капитану спички.
– Приятно было познакомиться с вами, полковник Эйксон.
– Разрешаю вам действовать на свое усмотрение, Кортни.
Они еще секунду смотрели друг другу в глаза, и Шон почувствовал сильное желание пожать этому человеку руку, но он воздержался и пополз обратно.
– Кортни!
Услышав оклик, Шон обернулся через плечо.
– Как зовут вашего второго разведчика?
– Фридман. Саул Фридман.
Эйксон быстро занес имя в записную книжку и вернул ее в карман.
– День еще не кончился, так что удачи!
– И вам тоже, сэр.
От дерева, нависшего над бурыми водами Тугелы, Шон штыком отрубил ветку позеленей и погуще.
– Давай, – сказал он.
Саул заскользил по маслянистой глине и погрузился по пояс в воду рядом с Шоном.
– Брось винтовку.
Саул послушно бросил винтовку в воду.
– Зачем эта ветка?
– Головы прятать.
– А чего мы ждем?
– Эйксон попытается прорваться через мост и отвлечет их внимание.
В это мгновение где-то наверху они услышали свист. Тут же раздался яростный огонь прикрытия, и группа военных в мундирах цвета хаки затопала по мосту.
– Вперед, – тихо проговорил Шон.
Они одновременно погрузились в теплую, словно кровь, речную воду; над поверхностью остались только головы, прячущиеся в густых листьях отрубленной ветки. Шон мягко оттолкнулся ногами от дна, и река подхватила их и понесла вниз по течению. Они не оглядывались назад, где от моста уже доносились жуткие крики: там снова началась бойня. А их уносило все дальше, прочь от этого места.
Минут через двадцать, когда они проплыли вниз по реке примерно с полмили, Шон стал загребать поперек течения к нависшим над рекой остаткам железнодорожного моста, похожим на сломанный разводной мост. Здесь открывалась удобная возможность выбраться на южный берег, а когда они будут отступать по равнине, насыпь железной дороги послужит им прекрасным укрытием.
Ноги Шона коснулись илистого дна; словно цыплята под крылом курицы, они оказались под провисшим мостом. Шон отпустил ветку, позволив реке нести ее дальше по своему усмотрению, и вытащил Саула на берег между металлическими фермами.
– Пять минут отдохнем, – сказал Шон и присел рядом с другом на корточки, чтобы поправить сползшую на уши Саула повязку.
С промокших насквозь мундиров стекала грязная вода, и Шон горевал о потере сигар, развалившихся от влаги в нагрудном кармане.
Рядом с высокой железнодорожной насыпью из гравия шла еще одна дренажная канава. Пригнувшись насколько возможно, они двинулись дальше. Шон пустил Саула впереди и покрикивал на него всякий раз, когда тот хотел встать и распрямить ноющую от перенапряжения спину. Один раз какой-то засевший на вершине холма снайпер вогнал пулю в гравий совсем рядом с головой Шона, и он, почти уткнувшись носом в колени, устало выругался. Но Саул ничего не заметил. Едва передвигаясь на мокрых, усталых ногах впереди Шона, он наконец упал и остался лежать, растянувшись на дне канавы.
Шон пнул его ногой:
– Вставай, черт бы тебя побрал!
– Не надо, Руфь. Не буди меня так рано. Сегодня же воскресенье. Выходной день.
Саул смотрел на Шона и говорил вполне отчетливо, разумным, убедительным тоном, но глаза его были мутны, а зрачки превратились в крохотные черные точки.
– Вставай! Вставай, тебе говорят!
Услышав имя Руфи, Шон с удвоенной силой стал приводить Саула в чувство. Он схватил его за плечо и с силой встряхнул. Голова Саула резко дернулась из стороны в сторону, и сквозь повязку просочилась свежая кровь. Спохватившись, Шон осторожно опустил его на землю:
– Саул, прошу тебя. Сделай попытку, так надо. Еще немного вперед.
– Не блестит, – прошептал Саул. – Никакого блеска. Не хочу.
Он закрыл глаза, пухлые губы его раскрылись, дыхание вырывалось изо рта с хрипом и маленькими пузырьками слюны.
Шон всмотрелся в лицо Саула, и его охватило удушающее отчаяние. Глаза друга глубоко запали в фиолетовые глазницы, туго натянув кожу на щеках и на костлявом носу.
«Вовсе не потому, что я чуть не убил его, и не потому, что это теперь мой моральный долг. Но потому что… потому что… Почему? Как можно описать чувства, которые ты испытываешь к другому человеку? Могу сказать только одно: он мой друг. Значит, я не могу оставить его здесь, потому что он мой друг».
Опустившись рядом с Саулом, Шон сперва приподнял его вялое тело в сидячее положение, затем обернул его руку вокруг своей шеи и встал, придерживая спутника. Саул повис рядом, безвольно склонив голову на грудь. Шон посмотрел вперед. Он видел, как избежавшие смерти на мосту с трудом тащатся к поселку, неся с собой раненых.
По просторам равнины по одному, по двое или трое, подгоняемая шрапнелью, разбитая и сломленная, отступала могучая армия Буллера. А меньше чем в ста ярдах от места, где сидел на корточках в канаве Шон, аккуратно выстроенные в траве, покинутые и всеми забытые, стояли полевые артиллерийские орудия.