Шон быстро отвел от них взгляд и тяжело побрел прочь от реки. Одной рукой Шон держал Саула за кисть руки, перекинутой ему через плечо, а другой обхватил его за пояс.
Не сразу до него дошло, что огонь буров снова стал нарастать. Артиллерийский огонь, который как попало молотил отступающих, стал сосредоточиваться прямо перед Шоном. И винтовочный огонь за его спиной, который велся с высоток кое-как, с перерывами, теперь усилился и превратился в непрерывную яростную трескотню, словно позади него полыхал лесной пожар.
Прислонившись к стенке канавы, Шон всматривался вперед сквозь заросли мимозы, клубы пыли и разрывы снарядов. Он увидел две лошадиные упряжки, они мчались между низкорослыми деревьями терновника, поднимая за собой бледные клубы пыли, которая смешивалась с пылью разрывов. Далеко впереди, оторвавшись от остальных и размахивая тростью, на большой гнедой лошади галопом скакал человек – он направлялся к брошенным орудиям.
– Смеется, ну надо же, – пробормотал Шон, с удивлением глядя на всадника.
Вот после очередного разорвавшегося неподалеку снаряда он скрылся за высоким облаком пыли, но скоро снова появился, заставив лошадь отклониться в сторону, словно игрок в поло. Рот его был раскрыт, и Шон видел, как сверкают его зубы.
– Надо же, хохочет… ох, дохохочется, что свернет себе шею!
Шон тоже вдруг развеселился.
– Давай, парень, жми! Жми на всю катушку! – закричал он.
Голос его потонул в грохоте разрывов.
– Ага, они хотят спасти пушки! – завопил Шон. – Саул, смотри, что делают, они хотят забрать пушки!
Уже и сам не понимая, как у него это получилось, обезумев от волнения, Шон выскочил из канавы и – откуда только силы взялись! – побежал, закинув потерявшего сознание Саула на плечо. Путаясь в траве ногами, он спешил к орудиям.
Когда Шон добрался до батареи, первая группа была уже там. Солдаты суетились вокруг орудия номер один, пытаясь с помощью лошадей сдвинуть его с места. Шон опустил на траву неподвижное тело Саула. Двое рядовых стали поднимать лафет пушки, но справиться с этой задачей могли только четверо.
– С дороги! – закричал им Шон.
Он оседлал длинный, клинообразный стальной хобот лафета. Ухватился обеими руками и поднял его, удерживая на весу на нужной высоте.
– Давайте сюда лафет.
Они быстренько подкатили съемную ось с колесами под хобот и поставили на место. Тяжело дыша, Шон отошел в сторону.
– Молодец! – крикнул ему юный офицер, наклонившись в седле. – Садись на лафет!
Но Шон повернулся и побежал к Саулу. Подняв друга на руки, он, спотыкаясь, подошел к лафету.
– Заберите его с собой, – прорычал он двум солдатам, которые успели уже устроиться.
Они подхватили Саула с двух сторон и втащили на лафетное сиденье.
– А для тебя уже места нет, парень. Займи место Тэффи на правом кореннике! – прокричал один из них.
Шон увидел, что он прав. Остальные погонщики уже садились на лошадей, но одно седло оставалось пустым…
– Присмотри за ним, – сказал он солдату, державшему Саула.
– Не волнуйся, держу его крепко, – заверил его артиллерист, – садись скорей в седло, – поторопил он Шона, – мы уже трогаем.
– Так ты за ним присмотри, – повторил Шон и побежал вперед, к лошади.
И тут удача, которая хранила его все это утро, изменила ему. Совсем близко разорвался снаряд. Боли он не почувствовал, но правая нога подогнулась, и он упал на колени.
Шон попытался встать, но тело не слушалось.
– Вперед! – крикнул офицер.
Орудие тяжело тронулось с места. Подпрыгивая и раскачиваясь, оно стало набирать скорость; погонщики немилосердно хлестали лошадей. Шон увидел искаженное беспомощностью лицо пушкаря, который придерживал Саула; тот смотрел на него, не зная, что делать.
– Присмотри за ним! – крикнул Шон. – Обещай, что присмотришь!
Пушкарь открыл рот, чтобы ответить, но тут между ними разорвался еще один снаряд, подняв завесу пыли, в которой скрылась упряжка. На этот раз Шон почувствовал, как в тело его вонзился шарик шрапнели. Он резанул его, словно бритва, и Шон снопом повалился набок. Падая, он увидел, что шрапнель попала и в офицера. Тот раскинул руки в стороны, запрокинулся назад, спиной на круп лошади, и вывалился из седла, ударившись плечом о землю; одна нога его застряла в стремени, и лошадь потащила его по изрытой земле. Наконец порвался ремешок стремени, и офицер остался лежать неподвижно. А лошадь его ускакала вслед удаляющемуся пушечному лафету.
Шон пытался ползти за ними.
– Присмотри за ним! – крикнул он еще раз. – Ради бога, присмотри за Саулом!
Но никто его крика уже не слышал; окутанные облаком пыли, они скрылись среди деревьев, и взрывы снарядов гнались за ними, словно стая кровожадных коричневых демонов.
А Шон продолжал ползти, одной рукой цепляясь за землю и подтягиваясь, дюйм за дюймом продвигаясь вперед в густой траве. Другая рука его волочилась, вытянувшись вдоль туловища; еще он чувствовал, что не действует правая нога: она так же безжизненно тащилась по траве, пока не зацепилась за что-то, не давая ползти дальше. Шон попытался освободиться, но носок сапога запутался в пучке жесткой травы, никак не удавалось вытащить его. Шон перевернулся на бок и, подмяв под себя сломанную руку, согнулся, чтобы посмотреть, в чем там дело.
Он увидел много крови; по примятой траве за ним тащился влажный и скользкий кровавый след – кровь все еще лилась, покидая тело. Но боли он не чувствовал, только головокружение и слабость.
Нога его подогнулась под нелепым углом к туловищу, и шпора на сапоге щегольски торчала вверх. Ему захотелось посмеяться при виде этой ноги, но он почему-то не смог – наверно, не хватило сил. И тогда Шон закрыл глаза, ослепшие от яркого солнца.
Откуда-то рядом донесся чей-то стон, и он подумал, не Саул ли это. Потом вспомнил, что Саул в безопасности. Значит, молодой офицер. Шон лежал и с отвращением слушал, как тот умирает.
18
Боевой генерал Ян Пауль Леру, сняв шляпу, стоял на высотке, возвышающейся над Тугелой. Он уже успел облысеть, остались только кисточки волос над ушами да на затылке густая щетка. Кожа на макушке, где шляпа защищала ее от палящего солнца, оставалась гладкой и белой, как сметана, но лицо было обветрено; стихии долго трудились над ним, пока не сделали его похожим на вырезанную из куска красноватого камня скульптуру.
– Приведи-ка мне лошадь, Хенни, – обратился он к стоящему рядом парнишке.
– Ja, дядя Пауль, – живо отозвался тот и бросился вниз по противоположному склону к загону для лошадей.
Из траншеи у ног Яна Пауля к нему обратился один из защитников:
– Господь услышал наши молитвы, дядюшка Пауль. Он дал нам великую победу.
Ян Пауль едва кивнул. И ответил тихим и смиренным голосом, без единой нотки торжества:
– Ja, Фредевик. Слава богу, это великая победа.
«Не столь уж она велика, я планировал совсем другое», – подумал он.
Вне досягаемости пушечного выстрела, почти что в пределах видимости невооруженным глазом, исчезали в бурой дали последние остатки разбитых наголову британцев.
«Почему они не подождали? – с горечью думал он. – Я же ясно им все растолковал, а они не послушались».
Его стратегический замысел был связан с этим мостом. Если бы только его бойцы на холме под высотками набрались терпения и не принялись палить, пока враг не перейдет на эту сторону! Тогда Господь отдал бы врага в их руки и они перебили бы не сотни, а тысячи. Зажатые в амфитеатре высоток, имея за спиной реку, ни один не смог бы спастись, когда его артиллерия разрушила бы мост. Он с грустью смотрел на ловушку, которую он с такой тщательностью готовил врагу. Сверху видны были все траншеи, замаскированные и хитроумно устроенные так, чтобы губительный огонь дочиста вымел бы заросшую травой чашу, в которую он надеялся заманить британцев. Эта ловушка уже никогда не захлопнется, ведь он понимал, что они сюда больше не сунутся.
Вернулся Хенни, ведя на поводу лошадь. Ян Пауль быстро вскочил в седло:
– Пошли, спускаемся вниз.
В свои сорок два года Ян Пауль Леру считался еще очень молодым для той власти, которой обладал. Когда старый Жубер ушел в отставку, в Претории многие противились назначению Леру, но президент Крюгер не посчитался ни с кем и заставил Народный совет принять его решение. Десять минут назад Ян Пауль послал ему телеграмму, которая оправдывала уверенность в нем президента.
Массивная фигура Леру держалась в седле свободно и непринужденно; ноги удобно упирались в стремена с длинными ремнями, длинная плеть свисала с запястья, шляпа с широкими полями защищала лицо от солнца, Ян Пауль спускался с холма, чтобы пожать урожай войны.
Подъехав к группе холмов, он двинулся между ними. Бойцы в траншеях вставали и громкими криками приветствовали его. Их голоса сливались в дикий рев, эхом отражающийся от склонов высоток; это напоминало торжествующий рев львов над своей добычей. Ян Пауль бесстрастно всматривался в их лица. Они были покрыты красноватой пылью и копотью сгоревшего пороха, и капельки пота, скатываясь вниз, прокладывали по этому гриму темные дорожки. Один раненый боец кричал ему приветствие, опираясь, как на костыль, на приклад винтовки, и губы его прорезали глубокие морщины боли. Ян Пауль остановил лошадь.
– Чего вскочил, дурачок, полежал бы лучше! – сказал он ему.
Тот болезненно оскалился и покачал головой:
– Nee, дядюшка Пауль. Я лучше пойду с тобой забирать наши пушки.
Ян Пауль энергично махнул рукой бойцам, стоящим рядом с раненым:
– Уведите его отсюда. Отправьте к врачам.
Он направил коня рысью к поджидающему его командиру отряда ван Вику.
– Я же приказал вам ждать, пока все они не перейдут мост, – вместо приветствия обратился к нему Ян Пауль, и улыбка ван Вика сразу завяла.
– Ja, дядюшка Пауль. Я знаю. Но я ничего не мог поделать. Палить начали молодые. Увидели у себя перед носом пушки – и пошло-поехало… я не смог их удержать. – Ван Вик обернулся и указал на противоположный берег. – Смотрите, как они были близко.