Кто-то потряс его за плечо. Эйксон поднял голову и быстро сел, пытаясь привести в порядок застрявшее в горле дыхание. Как сквозь туман глядя на человека, сидящего на корточках рядом, полковник не сразу узнал его.
– В чем дело, Фридман? – задыхаясь, спросил он.
Ответ потонул в грохоте очередного взрыва и последовавших за ним истерических воплях сидевшего неподалеку раненного в живот солдата.
– Говори громче, приятель!
– Донесение от сэра Чарльза Уоррена! – прокричал Саул. – Вам присвоили звание генерала! Вы назначены командующим.
На потном, покрытом пылью лице его появилась улыбка.
– Отлично, сэр, – добавил он.
Эйксон ошеломленно уставился на него:
– А как же генерал Вудгейт?
– Два часа назад он был убит, пуля попала в голову.
– Я этого не знал.
С самого утра Эйксон ничего не знал, что творится за пределами его небольшого участка линии траншеи. Все его существование умещалось в сотне ярдов простреливаемой шрапнелью и винтовочным огнем земли.
– Командующим! Да разве человек может здесь командовать? Этой битвой руководит сам дьявол! – прошептал он, глядя на бойню, которая творилась кругом.
– Сэр Чарльз шлет нам подкрепление, еще три батальона! – прокричал ему на ухо Саул.
– Что ж, они сейчас нам очень пригодятся, – проворчал Эйксон. – Послушайте, Фридман, я, кажется, потянул лодыжку. Прошу вас, зашнуруйте как можно туже мой ботинок, эта нога мне сегодня еще понадобится.
Без возражений Саул встал на колени и принялся за работу. Вдруг один из стрелков на бруствере повалился набок. Он упал прямо Эйксону на колени, и из раны в виске содержимое черепа заляпало обоих. С криком отвращения Саул отпрянул назад, вытер лицо и стал оттаскивать мертвое тело подальше от ног Эйксона.
– Оставьте его, – резким голосом приказал ему Эйксон. – Займитесь ботинком.
Саул повиновался, а Эйксон тем временем размотал закрывающий его собственную шею шелковый шарф и накрыл им изуродованную выстрелом голову. За этот день он уже сотню раз видел подобные раны, пули попадали точно в правую часть головы.
– Алоэ-Нолл, – яростно прошептал он. – Надо во что бы то ни стало взять этот бугор! Бедные парни… – добавил он, понизив голос, и осторожно снял с коленей разбитую голову солдата.
30
– Они уже созрели, пора их оттуда выбить!
С пятью сотнями бойцов Ян Пауль покинул безопасное место в зарослях алоэ на бугре и ползком двинулся вперед через нагромождение камней и обломков скал. Наконец, низко пригибаясь и прячась за линией горной складки, они оказались в мертвом пространстве пониже ложного гребня горы. В двадцати ярдах впереди располагался правый фланг траншеи англичан. Он находился вне пределов видимости, но оттуда до буров ясно доносились бессвязные вопли и стоны раненых, крики: «Санитар! Санитар!» – или: «Тащи патроны сюда, скорее!» – а сверху слышались треск винтовочного огня и непрерывный металлический лязг затворов.
– Надо подать знак пушкарям, дядюшка Пауль, – напомнил ему сидящий рядом боец.
– Ja, – отозвался Ян Пауль, снял с головы шляпу и помахал ею в сторону холма Алоэ-Нолл у них за спиной. И увидел, что сигнал принят: приказ прекратить огонь немедленно передали на батареи по гелиографу[67].
Растянувшись в длинную цепь, они напряженно ждали, готовые в любую минуту броситься в атаку. Ян Пауль окинул цепь взглядом: все до единого сосредоточенно смотрели вперед. Лица большинства скрывали бороды самых разных оттенков, но порой попадались и безбородые парни, слишком юные для такой работы… слишком юные, чтобы скрыть свой страх. «Слава богу, моему старшему еще нет двенадцати, – подумал Ян Пауль, – иначе и он был бы здесь». С чувством вины он отбросил эту мысль и сосредоточил все внимание на плотном артиллерийском огне, грохочущем прямо над ними.
Внезапно огонь прекратился, и в относительной тишине винтовочная стрельба звучала странно тихо, как бы приглушенно. Ян Пауль отсчитал в уме десять долгих секунд и набрал в легкие побольше воздуха.
– Vrystaat![68] – гаркнул он что есть силы. – Вперед, граждане Свободного Государства!
Подхватив его крик, буры с дикими воплями перемахнули через гребень и рванулись вперед, на англичан. Казалось, их фигуры выросли перед английским бруствером словно из-под земли. Воины Яна Пауля сразу же бросились на поредевшие порядки контуженных, измученных жаждой, ошеломленных ланкастерцев. Все обошлось без единого выстрела; за исключением нескольких отдельных схваток, атака прошла гладко как по маслу: большинство англичан правильно реагировали на крики «Руки вверх!» – сразу бросали винтовки и устало вставали с поднятыми руками. Их тут же окружили ликующие буры и погнали вниз по склону в сторону Алоэ-Нолла. Огромная толпа смешавшихся в кучу бюргеров и солдат растянулась по траншее на более чем пятьдесят ярдов.
– Быстрее! – кричал Ян Пауль над этой беспорядочной галдящей толпой. – Хватайте их и волоките прочь!
Он прекрасно понимал, что это всего лишь локальная победа, здесь удалось обезвредить лишь десятую часть врага. Но по всей линии англичан уже раздавались отчаянные крики:
– Ланкастерцы сдаются!
– Где офицеры?!
– Назад, ребята!
Он посеял в их умах зерна поражения – теперь кровь из носу необходимо, чтобы они проросли, и тогда он сможет захватить их позиции полностью. Он яростно просигналил на позиции буров, расположенные вдоль скалистого гребня, требуя подкрепления. Сотни его бойцов уже бежали к нему от Алоэ-Нолла. Еще пять минут – и полная победа в этом хаосе будет у него в руках.
– Черт бы вас побрал, сэр! Чем это вы тут занимаетесь? – раздался за его спиной властный голос, без всякого сомнения принадлежащий весьма высокопоставленному офицеру.
Ян Пауль развернулся и увидел перед собой уже немолодого офицера высокого роста, остроконечные усы которого дрожали от ярости. Апоплексически багровый цвет его лица жутко дисгармонировал с покрывавшей его красной пылью.
– Как чем? Увожу ваших людей с поднятыми руками, – гортанно проговорил Ян Пауль, с трудом произнося чуждые ему английские слова.
– Да будь я проклят, если это так, сэр, – сказал офицер.
Тяжело опираясь на плечо тощего черноволосого человечка, офицер вытянул руку в сторону Яна Пауля и помахал пальцем перед его носом:
– Никакой капитуляции на этой высотке вы не дождетесь. Будьте любезны, уберите свой сброд из моей траншеи!
– Сброд, говорите?! – взревел Ян Пауль.
И буры, и британцы вокруг прекратили всякую активность и с интересом уставились на них. Ян Пауль повернулся к ближайшим из своих бойцов.
– Vat hulle weg! Уведите их! – приказал он, подкрепив свои слова недвусмысленным жестом.
– Мы этого не потерпим, сэр, – сказал Эйксон, а это был, конечно, он.
Бросив на Яна Пауля испепеляющий взгляд, он отдал другой приказ:
– Солдаты, приказываю вернуться обратно в траншею, вы вливаетесь в ряды девонширцев. Поторопитесь. Бегом, бегом!
– Эй! – крикнул Ян Пауль и поднял руку. – Это же мои… – он споткнулся, забыв нужное слово, – мои пленные!
– Сэр… – проговорил Эйксон, отпустил плечо Саула и, выпрямившись во весь рост, посмотрел Яну Паулю прямо в лицо. – Даю вам пять минут, чтобы освободить траншею, иначе вы сами станете моим пленным. Всего наилучшего.
И он, прихрамывая, заковылял прочь по траве. Не веря ни собственным ушам, ни глазам, Ян Пауль смотрел, как, отойдя шагов на пятьдесят, Эйксон повернулся, скрестил руки на груди и с мрачной решимостью принялся ждать, когда истекут пять минут. Вокруг него собралась горстка солдат в грязных, изорванных мундирах, и офицер всем своим видом ясно давал понять, что с этой жалкой бандой решительно готов исполнить свою угрозу. Ян Пауль в отчаянии хотел рассмеяться – ну надо же, старый козел… скелет, в чем только дух держится! Но тут в смятении осознал, что большинство его пленников просачиваются между его ребятами, спеша присоединиться к Эйксону. Надо срочно что-то сделать, но только вот что? Вся столь великолепно исполненная операция рушилась на глазах, превращаясь в какой-то фарс.
– Остановите их! – крикнул он своим. – Держите их, они же подняли руки! Нельзя, чтобы они передумали!
Затем внезапно вся сцена переменилась. За спиной Эйксона и его крохотной группы откуда ни возьмись возникли свежие, плотные фаланги солдат в мундирах цвета хаки. Прибыли наконец три батальона подкрепления, посланные с подножия горы сэром Чарльзом Уорреном. Эйксон бросил взгляд через плечо и увидел их надвигающиеся ряды. На темном лице его сверкнула широкая, кривая и злобная усмешка.
– Примкнуть штыки! – пронзительно завопил он и выхватил саблю. – Горнисты, играй атаку! Вперед, ребята! За мной!
Подпрыгивая и спотыкаясь, как аист со сломанной ногой, он повел солдат на врага. За его спиной, блистая штыками, на траншею уже накатывала волна свежих бойцов. А вот бойцы Яна Пауля терпеть не могли обнаженной стали. Тем более что их было всего пять сотен против двух тысяч англичан. Они дрогнули и побежали – их словно ветром сдуло, они рассеялись как дым. И вместе с ними бежали их пленные.
Ян Пауль добрался до гребня и упал за большой валун, за которым уже укрылись трое его людей.
– Остановить их! Они уже близко! – крикнул он, тяжело дыша.
Пока волна британцев тратила мощь и замедляла движение, разбиваясь о рифы попрятавшихся и ведущих огонь буров, пока она откатывалась под огнем шрапнели, снова принявшейся нещадно бичевать их, Ян Пауль понял, что в этот день в британской траншее ему больше не бывать.
Он чувствовал, что его бойцами овладело уныние. Он понимал, что самые малодушные уже потихоньку ускользают туда, где у подножия горы их поджидают лошади. Со смирением, вызывающим у него отвращение, он понимал и то, что битва при Спион-Коп проиграна. Да, конечно, англичане заплатили за это высокую цену, на склонах горы валяется не менее пятнадцати тысяч убитых и раненых, но и в его порядках противник пробил широкую брешь. Он потерял Спион-Коп, и сквозь эту брешь на помощь городу Ледисмит теперь хлынет двадцать пять тысяч английских солдат, чтобы окончательно выбить буров из Наталя и вторгнуться в Трансвааль. Они проиграли. Все кончено.