По краю болотца Шон быстро пробрался к лошади. Над болотной травой снова показалась человеческая голова, за ней и плечи, и Шон увидел, что незнакомец весь заляпан грязью.
– Что-то случилось? – крикнул Шон, и голова повернулась к нему.
– Да тут у меня скотина завязла в болоте.
– Погоди, я помогу!
Шон скинул пиджак, жилетку и рубаху и повесил одежду на сук вместе со шляпой. Пробираясь по колено в булькающем, изрыгающем газ иле, обеими руками раздвигая жесткий тростник и болотную траву, Шон наконец добрался до места.
Скотиной оказалась старая корова черного цвета; задняя часть ее почти полностью погрузилась в наполненную грязью яму, а передние ноги она беспомощно поджала под себя.
– Еще немного – и ей конец, – сказал незнакомец.
Шон окинул его взглядом и увидел, что это даже не мужчина, а юноша. Высокий для своего возраста, но довольно хрупкого сложения. Темные, коротко подстриженные волосы и большой нос, который недвусмысленно говорил о том, что он тоже Кортни.
У Шона перехватило дыхание и как-то неестественно засосало под ложечкой; он вдруг понял, что смотрит на собственного сына.
– Чего стоишь, помогай, раз пришел! – отрывисто крикнул этот юнец.
Все тело его покрывала маслянистая дурнопахнущая грязь, по лицу текли капли пота, прокладывая дорожки через грязные пятна на лбу и щеках. Тяжело дыша открытым ртом, он пытался удержать голову животного над поверхностью жижи.
– Надо ее развернуть, – сказал Шон. – Держи ей голову повыше.
Шон стал подбираться к задней части коровы, и вокруг него забулькали пузырьки грязи. Он сунул руки в жижу и нащупал застрявшие коровьи ноги.
Шон смог подцепить только толстую кость с сухожилием в области колена. Ухватив покрепче, он отклонился назад и потащил ее вверх, постепенно вкладывая в усилие всю свою мощь, пока не почувствовал, что еще немного – и в животе у него что-то оборвется. Однако он продолжал тянуть; лицо его исказилось, рот раскрылся, из горла с хрипом вырывалось дыхание, мощные мышцы груди и рук напряглись в железной судороге.
Прошла минута, две, он стоял в той же позе, а мальчишка, не отрывая глаз, с тревожным изумлением смотрел на него.
Наконец что-то хлюпнуло, вокруг Шона забулькал болотный газ, и животное подалось. Сначала медленно, как бы неохотно, над мутной жижей показалась задняя часть спины, потом дело пошло быстрее. Хватка болота постепенно ослабевала. И вот с последней отрыжкой, с последним вздохом трясина уступила, и Шон выпрямился, подняв задние ноги животного над поверхностью болота. Измученная, обессиленная корова легла на бок.
– Вот это да, черт возьми! – выдохнул мальчишка, с нескрываемым восхищением глядя на Шона.
Какое-то время корова лежала без движения. Потом, видно, поняла, что ноги ее свободны, и принялась изо всех сил молотить ими в попытке встать.
– Держи голову! – крикнул Шон.
С трудом дотянувшись до коровьего хвоста, он ухватил за него и пресек попытки коровы подняться. Она снова успокоилась, и тогда он потащил ее к твердой почве. Тело коровы скользило по грязи и примятым листьям травы легко, как санки по льду.
Вот и земля. Корова заработала ногами и наконец поднялась, секунду постояла на месте, а потом, нетвердо ступая и покачиваясь, побрела к деревьям.
Тяжело дыша, Шон и его сын стояли рядом по щиколотку в грязи, с ног до головы измазанные грязью, и смотрели, как корова скрылась между деревьями.
– Спасибо. Один я бы ее не вытащил, сэр.
Форма обращения и интонация мальчика глубоко тронули Шона.
– Да, вдвоем легче, – согласился он. – Как тебя зовут?
– Кортни, сэр. Майкл Кортни, – сказал он и протянул руку.
– Приятно познакомиться, Майк. – Шон пожал ему руку.
– Я ведь вас знаю, правда, сэр? Мне кажется, я где-то вас уже видел… только вот не помню где…
– Это вряд ли, – ответил Шон.
Ему стоило больших усилий не обнаружить в голосе и на лице своих чувств.
– Я… я посчитал бы за честь узнать ваше имя, сэр, – робко проговорил Майкл.
Шон почувствовал, что он и сам заробел. «Что я ему скажу? – думал он. – Солгать нельзя, сказать правду тоже».
– Господи, как мы с тобой извозились! – засмеялся он. – От нас несет, как от протухших трупов.
Майкл, похоже, только сейчас обратил на это внимание.
– Мама в обморок упадет, когда увидит меня в таком виде, – засмеялся и он. – А пойдемте к нам! Наш дом совсем рядом. Пообедаете с нами, почиститесь, помоетесь, слуги выстирают вам одежду.
– Нет, – покачал головой Шон. – Мне надо возвращаться в Ледибург.
– Пожалуйста, прошу вас. Я хочу познакомить вас со своей матерью. Папы сейчас нет здесь, он ушел на войну. Пожалуйста, пойдемте со мной.
«Надо же, он очень этого хочет», – подумал Шон. Он заглянул в глаза сыну, и теплое чувство, которое он с усилием подавлял, вдруг хлынуло наружу – Шон даже покраснел от удовольствия.
– Послушай, Майк, – медленно заговорил он, тщательно подбирая слова. – Сейчас и вправду никак не получится, у меня дела. Извини, я не могу принять твоего приглашения. Но я бы не прочь как-нибудь еще раз с тобой встретиться… На днях я снова поеду по этой дороге. Может, и встретимся… ты как, не против?
– Мм… – Майкл даже не пытался скрыть разочарования. – Ладно, но давайте я хоть провожу вас до моста.
– Отлично, – сказал Шон.
Он взял рубаху и обтер ею грязь, а Майкл тем временем отвязал лошадей.
Они ехали медленно, сначала храня смущенное молчание. Потом постепенно разговорились, и барьеры между ними сразу рухнули. С чувством гордости, несколько нелепым в сложившихся обстоятельствах, Шон сразу подметил живой и острый ум Майкла, легкость, с какой он пользуется необычными для его юного возраста оборотами речи, недюжинную зрелость его взглядов.
Они заговорили о Теунис-Краале.
– Ферма очень хорошая, – с гордостью сообщил Майкл. – Наша семья владеет ею еще с тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года.
– Что-то скота у вас маловато, – проворчал Шон.
– Папе просто не повезло. Случилась чума, вызвавшая большой падеж. Но мы снова увеличим поголовье, вот увидите.
Он с минуту помолчал.
– Вообще-то, мой папа не очень-то любит рогатый скот, он больше тратится на лошадей – вот, например, эту мою Красотку купил. – Майкл похлопал по шее великолепную кобылу золотистой масти. – Я пытался с ним спорить, но… – Тут он спохватился, сообразив, что подошел к опасной черте, в каком-то смысле предавая отца. И торопливо продолжил: – Только поймите меня правильно: мой отец – человек не совсем обычный. Сейчас он в армии служит – он полковник, состоит в свите генерала Буллера. Он кавалер креста Виктории, его наградили за храбрость, а в нынешней кампании еще и орденом «За боевые заслуги».
«Да, – подумал Шон, – я тоже всегда защищал и оправдывал Гарри, много раз и так часто, как и ты будешь его оправдывать, когда достигнешь моего возраста». Понимая все это, он решил перевести разговор в другое русло.
Они заговорили о будущем.
– Значит, ты хочешь стать фермером?
– Я очень люблю эти места. Я здесь родился. Для меня это не просто кусок земли и дом. Это часть традиции, которой принадлежу и я. Традиции, созданной людьми, которыми я горжусь. После папы останусь только я, чтобы продолжать эту традицию. И я не подведу. Только вот…
Они достигли спуска к дороге. Майкл остановился и посмотрел на Шона, словно колеблясь, можно ли рассказывать все этому почти незнакомому человеку.
– Только вот что? – осторожно напомнил Шон.
Майкл смотрел на него еще секунду, пытаясь понять, откуда в нем взялась неожиданная уверенность, убежденность в том, что этому человеку можно доверять, как никому другому на свете. Ему казалось, что он знает Шона всю жизнь, что они крепко связаны друг с другом какими-то узами, столь добрыми и столь крепкими, что их можно потрогать руками.
– Только вот, – он резко вернулся к разговору, – это еще не все. Мне хочется чего-то большего, чем просто земля и скот. Это трудно объяснить. Вот мой дедушка, например, был большой души человек. И имел дело не только с животными, но и с людьми. Он обладал… вы меня хорошо понимаете, правда?
– Думаю, да, – кивнул Шон. – Ты чувствуешь, что хотел бы найти свое место в этой жизни, в общем ходе событий.
– Да, именно так. Я бы хотел принимать решения не только такие, как, скажем, когда и как выбраковывать скот, когда клеймить или где устроить новый бассейн с травильным раствором.
– И что ты собираешься делать?
– Сейчас я, в общем-то, учусь в Кейптаунском университете. На третьем курсе. Перед Рождеством у меня защита диплома.
– А потом?
– Еще не знаю, но, мне кажется, я для себя найду что-нибудь подходящее. – Майкл улыбнулся. – Сначала нужно многому научиться, кругом так много интересного. Так много, что меня это иногда пугает.
Не слезая с лошадей, они осторожно, шагом спустились к дороге. Оба так увлеклись разговором, что не заметили легкой двухместной коляски, которая катила им навстречу со стороны Ледибурга, пока она не подъехала совсем близко.
Майкл поднял голову:
– Ой! А вот и моя матушка едет. Теперь вы и познакомитесь.
Шон онемел от ужаса: он понял, что попался. Спасения не было – коляска находилась уже меньше чем в пятидесяти ярдах, и он видел Анну: она сидела за спиной возницы и смотрела прямо на них.
– Здравствуй, мама! – крикнул Майкл.
– Майкл! Чем это ты занимался? – сварливо прокричала она. – Посмотри на себя, на кого ты похож!
Годы сказались на внешности Анны, как она того заслуживала: черты обострились, чрезмерно подчеркивая кошачий разрез глаз. Она перевела взгляд на Шона и сдвинула брови. На лбу и под подбородком прорезались глубокие морщины.
– С кем это ты? – спросила она сына.
– Это мой друг. Он помог мне спасти из болота корову. Жаль, что ты этого не видела, мама. Он один вытащил ее из трясины.
Шон видел на ней дорогое платье – в будние дни жены фермеров так вызывающе не наряжаются. Бархат, страусовые перья… а эти жемчуга! Гарри, наверно, потратил на них небольшое состояние. Экипаж тоже совсем новенький: блестящая, отделанная алой гарнитурой лакированная кожа черного цвета с медными деталями и крепежом – вот тебе еще несколько сотен фунтов стерлингов. Шон окинул взглядом лошадей. «Боже ты мой!» – подумал он, глядя на отборных породистых животных гнедой масти.