– Большинство ухитрилось переползти в укрытие, сэр. Те, кому не удалось, пусть остаются там, все лучше, чем у нас в грязи.
– Какие у нас потери, Экклс?
– С десяток убитых, сэр, человек двадцать с лишним раненых. Легко отделались.
– Да, – кивнул Шон. – Когда они начали, большая часть пуль прошла поверху. Эту ошибку делают даже лучшие стрелки, когда стреляют сверху.
– Нас застукали со спущенными штанами, – задумчиво сказал Экклс, и от Шона не укрылась осуждающая нотка в его голосе.
– Знаю. Я должен был выслать на гребень разведчиков, – согласно кивнул он.
«Наполеона из тебя не выйдет, – сказал он про себя. – Потери на твоей совести».
– Сколько человек осталось без оружия?
– У нас двести десять стволов и один «максим», сэр, и перед атакой я велел раздать каждому бойцу по сто лишних патронов.
– Должно хватить, – решил Шон. – Теперь остается только держаться, пока мой человек из местных приведет подкрепление.
Полчаса ничего не происходило, не считая отдельных снайперских выстрелов с гребня. Шон прошел вдоль линии, поговорил с людьми.
– Как дела, морячок?
– Старушка-мама… если она узнает, с ней случится сердечный припадок, сэр. «Джордж, – скажет она, – с твоим геморроем сидеть в грязи вредно для здоровья» – вот что она скажет, сэр.
Этому бойцу пуля попала в живот, и Шону пришлось выдавить из себя смешок.
– Покурить бы сейчас, – может, стало бы легче. Я бы очень даже не прочь, – сказал раненый.
Шон отыскал в кармане влажную сигару, отдал ему и пошел дальше. Остановился перед юнцом из колониальных войск – тот молча плакал, прижимая к груди руку, обмотанную пропитанными кровью бинтами.
– Что, очень больно? – тихо спросил Шон.
Мальчишка поднял голову, посмотрел на него; по щекам его текли слезы.
– Уходите, – прошептал он. – Уходите, прошу вас.
Шон двинулся дальше. «Я должен был послать на гребень разведчиков, – снова подумал он. – Должен был…»
– Белый флаг на гребне, сэр! – раздался чей-то взволнованный крик.
Шон снова вскарабкался к краю обрыва. А по линии обороны уже побежали отклики:
– Белье постиранное вывешивают!
– Эти сволочи решили сдаться. Знают, что мы им задницу надерем.
Шон выбрался из русла реки и, увидев трепещущее над гребнем белое пятно, помахал шляпой. И сразу навстречу ему оттуда стал спускаться всадник.
– Middag, menheer[81], – приветствовал его Шон.
Тот лишь кивнул в ответ и протянул ему записку.
Минхеер,
с минуты на минуту я ожидаю прибытия пушки системы Гочгиса. Вашим позициям угрожает полное уничтожение. Во избежание дальнейших жертв предлагаю сложить оружие.
Записка представляла собой неровный обрывок оберточной бумаги с текстом на африкаансе.
– Передайте мой привет генералу, минхеер, но мы еще немножко здесь посидим.
– Как вам будет угодно, – спокойно ответил бур. – Но сначала проверьте, нет ли среди вот этих, – он указал рукой на солдат, валяющихся среди убитых мулов и лошадей, – нет ли тут еще живых. И советую вам пристрелить раненых животных.
– Вы очень любезны, минхеер.
– Только, разумеется, никаких попыток подобрать оружие или боеприпасы.
– Конечно.
Бур оставался с ними, пока Экклс с полудюжиной солдат обходили поле боя, пристреливая искалеченных животных, осматривая павших товарищей. Нашли одного еще живого. У него была пробита трахея, и воздух тихонько посвистывал, выходя из нее при дыхании, а вокруг отверстия пузырилась кровь. Его положили на одеяло и спустили вниз.
– Одиннадцать убитых, сэр, – доложил Экклс.
– Послушайте, Экклс, как только закончится перемирие, нам надо заполучить еще один пулемет и две коробки с патронами к нему.
Они стояли возле двуколки, и Шон слегка наклонил голову, указывая на виднеющееся из-под брезента громоздкое оружие.
– Слушаюсь, сэр.
– Нужно четыре человека, они должны ждать наготове у самой кромки обрыва. Убедитесь, что у каждого есть нож, чтобы перерезать веревки вьюков.
– Есть, сэр.
Экклс усмехнулся, при этом его лицо стало очень похоже на шаловливую морду моржа, и двинулся обратно к реке. А Шон направился к сидящему на лошади буру.
– Мы закончили, минхеер.
– Отлично. Как только я скроюсь за горизонтом, мы снова начнем.
– Согласен.
Пробираясь среди мертвых тел, Шон пошел к реке. Мухи были уже тут как тут: они роились, поблескивая зелеными с металлическим блеском брюшками, а когда он проходил мимо, с шумом, словно рой пчел, поднимались в воздух и потом садились обратно. Шон подошел к обрыву и увидел притаившихся невооруженных солдат во главе с Саулом. За ними стоял чем-то очень недовольный Экклс, с поникшими от досады усами. Шон сразу понял, в чем дело: Саул воспользовался своим положением старшего по званию и сам встал во главе добровольцев.
– Какого черта вы здесь делаете, лейтенант?
Саул ответил ему ершистым взглядом.
– Оставайтесь там, где я вас поставил. Это приказ!
Он повернулся к Экклсу.
– Принимайте команду, вахмистр, – сказал он, и Экклс заулыбался.
Спорить было время неподходящее. Бур на своей лошади уже успел одолеть половину подъема к гребню.
– Слушай мою команду! – прокричал Шон, набрав в легкие побольше воздуха, чтобы слышно было по всей линии обороны. – Пока противник не начнет стрелять, огня не открывать! Нам надо подольше протянуть время!
Он помолчал и обратился к Экклсу:
– Только не бегите, идите шагом, не торопясь, будто просто гуляете.
Шон спрыгнул вниз и встал между Экклсом и Саулом. Все трое внимательно следили, как бур достиг вершины подъема, помахал шляпой и скрылся.
– Вперед! – скомандовал Шон.
И они пошли. Экклс, четверо добровольцев – а за ними Саул! Как громом пораженный Шон смотрел на шестерых, неспешно шагающих к двуколке. Потом в нем вспыхнул гнев. «Вот поганец», – подумал он и сам двинулся вслед за ними.
Догнал, когда они уже подошли к двуколке.
– Получишь взыскание! – прорычал Шон в напряженной, предвещающей скорую грозу тишине.
Саул торжествующе ухмыльнулся.
На гребне по-прежнему царило удивленное молчание. Но это не могло продолжаться долго.
Саул с Экклсом перерезали держащие брезент веревки, Шон откинул брезент и взял пулемет.
– Тащи. – Он передал оружие стоящему у него за спиной.
И тут над их головами раздался предупреждающий выстрел.
– Хватайте каждый по одному и бегом!
И от реки, и сверху, с горного гребня, поднялась страшная пальба – словно заработали десятки барабанщиков. Шон и все остальные, согнувшись пополам под тяжестью груза и виляя из стороны в сторону, бросились к реке.
Доброволец, тащивший пулемет, вдруг споткнулся и упал. Шон изо всех сил швырнул в сторону реки коробку с патронами – она приземлилась недалеко от кромки обрыва, по инерции проехала вперед и перевалилась через край. Шон на мгновение остановился, подобрал пулемет и побежал дальше. Экклс первым прыгнул вниз, за ним Саул, а следом Шон и еще трое бойцов.
Все позади. Шон сидел по пояс в ледяной воде, прижимая к груди пулемет, ни о чем больше не думал и ничего не чувствовал, кроме злости на Саула. Он бросил на друга свирепый взгляд, но Саул и Экклс стояли на коленях, глядели друг на друга и хохотали.
Шон сунул пулемет в руки ближайшему солдату и двинулся к Саулу. Рука его тяжело легла на плечо друга, и Шон рывком поставил его на ноги:
– Ты… – Он никак не мог подобрать достаточно резкого слова.
Если бы Саула сейчас убили, Руфь ни за что не поверила бы, что это случилось не по его приказу.
– Дурак, – сказал наконец Шон и, возможно, ударил бы его, но тут раздались крики от ближайшей огневой точки:
– Черт бы подрал этого идиота!
– Смотри-ка, встал.
– Ложись, ради бога, ложись!
Шон отпустил Саула, вспрыгнул на площадку огневой позиции и выглянул через бойницу бруствера.
Он увидел солдата-добровольца, того самого, который первым тащил пулемет: тот снова встал и, как-то странно волоча ноги, шел вдоль берега; обе руки его висели как плети. И с гребня по нему вели огонь.
Ни один человек не вышел к нему на помощь, всех парализовал страх. Солдат был серьезно ранен, его шатало из стороны в сторону, но он продолжал идти, а буры азартно палили по нему, как по зайцу на охоте. Солдат шел вслепую, не видя, куда идет, по кривой удаляясь от реки. Вдруг кто-то из буров попал, и бедняга лицом вниз повалился на землю.
Стрельба прекратилась. В наступившей тишине прячущиеся под берегом солдаты зашевелились, задвигались, заговорили о каких-то пустяках, избегая смотреть друг другу в глаза, – все ощущали стыд, что они только что занимались таким недостойным занятием: подглядывали, как умирает человек.
Злость Шона сразу как рукой сняло, теперь его охватило чувство вины и благодарности Богу, что это был не Саул.
46
Затем последовал довольно долгий период затишья. Шон с Саулом сидели рядышком под обрывом; говорили мало, но к ним снова вернулось прежнее чувство взаимной приязни.
Потом вдруг над головами, с шелестом и грохотом разрывая воздух, пронесся первый снаряд, и Шон, как и все остальные, инстинктивно пригнулся. Снаряд разорвался на противоположном берегу, выбросив высоко в воздух желто-бурое облако. Засевшие вдоль речного берега бойцы страшно перепугались.
– Господи! У них пушка!
– Спасайся кто может!
– Успокойтесь, ребята! – закричал Шон, пытаясь ободрить их. – Оттуда они нас не достанут.
Но следующий снаряд разорвался на самой кромке обрыва, обдав их дождем земли и мелких камешков. Потрясенные неожиданностью, солдаты секунду оцепенело стояли на месте, отчаянно кашляя от дыма. Потом бросились к береговому откосу и, как жуки-могильщики, наперегонки принялись зарываться в землю. От их отчаянных усилий над рекой поднялось бурое облако пыли, что немало озадачило засевших на гребне буров. Не успел прилететь еще один снаряд, как все до единого буквально в