Уже пылали в ямах толстые бревна, которые к полудню должны прогореть и превратиться в пласты горячих углей. Столы, вокруг которых уже вовсю суетились женщины, ломились от еды. Здесь сейчас наблюдалась большая активность – в основном, правда, она проявлялась в разговорах.
К Шону потянулись мужчины из других фургонов; они затягивали на поясах патронташи и, держа на весу ружья, перекидывались замечаниями, стараясь под беззаботностью спрятать свое возбуждение. По поручению Шона Дирк собрал всех мальчишек, которые еще не доросли до того, чтобы держать ружье, но уже вышли из того возраста, когда дети цепляются за юбки женщин. Эти даже не пытались скрывать своего волнения. Вооружившись сикелами (так зулусы называли боевые дубинки), они так и норовили отбиться от рук и превратиться в неуправляемое стадо. Один мальчонка уже громко плакал, потирая след от удара сикелой каким-то озорником.
– Так, молчать! Всем слушать меня! – крикнул Шон. – Пойдете с Дирком в загонщики! Но помните: как только начнется охота, держать шеренгу и слушать, что вам говорят. Если увижу, что кто-то отстает или забегает вперед, лично из него дух вышибу. Всем понятно?
Речь получилась довольно длинной, тем более что пришлось кричать, и лицо Шона раскраснелось. Зато слова его прозвучали так убедительно, что в ответ он услышал почтительный хор мальчишеских голосов:
– Да, мистер Кортни!
– Тогда марш отсюда!
С воплями, перегоняя друг друга, они прыснули сквозь деревья, и в лагере воцарилась относительное спокойствие.
– Черт побери, какой там бушбок, от этой банды в панике бросится наутек и слон, и буйвол, да и лев тоже, – шутливо заметил Деннис Петерсен. – А как насчет наших позиций, а, Шон?
Шон помолчал. Заговорил, только убедившись, что все внимательно его слушают.
– Сначала будем прочесывать ущелье Эландс-Клуф, – объявил он. – Мбежане и еще две сотни зулусов ждут сигнала в самом начале ущелья. Стрелки занимают места на выходе из него.
Шон помолчал.
– Так как насчет наших позиций? – повторил вопрос Деннис.
– Терпение. Терпение, – осадил его Шон. – Я понимаю, что повторять правила безопасности особой необходимости нет, но… – И он тут же приступил к их повторению: – Значит, так, никаких винтовок, только ружья. Каждый стреляет прямо перед собой в секторе не более сорока пяти градусов. Стрелять в сторону категорически запрещается. Особенно это касается вас, ваше преподобие!
Джентльмен, который славился своей стрельбой без разбору и куда попало, сразу сконфузился.
– Услышите мой свисток – значит загонщики совсем близко. Немедленно поднимаем стволы и разряжаем оружие.
– Да хватит, Шон, и так уже поздно.
– Давайте начинать, что ли…
– Хорошо, – согласился Шон. – Значит, я стою посредине.
Послышался ропот согласия. Это было справедливо, лакомый кусочек должен достаться человеку, который организовал охоту, с этим никто не спорил.
– Левый фланг по порядку: после меня преподобный Смайли – Всемогущий Господь, разумеется, больше всего дичи пошлет как раз на него, и я тоже смогу попользоваться.
Раздался дружный смех, все повернулись к Смайли, который не знал, то ли протестовать против явного богохульства, то ли радоваться, что ему так повезло.
– Потом идут по-порядку Ронни Пай, Деннис Петерсен, Ян Вермаак, Джеральд и Тони Эразмы – вы двое сами разберитесь по-братски, кто где встанет, – потом Ник…
Шон продолжил перечислять имена, сверяясь со списком. Список был составлен в строгом порядке в соответствии с положением этих людей в высшем обществе Ледибурга, с учетом их точного баланса богатства и влиятельности, известности и возраста. Его составляла Ада, Шон только поставил свое имя в центре – она не доверяла его чувству, с которым он оценивал социальную значимость людей, и была права.
– Это касается левого фланга. – Шон поднял глаза от списка.
Он был так поглощен чтением, что не почувствовал, как вокруг возникла атмосфера напряженного ожидания. Какой-то одиночный всадник пересек брод и теперь шагом приближался к лагерю на своей великолепной породистой лошади. Вот он спешился, слуги приняли и увели его коня. И теперь он, с ружьем в руке, направлялся к фургону Шона.
Шон поднял голову и сразу заметил нового человека. Он удивленно смотрел в его сторону, и вдруг его охватила бурная радость; зародившись в груди, она поднялась вверх и расцвела на лице широкой улыбкой.
– Гарри, как я рад, что ты тоже пришел! – невольно воскликнул он.
Но лицо Гарри оставалось непроницаемым. Он холодно раскланялся со всеми. «Ничего, ничего, главное, что он пришел, – радовался Шон. – Он ведь сам пришел. Теперь дело за мной».
– Гарри, можешь встать справа, рядом со мной.
– Спасибо, – ответил Гарри и наконец улыбнулся, но улыбка его напоминала холодную гримасу; он тут же отвернулся и заговорил с кем-то из стоящих поблизости.
По толпе собравшихся пробежал тихий шумок разочарования. Все ожидали чего-нибудь более интересного. Вражда между братьями Кортни, окруженная какой-то тайной, ни для кого не составляла секрета. Но что поделаешь… Напряженность спала, и все снова приготовились слушать список Шона. Наконец Шон закончил, спрыгнул с фургона на землю, и все сразу же разошлись. Шон поискал глазами Гаррика и увидел его далеко впереди, чуть ли не во главе длинной цепочки людей, протянувшейся по протоптанной дорожке, которая вела к ущелью Эландс-Клуф.
Цепочка двигалась быстро, охотники с нетерпением спешили занять свои места. Шон понял: если он не побежит, то не сможет обойти идущих впереди и догнать Гарри. «Подожду, когда доберемся до места, – решил он. – Боже мой, какое чудесное завершение этой недели. У меня теперь есть Руфь, а теперь… если бы только можно было вернуть брата, а вместе с ним и Майкла!»
Из закраины ущелья Шон посмотрел вдаль. Глубокая щель долины, мили в две длиной и с этой стороны ярдов пятьсот в ширину, медленно сужалась кверху и где-то высоко заканчивалась равнинной возвышенностью. Она вся густо заросла темно-зеленым кустарником, по-видимому совершенно непроходимым, над которым в отчаянной попытке достичь солнечного света тянулись к небу несколько высоких деревьев. Толстые стебли вьющихся растений и лиан, словно щупальца гигантского осьминога, выползали из темных кустарниковых зарослей, опутывая их в попытке прижать к земле. Здесь, на закраине, воздух был сух и благотворен, там же – смраден, пропитан испарениями сырой земли и гниющих растений.
Охотники замешкались и сбились в кучу у самого входа в долину, словно никому не хотелось двигаться дальше и оказаться в сыром и влажном неуюте ущелья. Прикрывая глаза от солнечного света, они всматривались вперед, туда, где в самом начале теснины на фоне весенней зеленой травы едва виднелись загонщики, словно цепь темных пятнышек.
– А вон и мальчишки идут, – протянул руку один из них.
Наверху, над самым ущельем, Дирк вел свою банду вперед.
Шон подошел к брату.
– А что, Гарри, как дела у тебя в Теунис-Краале? – спросил он.
– Неплохо.
– Слушай, я прочитал твою книгу – превосходная вещь, я так считаю. Уверен, она заслуживает тех отзывов, которые получила в Лондоне. Лорд Кейстербрук в своем письме просил меня передать тебе, что заключительная глава дает Военному министерству много пищи для размышлений. Ты молодец, Гарри.
– Спасибо.
Но в ответе Гарри неуловимо чувствовалась холодность. Он явно не желал продолжать разговор.
– А Майкл с тобой сегодня не поехал?
– Нет.
– А почему, Гарри?
Гарри в первый раз улыбнулся холодной, презрительной улыбкой:
– Не захотел.
– Да?
Лицо уязвленного Шона на мгновение исказилось, но он овладел собой и повернулся к остальным:
– Все, джентльмены, идем занимать места.
Все рассыпались цепью, встали на свои позиции и притихли в мрачной застойной жаре зарослей. Каждый видел своих соседей только в виде неясных фигур среди листвы, лиан и стволов упавших деревьев. Отчетливо виднелось мало что: край шляпы, металлическая деталь оружия, отразившая случайно упавший на нее луч солнца, человеческая рука, застывшая в просвете между листьями. Тяжелую, как и жара, тишину время от времени нарушали только беспокойное шуршание ветки, торопливо подавленный кашель, щелчок ружейного затвора.
Шон положил палец на обе собачки ружья и взвел их; подняв стволы к закрытому шатром листьев небу над головой, сделал два быстрых выстрела, один за другим. Их низкие раскаты ударили по обе стороны долины, эхо отразилось от каменных стен и рассыпалось. Затем снова воцарилась тишина.
Шон стоял неподвижно, стараясь как можно внимательнее прислушиваться к малейшему звуку, но слышал только негромкое жужжание какого-то насекомого и резкий, испуганный крик птицы турако. Он пожал плечами, понимая, что расстояние в две мили и густая растительность полностью заглушают крики загонщиков и стук их палок по стволам кустов. Но движение они уже начали, в этом он не сомневался, до них наверняка донеслись его сигнальные выстрелы. Он представил себе, как идут, растянувшись в линию, две сотни черных мужчин и кое-где между ними белые мальчишки, как снова и снова повторяют один и тот же риторический вопрос, столь же древний, сколько существует загонная охота.
– E’yapi? – и снова: – Е’yapi? – Это слово с ударением на первом слоге произносится пронзительно, почти с визгом.
– E’yapi? Куда ты идешь?
Между Шоном и загонщиками в этом клинообразном, густо заросшем пространстве скоро послышится первое беспокойное движение. Грациозные животные с серыми пятнами на боках испуганно вскакивают со своих потайных лежбищ на подстилках из опавшей листвы. Отточенно-острые, растопыренные парные копытца под весом напрягшихся мускулов глубоко вонзаются в лиственный перегной почвы. Настороженно поднимаются и разворачиваются вперед ушки, блестят черные, словно атласные, влажные глаза, дрожат и принюхиваются блестящие ноздри, закрученные штопором рога закинуты к спине. Они нерешительно застыли на месте, готовые в любую секунду броситься вперед.