–– Что случилось? – неслось со всех сторон.
–– Валерка, – прошептал Виталик, глядя бессмысленными глазами вдаль.
–– Где? – сухо задал вопрос Никита.
Что случилось с Валеркой, он и без слов понял.
Дальнейшие события Никита видел, словно со стороны. И как загружались в БМП, и как летели к шестому блокпосту, и как переносили искалеченное тело Валеры, молясь, чтобы боевики не начали обстрел, так как почти все ребята оказались за территорией базы без оружия.
Потом было самое страшное: из санчасти вышел Володя. Увидев тело брата, распластавшееся на сожжённой траве, парень медленно пошёл в его сторону. Остановившись в нескольких шагах, он тихо позвал:
–– Валерка. Вставай, придурок.
Жалобно обведя глазами поникшие лица столпившихся ребят, Володя наконец, осознал, что случилось и кинулся к брату.
–– Валерка, вставай. Что я мамке скажу?
Упав на колени перед братом, он схватил его за плечи и затряс. Парализованными от ужаса глазами Никита смотрел, как из разбитой головы Валеры во все стороны полетели брызги крови. Ничего не соображая, Никита упал на попу и, перебирая всеми четырьмя конечностями начал отползать. Мелкие камни впивались в ладони, какие-то осколки резали кожу, но остановиться он не мог. Наконец, спина упёрлась в тёплый валун. Шаря кирзовыми сапогами по пыльной земле, он автоматически пытался продолжить отступление, втискиваясь в неподвижный камень. Перед глазами вспыхнул яркий рубиновый сполох. Капля крови Валеры, сверкая и звеня, пролетела и врезалась в его щёку. Никита зажмурился. Казалось, что сквозь вой и грохот он услышал шипение летящей капли. Услышал, как звонко она впечаталась в его кожу. Истерично взмахнув рукой, Никита вытер кровь. Подскочив, бросился к Володе. Оторвав друга от трупа брата, он крепко прижал его голову к своей груди. Несколько долгих секунд, в течение которых он удерживал друга показались Никите бесконечными.
Наконец, тело Володи ослабело. Разжав сведённые судорогой пальцы, он отпустил разорванный камуфляж Никиты и заплетающимся языком прошептал:
–– Всё. Я в порядке.
Снова опустившись на потрескавшуюся горячую землю, Никита обхватил голову руками. Из-под локтя он не сводил глаз с шатающихся сапог Володи. Подняв взгляд, Никита не смог сдержать рвущийся стон. По освобождённому пространству, вместо огромного жизнерадостного парня, шёл маленький старик. Еле передвигая ноги в тяжёлых стоптанных сапогах, Володя обречённо приблизился к брату и лёг рядом с ним. Чья-то тень мелькнула, пытаясь помочь Володе подняться, но Никита удержал солдата. «Брат один» именно так хотел попрощаться с «Братом два».
«Когда маленькая собачка умерла, лев несколько дней в бешеной злобе носился по клетке, не подпуская никого из персонала. Чтобы успокоить зверя ему бросили другую собачку, но лев тут же разорвал её, затем подполз к мёртвому другу, обнял и тихо умер». «Обнял и тихо умер», повторил про себя Никита. «Что-то плохо, а не пойму, что. Сердце не болит, а ноет. У тебя такого не бывает?» Нет, у Никиты такого никогда не было, потому что у него не было брата-близнеца. У него не было даже просто брата. Отца тоже не было. Тот умер, так и не узнав, что мама носила под сердцем его ребёнка. Да, по большому счёту и мамы у него не было. Она всю жизнь с чем-то боролась, за что-то воевала, отстаивала чьи-то права и до Никиты ей не было дела. Только дедушка и бабушка. И сейчас, глядя на замершего в ногах брата Володю, Никита понял, почему дед приложил все усилия, чтобы внук не служил в армии. Год назад Константин Петрович поднял все связи, израсходовал все сбережения и поступил его в институт. Именно так. Не Никита поступил в институт, а дедушка поступил Никиту в институт. Неожиданно для себя, в этот момент он понял, что, если с ним что-то случится, есть на свете два человека, которые так же, как Володя, как лев из рассказа Толстого, лягут рядом и умрут.
–– Зайди в санчасть, я тебе раны продезинфицирую.
Доктор, только что сделавший Володе успокоительный укол, подтолкнул застывшего Никиту в сторону медицинского модуля. «Какие раны?» осенней мухой прожужжало в голове, пока ноги автоматически понесли его вслед за уходящим в санчасть врачом.
Зайдя в помещение, Никита столкнулся со своим отражением в зеркале и испуганно вздрогнул. На него смотрело окровавленное, расцарапанное лицо, под глазом наливался фиолетовым свежий синяк. Никита даже не заметил, как разукрасил его в порыве горя Володя. Разбитое лицо казалось нечувствительным к боли, но в тот момент, когда доктор прикоснулся к ранам пропитанной йодом ватой, Никита непроизвольно вздрогнул и отчаянно, горько заплакал.
Три дня, пока ребята сопровождали гроб с телом Валеры, Никита почти не спал. Ему постоянно казалось, что, если он заснёт, Володя либо выпрыгнет из поезда, либо сделает ещё какую-нибудь глупость. Три дня он не сводил глаз с уткнувшейся лицом в стену фигуры друга и даже когда Володя вставал, Никита старался незаметно проследить за его передвижениями. Когда в конце третьего дня усталость свалила с ног, Никита почувствовал, как сильные руки, осторожно придерживая голову, уложили его на полку. Приоткрыв глаза, Никита сквозь пелену усталости различил лицо Володи и попытался встать.
–– Спи, Гришка. Я в порядке. Завтра нам нужны будут силы. Как Валерка?
–– Нормально, – прошептал, проваливаясь в сон Никита. – Я утром был у него. Если хочешь, сейчас сходим вместе.
–– Нет, – покачал головой Володя, натягивая на друга тонкое потёртое одеяло. – Я сейчас не могу. Спи.
Похороны Валеры прошли, как в тумане. Володя разрывался между постоянно рыдающей, падающей в обморок матерью, и Ольгой. Никита, понимая, что другу сейчас не до возни с бумагами, взял всё оформление на себя и бегал по кабинетам, собирая справки, выписки и другие документы.
Только когда гроб с телом опустился в землю, Никита почувствовал, что абсолютно опустошён. Несколько бессонных ночей, сменяемые заполненными сумасшедшей беготнёй днями, сделали своё дело, и он заснул прямо на лавочке у подъезда, где жили ребята.
Ещё три дня Никита оставался в доме семьи Герега, стараясь поддержать Володю. Он поднимал его по утрам, заставлял делать пробежку, час тренировки, затем шли к Валере и убирали могилу, меняли воду в цветах, ставили ограду, красили…
***
1995 год
Осень медленно вступала в свои права. Всё, положенное по календарю было выполнено: в лужах плавали красно-жёлтые кораблики из кленовых листьев, а прохожие, несмотря на яркое солнце, повыше поднимали воротники тонких осенних курток.
Последний раз Никита был в этом городе семь лет назад, на похоронах Валеры, но с тех пор ничего не изменилось. Даже в кафе работала всё та же немолодая официантка. Никита заказал кофе и посмотрел на часы. Прошло уже десять минут с того времени, на которое они договорились встретиться с Володей, но того всё не было. Взгляд мимоходом отметил лысого сгорбленного старика и скользнул дальше. Внезапно Никиту словно пронзил электрический разряд. Сдерживая эмоции, он не сводил глаз с подошедшего «старика».
–– Привет, Гришаня. Не узнал?
Яркие лучи издевательски сверкали на бритой голове друга, а растянутые в улыбке губы лишь подчёркивали серую сухость когда-то пронзительно зелёных глаз. Никита изумлённо разглядывал лысую голову в комплекте с серыми бесформенными усами и не мог произнести ни слова.
–– Жуткое зрелище, да? – то ли спросил, то ли подтвердил Володя, проведя пятернёй по гладкому черепу. – Знаю, что жутко, но выбора другого не было. Ольга, как только видела меня, сразу в истерику впадала. Да и мать не могла смотреть. Пришлось кардинально менять имидж.
–– Как живёшь Володька?
–– Плохо, – безразлично махнул головой парень. – Мама совсем с ума сошла. Только и разговоров, что я не уберёг брата. Что это из-за меня он попёрся в Афган. Что на мне его смерть…Представляешь жизнь? Веселуха. С одной стороны – мать, с другой – Ольга.
–– Их можно понять.
–– А меня кто поймёт? – взорвался Володя. – Кто поймёт, каково это потерять брата. Я, Гришка, сейчас домой только ночевать прихожу. Не могу там находиться. Всё время кажется, что Валерка где-то рядом. Глаза открою, а его нет. Даже на могилу к нему не могу пойти, потому что там постоянно то мама, то Ольга, а я вроде как лишний. Вкалываю по две смены, только чтобы домой не возвращаться.
Володя истерично вдохнул. Только сейчас Никита понял, что время идёт, а боль не уходит и для Володи уже никогда понятие «счастье» не будет таким всеобъемлющим, как раньше.
–– А я несколько лет вкалывал на стройке, – заговорил Никита, стараясь занять образовавшуюся паузу. – Думал, что это лучшее лекарство от Афгана. Тупо вкалывать и не о чём не думать. Только «не думать» не получалось. В прошлом году восстановился в институте. А сейчас перевёлся на заочный. Квартиру снял недорого. Работу нашёл. Если хочешь, переезжай ко мне. Будешь жить и от матери недалеко, и отдельно. И кое-что ещё должен сказать тебе. Давно должен был сказать, да как-то не получалось. На самом деле я не Гриша Гребенюк. Меня зовут Никита. Никита Вершинин.
Казалось, новость не стала для Володи сюрпризом. Подождав, пока официантка поставит на стол чашечку кофе, парень тихо повторил, словно пробовал имя на вкус:
–– Никита Вершинин. Ну, что-то подобное я подозревал. Как-то не смотрелся ты под именем Грыни.
–– А что Грыни выглядят как-то по-другому?
–– Ага, – улыбнулся Володя. – Очкастыми, толстыми «ботаниками».
–– Откуда ты знаешь? – удивлённо выпрямился на стуле Никита.
–– Тоже мне, секрет Полишинеля. Об этом почти все знали.
–– Кто все?
–– Я, Валерка, капитан Кваша, майор Воронец…
–– Почему же…
Отряхивая грязные сапоги, Володя устало прошёл в «контору». Ночь простоял в наряде, сейчас бы отдохнуть, пока тишина отоспаться. Так нет же, кое-кому общения не хватает. Сдерживая раздражение, парень вытянулся по стойке «смирно» и проорал приветствие. Уж если он не спит, значит никто спать не будет.