– Еще бы не знать, – ответил Том.
– Поэтому… А как тебя зовут?
– Лэндер.
– Классное имя.
– Спасибо.
– Дорогая, – обратился Брайан к Рейчел, – почему бы тебе не подогнать машину?
– Да, действительно, – машинально ответила она.
– Лэндер, – сказал Брайан, своим взглядом направляя Рейчел в сторону выхода, – сегодня твои деньги здесь ничего не значат. Все, что ты закажешь, Том запишет на мой счет. – Он еще настойчивее указал глазами на дверь, и на этот раз она сдвинулась с места. – Если захочешь угостить девушек за большим столом, это тоже за мой счет. Я сразу заметил, что вон та, в зеленой кофточке и черных джинсах, не сводит с тебя глаз…
Рейчел вышла на улицу, не оглядываясь, хотя ей очень хотелось это сделать. Последним, что она запомнила из этой сцены, было выражение лица Лэндера: он походил на собаку, которая приподняла голову и навострила уши, ожидая то ли подачки, то ли команды. Брайан Делакруа выдрессировал его меньше чем за минуту.
Она никак не могла найти свою машину – прошла несколько кварталов на восток, затем на запад, повернула на север, потом на юг. Напротив одного из этих одноквартирных кирпичных домов, красных и коричневых, с коваными железными оградами, стоял ее серый «приус» выпуска 2010 года.
Рейчел направилась по переулку к ярко освещенной Копли-Сквер, и в ушах ее зазвучал голос Брайана – уверенный и теплый, но не заискивающий. Голос друга, которого ты всю жизнь надеялся найти, или любящего дядюшки, слишком рано исчезнувшего из твоей жизни, а теперь вернувшегося. Голос родного дома, но не настоящего, а воображаемого, идеального.
Через несколько минут тот же голос произнес у нее за спиной:
– Я не обижусь, если вы подумаете, что я вас преследую. Я останусь на этом месте и никогда больше вас не увижу.
Она остановилась. Обернулась. Брайан стоял под фонарем на перекрестке, который она миновала полминуты назад, и не двигался, сцепив руки перед собой. Поверх костюма он надел плащ.
– Но если вечер для вас еще не кончился, я последую за вами на расстоянии десяти шагов в любое место, где вы разрешите мне угостить вас рюмочкой спиртного, – продолжил он.
Она долго смотрела на него. Достаточно долго, чтобы воробей в ее груди утихомирился и она задышала свободно. На нее снизошло такое спокойствие, какое она в последний раз испытывала только дома, за запертыми дверями.
– Можно и на расстоянии пяти шагов, – сказала она.
10Луч света
Они шли по улицам Саут-Энда, и довольно скоро Рейчел сообразила, почему на Брайане плащ. Все было окутано туманом, но таким прозрачным, что Рейчел заметила его только тогда, когда лоб и волосы стали влажными. Она накинула на голову капюшон, который, конечно, уже промок.
– Это вы поставили мне водку?
– Я.
– Зачем?
– Сказать откровенно?
– Нет, выдумайте что-нибудь.
– Ну… – усмехнулся он. – Мне надо было заскочить в туалет и при этом задержать вас в баре. Я хотел быть уверен, что вы не исчезнете, пока я не выйду.
– А что, нельзя было просто подойти ко мне?
– Я нервничал. Мне показалось, что вы не были в восторге, когда я попытался связаться с вами после нескольких лет молчания.
Она замедлила шаги, и он поравнялся с ней.
– Я была рада вашим электронным письмам.
– Да? По вашим ответам этого не чувствовалось.
– Эти десять лет были непростыми для меня.
Рейчел улыбнулась ему, робко, но с надеждой.
Он снял плащ и накинул ей на плечи.
– Я не хочу отбирать у вас плащ.
– Само собой. Я даю его на время.
– Но он мне не нужен.
Он сделал шаг в сторону и повернулся к ней лицом:
– Хорошо. Тогда верните.
Она улыбнулась, закатив глаза:
– Ну, если вы настаиваете…
Оба продолжили путь в тишине, нарушаемой лишь звуком их шагов.
– Куда вы ведете меня? – спросил Брайан.
– Я надеялась, что бар «РР» еще жив.
– Жив. Пройти один квартал, потом повернуть и пройти еще два.
– Странное название, – заметила Рейчел. – Никаких рельсов там не видно.[28]
– Там была подземная железная дорога.[29] Большинство рабов перевозили именно так. А вот в этом здании, – он указал на особняк из красного кирпича, втиснутый между рядом одноквартирных домов и бывшей церковью, – Эдгар Росс установил в начале девятнадцатого века первую печатную машину.
Рейчел искоса взглянула на него:
– Вы прямо ходячая энциклопедия.
– Люблю историю. – Он пожал плечами, и оказалось, что этот жест ему идет, несмотря на крупную фигуру. – Здесь налево.
Они повернули налево. Здания здесь были более старыми, а улица – более спокойной: множество бывших частных конюшен, превращенных в гаражи или в дома с гаражами. В окнах с освинцованными рамами – толстые стекла. Старые деревья, наверное, были свидетелями принятия американской конституции.
– Между прочим, ваши репортажи из горячих точек, с трагическими известиями, мне нравились больше, чем приятные местные новости.
– Репортаж о лающем коте показался вам не слишком обстоятельным? – усмехнулась она.
Брайан прищелкнул пальцами:
– Обещайте, что сохраните запись у себя.
Внезапно раздался металлический хлопок, и улица погрузилась во тьму. Погасли все фонари, все светильники внутри домов и маленького офисного здания в конце улицы.
Они кое-как различали друг друга в оловянном блеске высоких зданий, окружавших этот район, но непривычная, почти полная темнота открыла нелицеприятную истину, которую все горожане прячут далеко на антресолях: мы плохо приспособлены к выживанию – по крайней мере, в тех случаях, когда лишаемся домашних удобств.
Они продолжали путь, ощущая необычность обстановки. Рейчел чувствовала, как волоски на ее коже встрепенулись и все поры широко раскрылись. Слух обострился, голова похолодела, адреналин бурлил вовсю.
Такое же ощущение она испытывала на Гаити – в Порт-о-Пренсе, Леогане, Жакмеле. Кое-где люди ждали, что свет вот-вот включится. Из здания на углу вышла женщина со свечой в одной руке и фонариком в другой, направила луч в их сторону, и Рейчел увидела вывеску бара «РР».
– Эй, вы! – Женщина осветила их с ног до головы, подвигав фонариком вверх-вниз. Наконец луч остановился на коленях. – Что вы там делаете в темноте?
– Искали ее машину, – ответил Брайан. – Потом решили поискать ваш бар, а тут такое.
Он махнул рукой в темноту. Раздался уже знакомый металлический хлопок, повсюду включилось электричество. От яркого неонового света вывески и рекламы пива в витрине все трое заморгали.
– Здорово получилось, – заметила барменша. – Работаете на детских праздниках, да?
Она впустила их в помещение. Здесь все было по-прежнему, а может, и лучше. Освещение было чуть мягче, а вместо запаха старого пива, впитавшегося в черный каучук, ощущался едва уловимый аромат орехового дерева. Том Уэйтс, звучавший из музыкального автомата в тот момент, когда они вошли, замолк ко времени заказа выпивки – его сменил альбом «Pablo Honey» группы Radiohead. Лучшие вещи Уэйтса появились еще до того, как Рейчел вступила в сознательную жизнь. Но что касается второго, то она всегда испытывала легкое, хотя и ожидаемое, потрясение, думая о том, что некоторые из сидящих в баре и выпивающих на законном основании посетителей еще копошились в пеленках, когда Рейчел училась в колледже и Radiohead звучали повсюду. «Мы стареем на глазах у окружающих, – подумала она, – но осознаем это почему-то последними».
Кроме них и барменши по имени Гейл, в помещении никого не было. В середине первого бокала Рейчел обратилась к Брайану с просьбой:
– Объясните мне, что случилось во время нашей последней встречи. – (Он непонимающе нахмурился.) – Вы были вместе с антикваром.
Брайан прищелкнул пальцами:
– С Джеком Ахерном, да?
– Да.
– Мы торопились на ланч и столкнулись с вами на вершине Бикон-Хилла.
– Именно. Но я сейчас о вашем тогдашнем настроении. Вы были явно не в себе и не знали, как от меня избавиться.
– Да-да, – кивнул он. – Прошу прощения.
– Вы признаете это?
– Ну да, черт побери. – Брайан поерзал, подбирая слова. – Джек был инвестором дочерней компании, которую я тогда создавал. Ничего особенного, производство ставень и напольных покрытий из редких пород дерева. Ну, а Джек считает себя строгим моралистом, в этом отношении он страшно старомоден. Не то фундаменталист-лютеранин, не то фундаменталист-кальвинист, никак не могу запомнить.
– Я тоже всегда их путаю.
Он криво ухмыльнулся:
– А я был тогда женат.
Рейчел уткнулась в бокал и сделала большой глоток.
– Женаты?
– Ну да. Все шло к разводу, но в тот момент еще не дошло. И я, как торговец, за счет своего брака повышал цену товара для клиента-моралиста.
– Пока что все ясно.
– И тут я вижу, как вы переходите улицу и идете прямо ко мне, и понимаю, что я провалюсь, он обо всем догадается. Я начинаю нервничать, со мной это бывает. В итоге встреча летит к чертям.
– С чем вы не справитесь? О чем он догадается?
Он задрал подбородок и поднял брови:
– Что, и вправду нужно объяснять?
– Вам виднее.
– Я неравнодушен к вам, Рейчел. Моя бывшая вечно пилила меня: «Опять ты любуешься своей подружкой из новостей?» Друзья тоже замечали это. Господи, это началось еще в Чикопи. Джек Ахерн наверняка учуял бы это. Если бы мы с вами зацепились языками посреди Бикон-стрит, он бы все просек. Бросьте.
– Это вы бросьте. Я же не знала об этом.
– А, ну да, конечно. Откуда вам знать?
– Вы могли бы намекнуть.
– По электронной почте? Чтобы вы прочитали это вместе со своим безупречным мужем?
– Он был каким угодно, только не безупречным.
– Тогда я этого не знал. И сам был женат, не забывайте.
– А что она теперь делает?
– Уехала. Вернулась в Канаду.