– Почему ты мечтал об этом? – удивилась Рейчел.
– Слишком уж идеальным выглядело это семейство. Жили в симпатичном домике колониального стиля прямо на общинной земле. Дом, конечно же, побелен, окружен частоколом, и есть веранда с вращающейся калиткой. На Рождество они сидели там в свитерах, включали электрообогреватели и пили горячий шоколад. Рассказывали разные истории. Смеялись. Дочка лет десяти исполняла рождественскую песню, все аплодировали. Никогда ничего подобного не видел.
– Все это звучит очень мило.
– Это было отвратительно. Просто не верилось, что бывают такие счастливые, идеальные люди. Что же тогда можно сказать обо всех остальных, о нас?
– Но такие люди действительно есть, – возразила Рейчел.
– Где? Я их никогда больше не встречал. А ты?
Рейчел хотела было ответить, но запнулась. Нет, она не знала таких людей, но почему-то ее так и подмывало сказать, что она их знает. Она всегда считала себя довольно скептически настроенной, если не откровенно циничной, особой, а после Гаити готова была поклясться, что лишилась последних остатков романтичности и сентиментальности. Однако в глубине ее сознания сохранялась вера в то, что идеальные и счастливые, а также идеально счастливые люди где-то все-таки существуют.
Мать ее часто говорила, что таких людей нет, а счастье – это песочные часы с трещиной.
– Но ты же сам сказал, что они были счастливы, – возразила она Брайану.
– Они определенно производили такое впечатление.
– Ну так…
Он улыбнулся – победно, но с оттенком горечи:
– По дороге домой Боб всегда заходил в маленький шотландский паб. Однажды я подсел к нему. Он, понятно, вытаращил глаза и сказал, что я ужасно похож на его сына. То же самое сказал и бармен. Я притворился удивленным. Боб поставил мне выпивку, я поставил ему, и дело пошло. Он спросил, кто я такой, я рассказал. Правда, я сказал ему, что учусь в Фордемском университете, а не в Брауновском, но в остальном придерживался правды. Боб сообщил мне, что не очень-то любит Нью-Йорк. Слишком большая преступность, слишком много иммигрантов. После второго стакана иммигранты стали «нацменами» и «тюрбаноголовыми», а после четвертого он уже проклинал «ниггеров» и «козлов». Да, и еще он ненавидел лесбиянок. Сказал, что если бы его дочь стала такой, он… – как же он выразился? А, да – «наглухо зацементировал бы ее манду». Оказалось, что у Боба очень интересные представления о телесных наказаниях. Он прибегал к ним регулярно в течение многих лет – сначала наказывал Скотта, а затем и Нанетту, дочь. У Боба развязался язык, и его было не остановить. В какой-то момент я осознал, что он уже минут пятнадцать не выдает ничего, кроме брани. Чудовищный трус, сукин сын, который прикрывался безупречной вежливостью.
– А что потом случилось со Скоттом? – спросила Рейчел.
Брайан пожал плечами:
– Школу он больше не посещал. Возможно, из-за нехватки средств. Пятнадцать лет назад он работал в одной из гостиниц Графтона. Это последнее, что я слышал.
– И ты так и не познакомился с ним?
– Боже упаси.
– Почему?
Он опять пожал плечами:
– Когда я понял, что ему живется не лучше, чем мне, я потерял к нему всякий интерес.
И вот надо же было случиться тому, чтобы она столкнулась на улице именно со Скоттом Пфайфером из Графтона, штат Вермонт. Возможно, он приехал в город на совещание по торговле продуктами и напитками, или, может быть, ему удалось добиться успеха и обзавестись сетью небольших гостиниц в Новой Англии. Рейчел сочувствовала Скотту, хотя не знала его лично, но он стал маленькой частью ее жизни, и она надеялась, что все у него сложилось хорошо.
Но почему они были совершенно одинаково одеты? Рейчел не могла отделаться от этой мысли, как ни старалась. Двойник или почти двойник Брайана вполне мог встретиться ей в двухмиллионном городе, ничего особенного. Но предположить, что два таких человека могут одновременно носить легкий плащ медно-красного цвета с поднятым воротником поверх черного хлопчатобумажного пуловера и белой футболки в сочетании с темно-синими джинсами… Для этого требовалась вера в чудеса, свойственная разве что религиозным фанатикам.
«Подожди-подожди, – вдруг подумала она, повернув на Коммонуэлс-авеню и направляясь в сторону дома, – а почему ты решила, что он был в темно-синих джинсах? Он стоял позади автомобиля, и ты не могла видеть ноги».
И вообще, она видела лишь отражение его лица, плаща и пуловера. Правда, потом она вспомнила, что проследила за тем, как он садится в машину и запахивает плащ. Да, Отражение Брайана (то бишь Скотт Пфайфер из Графтона, штат Вермонт) действительно носило точно такие же джинсы, плащ, свитер и футболку, в которых ушел из дома сам Брайан, и тех же самых цветов.
Придя домой, Рейчел почти уверилась, что бывают самые удивительные совпадения. Высушив волосы, она прошла в запасную спальню, которую Брайан часто использовал для работы, и набрала его номер на экране мобильного. Включилась голосовая почта. Логично. Он был еще в воздухе или только что приземлился. Все абсолютно правильно.
В окно были видны Массачусетский технологический институт, река и за ней – Кембридж. Перед окном стоял пепельно-белый стол. Они жили так высоко, что в ясные дни, приглядевшись, можно было разглядеть Арлингтон и часть Медфорда. Но сейчас дождь превратил панораму в импрессионистское полотно, где сохранялись лишь очертания домов, а все детали были размыты. Обычно на столе стоял ноутбук Брайана, но он, разумеется, взял его с собой. Рейчел поставила туда свой собственный ноутбук и взвесила все возможные варианты, затем снова попыталась связаться с Брайаном. Голосовая почта.
Свои главные кредитные карты, «Амекс» и «Визу» с бонусными милями, он использовал для бизнеса. Выписки по ним лежали в его офисе – где-то там, в тумане, за рекой, на Гарвардской площади в Кембридже.
Однако получить сведения об их личных карточках было нетрудно. Рейчел вывела на экран информацию о «Мастеркарде», просмотрела данные за последние три месяца, не нашла ничего необычного и отмотала еще на три. Самые обыкновенные покупки. А что она рассчитывала найти? Допустим, она натолкнулась бы на странную, необъяснимую покупку, на загадочный сайт; но как доказать, что Брайан был сегодня на Копли-Сквер вместо Лондона? Разве можно подтвердить, что он лазил по порносайтам? Или, скажем, купил ей подарок к последнему дню рождения не за месяц, как он утверждал, а в спешке, в тот же день?
Даже таких улик не обнаружилось.
Рейчел зашла на сайт авиакомпании «Бритиш эйруэйз» и просмотрела информацию о прибытии рейса 422 из Логана в Хитроу.
Вылет задержался из-за погодных условий. Прибытие ожидается в 20.25 (СГВ[38] + 1)
Иными словами, через пятнадцать минут.
Она проверила данные о снятии денег со счета через банкомат. Больших сумм не наблюдалось. С некоторым стыдом Рейчел осознала, что картой Брайан пользовался в последний раз тогда, когда покупал ей ожерелье.
Она посмотрела на телефон, надеясь, что он завибрирует и на экране появится имя звонившего, «Брайан». Надо поговорить с ним, и все разъяснится. Можно будет посмеяться над своими параноидальными подозрениями.
Минуточку. Информация о звонках. Ну конечно! О телефоне Брайана Рейчел ничего не могла узнать – он принадлежал компании, как и счет. Но у нее имелись данные о своем телефоне. Она опять застучала по клавиатуре. Спустя минуту на экране появились данные о ее звонках за последний год. Она вывела на экран личный программный календарь и просмотрела записи о своих расходах в те дни, когда Брайана не было в городе.
Перед ней были сведения о звонках Брайана во время его поездок в Ном, Сиэтл, Портленд. И все это ни о чем не говорило. Звонки можно было сделать откуда угодно. Она изучила звонки за другую неделю, ту жуткую январскую неделю, когда все покрылось льдом, а Брайан был (или утверждал, что был) в Москве, Белграде, Минске. В пятой колонке стояли суммы, начисленные ей за ответы на международные вызовы. Немалые. (Интересно, почему с нее берут деньги за входящие вызовы? Надо сменить провайдера.) Суммы соответствовали звонкам с другого конца света.
Рейчел снова вышла на сайт «Бритиш эйруэйз», и в это время ее телефон завибрировал. Брайан.
– Привет! – сказала она.
Раздалось продолжительное шипение, за ним два хлопка и наконец его голос:
– Привет, малыш.
– Привет, – повторила она.
– Я…
– Где ты…
– Что?
– Где ты сейчас?
– На таможенном контроле. У телефона кончается зарядка.
Облегчение, которое она испытала, услышав его голос, тут же сменилось раздражением.
– У них что, нет розеток в первом классе? На «Бритиш эйруэйз»?
– Розетки-то есть, но моя не работала. Ты в порядке?
– Угу.
– Точно?
– Да, а что?
– Ну, не знаю. Просто голос… напряженный.
– Наверное, что-то на линии.
Помолчав, Брайан произнес:
– Ясно.
– Как там на контроле?
– Толкучка. Точно не знаю, но, похоже, одновременно с нами прибыл самолет «Суисс эйр» и еще один из Эмиратов.
Связь на время пропала.
– А я виделась сегодня с Мелиссой, – сказала Рейчел.
– Да?
– А после этого я вышла…
Телефон загудел, раздалось несколько щелчков.
– Прости, сейчас телефон отключится. Я позвоню тебе из…
Наступила тишина.
Она подумала о звуковом фоне. Похоже ли это на таможенный контроль? Какие звуки должны слышаться на таможенном контроле? В последний раз Рейчел летала за границу довольно давно. Она попыталась вспомнить, как там и что на таможне. Когда человек проходит через пункт контроля и открывается турникет, раздается звонок, – в этом она была абсолютно уверена. Правда, она не помнила, какой именно – громкий или тихий. Во время разговора с Брайаном она не слышала никаких звонков. Но, возможно, очередь была длинной, а он стоял в конце.
Что еще она слышала? Гул голосов, но ни одного разговора. Очень многие не разговаривают, стоя в очереди, особенно после длинного перелета. Слишком устают. Слишком измочалены, как любил говорить Брайан, произнося это с британским акцентом.