– Нет, можешь, – произнесла она.
22Снегоуборочная машина
Они ехали на юг в серебристом «ауди» Калеба, сидевшего за рулем. Наконец он сказал:
– Можешь уже убрать пушку.
– Нет, – ответила Рейчел. – Мне так нравится.
На самом деле ей это не нравилось. Ей не нравилось все, что происходило. Пистолет в ее руке походил на мертвое хищное животное, ядовитого гада, способного внезапно ожить. Можно было прекратить жизнь человека с помощью пистолета, слегка согнув палец, и эта идея вдруг представилась Рейчел самой омерзительной из всех. Между тем она наставила оружие на друга и продолжала держать его на прицеле.
– Может, хотя бы поставишь его на предохранитель?
– Тогда придется выполнять лишнее действие, если вдруг потребуется нажать на крючок.
– Но ты ведь не будешь нажимать на крючок. Это же я. А ты – это ты. Ты не находишь, что это смешно?
– Да, нахожу, – отозвалась она. – Ужас как смешно.
– Ну, если мы договорились, что ты не будешь стрелять в меня…
– Мы об этом не договаривались.
– Но я же веду машину. – Тон его был наполовину увещевающим, наполовину снисходительным. – Если ты меня застрелишь, то так и будешь сидеть, пока машина улетает с дороги ко всем чертям?
– На этот случай есть подушки безопасности.
– Я тебе не верю.
– Если попытаешься отнять у меня пистолет, то, извини, мне останется только выстрелить.
Калеб крутанул руль, и машина перескочила на соседнюю полосу.
– Неприятное ощущение, да? – произнес он с улыбкой.
Инициатива понемногу переходила от Рейчел к нему. За время общения с застройщиками и полицейскими, а также долгих ночных бдений на Гаити она усвоила, что, если инициатива начинает переходить от тебя к кому-то другому, этот процесс будет продолжаться, если его немедленно не остановить.
Глаза Калеба были прикованы к дороге. Рейчел беззвучно поставила пистолет на предохранитель, слегка наклонилась вперед и ударила рукояткой пистолета по его коленной чашечке. Автомобиль вильнул в сторону и вернулся на прежний курс. Раздался вой гудка.
– Едрена мать! – прошипел Калеб. – Что с тобой? Этот долбаный…
Она снова ударила его, точно туда же.
Он резко выровнял дернувшуюся машину.
– Хватит!
Хорошо, если кто-нибудь из водителей других автомобилей не позвонит по телефону 911 и не сообщит, что машиной с таким-то номером управляет вдрызг пьяный водитель.
Рейчел сняла пистолет с предохранителя.
– Хватит, – повторил Калеб. В его голосе, наряду с гневом и претензией на превосходство, слышалась отчетливая нотка беспокойства. Он не знал, чего еще можно ожидать от Рейчел, и опасался неприятностей.
Инициатива вернулась к ней.
В Дорчестере он съехал с многополосной автострады недалеко от устья реки Непонсет, повернул на север по бульвару Галливен и погнал прямо, минуя кольцевую развязку. Сначала Рейчел подумала, что машина поедет по мосту в Куинси, но Калеб стал снова подниматься к автостраде, в последний момент сделал правый поворот и выехал на улицу, где асфальту срочно требовался ремонт. Так они тряслись какое-то время, затем Калеб свернул направо и поехал вдоль длинных, кривых, побитых непогодой домов, складов из гофрированного железа, сухих доков с небольшими суденышками. Заканчивался проезд у гавани Порт-Шарлотт, на которую ей указал Себастьян, когда в начале их знакомства они катались на катере по Массачусетскому заливу. Себастьян учил ее управлять судном ночью и ориентироваться по звездам. Он был вполне счастлив только тогда, когда выходил в море и его волосы викинга развевались на ветру.
Рядом с пустынной парковкой находились здания ресторана и яхт-клуба, недавно покрашенные – довольно оптимистично для стоянки, где не было яхт. Самое большое из судов, пришвартованных у причала, имело около сорока футов в длину. Остальные в большинстве своем служили для ловли омаров – старые деревянные баркасы, хотя встречались и более новые, из стеклопластика. Самым красивым из всех был катер длиной футов в тридцать пять, с синим корпусом, белой рулевой рубкой и палубой цвета «медовый тик». Рейчел обратила на него внимание, потому что на палубе стоял, освещенный фарами их автомобиля, ее муж.
Калеб быстро выскочил из машины и стал показывать Брайану на Рейчел, объясняя, что та взбунтовалась. Рейчел со злорадством отметила, что он прихрамывал, когда спешил к катеру. Сама она подошла медленно, не сводя глаз с Брайана. Он тоже смотрел на нее, лишь время от времени переводя взгляд на Калеба.
Интересно, стала бы она подниматься на борт, если бы знала, что пристрелит его там?
Можно, конечно, не подниматься, а пойти вместо этого в полицию. «Мой муж не тот, за кого себя выдает», – скажет она. А дежурный сержант, наверное, вкрадчиво спросит: «Разве не все мы таковы, мэм?» Безусловно, выдавать себя за другого человека и иметь двух жен – это правонарушение, но насколько серьезное? Брайан, несомненно, подаст просьбу о снисхождении, ее удовлетворят, и этим все закончится. А Рейчел станет всеобщим посмешищем: бывшая журналистка-неудачница, затем – телекомментаторша, подсевшая на таблетки, затем – ходячий анекдот и, наконец, затворница. Ну а когда любители похохотать узнают, что истеричная девица с телеканала вышла за мошенника-двоеженца, то поводов для шуток им хватит надолго.
Рейчел поднялась вслед за Калебом по трапу. Тот ступил на палубу, а когда она хотела сделать то же самое, Брайан протянул ей руку. Рейчел молча уставилась на его руку, и Брайан опустил ее.
– Может быть, мне вытащить свой? – спросил он, заметив пистолет. – Буду чувствовать себя увереннее. Однако добро пожаловать.
Она шагнула на палубу. Брайан одним движением схватил ее за руку и вырвал пистолет. Откуда-то из складок своей рубашки он достал короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра и положил его вместе с пистолетом Рейчел на стол у кормы.
– Когда мы отчалим, дорогая, можешь отойти на пять шагов и выстрелить, только сперва предупреди. Ты имеешь на это право.
– Имею, и не только на это.
– Постараюсь сделать все, что могу, – кивнул Брайан и выдернул какую-то веревку из фиксатора.
Не успела Рейчел понять, что слышит шум мотора, как Калеб уже стоял под навесом, держась за ручку управления, а катер с тарахтением двигался по Непонсету в сторону залива.
Брайан сел на скамейку у одного борта, Рейчел села напротив него. Их разделял край стола.
– Итак, у тебя есть судно, – сказала она.
– Угу, – согласился он, чуть наклонившись вперед и зажав руки между коленями. Гавань Порт-Шарлотт осталась позади.
– А обратно я когда-нибудь вернусь?
Брайан удивленно наклонил голову:
– Разумеется. А почему нет?
– Ну, во-первых, я могу разоблачить твою двойную жизнь.
Он выпрямился и вскинул руки, пораженный этой мыслью.
– И что это тебе даст?
– Мне – ничего. Но ты сядешь в тюрьму.
Брайан пожал плечами.
– Ты так не думаешь? – спросила она.
– Послушай, – сказал он. – Если хочешь, мы повернем обратно и высадим тебя там, где ты села. Можешь поехать в ближайший полицейский участок и рассказать им свою историю. И если они поверят тебе – а, согласись, в этом городе тебе не слишком доверяют, – то, безусловно, выделят детектива. Завтра, или послезавтра, или бог знает когда – как дойдут руки. К тому времени я растаю, как дым. Они никогда не найдут меня, и ты не найдешь.
Мысль о том, что она может навсегда потерять его, вызвала у Рейчел судорогу в животе. Знать, что он живет в каком-то уголке планеты и они никогда не встретятся, было равносильно потере почки. Любой психотерапевт признал бы такую реакцию ненормальной, но она ничего не могла с этим поделать.
– А почему ты до сих пор никуда не смылся?
– Не мог достаточно быстро согласовать разные пункты своего расписания.
– Что это значит, черт побери?
– У нас слишком мало времени, – сказал он.
– Для чего?
– Для всего. Поэтому остается только доверять друг другу.
Рейчел вытаращила глаза:
– Доверять?
– Да, боюсь, что так.
Она могла бы сказать очень многое насчет беспредельной нелепости этого высказывания, но сумела лишь спросить:
– Кто она?
Она ненавидела себя за этот вопрос. Брайан разнес в клочки фундамент, на котором строилась ее жизнь в последние три года, и она превратилась в сварливую ревнивую жену.
– Кто «она»? – спросил он.
– Твоя беременная жена из Провиденса.
На его лице появилась улыбка – почти что издевательская ухмылка. Он поднял глаза к беззвездному небу:
– Участница нашего дела.
– И сотрудница твоей горнодобывающей компании?
– Ну… косвенным образом.
Рейчел чувствовала, что разговор начинает напоминать все другие споры между ними: она, как правило, наседала, он уклончиво защищался, и Рейчел все больше распалялась, как охотничья собака в погоне за тощим зайцем. Все грозило закончиться бессмысленными пререканиями, и она задала действительно важный вопрос.
– Кто ты такой?
– Я твой муж.
– Нет, ты не…
– Я тот, кто тебя любит.
– Ты все время лгал по каждому поводу. Это не любовь. Это…
– Посмотри мне в глаза и скажи, есть в них любовь или нет.
Она стала смотреть – сначала язвительно, затем все более взволнованно. В его глазах была любовь, никакого сомнения.
Но ведь он актер…
– Твоя версия любви, – сказала она.
– Ну да, никаких других я не знаю.
Калеб выключил двигатель. Они остановились примерно в двух милях от берега. Справа виднелись огни Куинси, слева и сзади – огни Бостона. В кромешной тьме к западу от них смутно вырисовывались силуэты хребтов и утесов острова Томпсон. В темноте невозможно было определить расстояние до него: то ли двести ярдов, то ли две тысячи. На Томпсоне базировалась какая-то юношеская организация – возможно, «Аутворд баунд».[46] Но кто бы там ни располагался, они явно свернулись на ночь, потому что на острове не виднелось ни одного огонька. Мелкие волны тихо ударялись о корпус судна. Однажды Рейчел вела катер Себастьяна в такую же ночь, включив только ходовые огни, и оба нервно шутили в связи с этим. Калеб же выключил вообще все огни, оставив только маленькие лампочки, вмонтированные в палубу.