В принципе, сжигание посада — обычный средневековый прием для древнерусских городов. Тем самым противник лишался возможности располагать войска на улицах посада, укрывая их между домами, и использовать разобранные постройки как строительный материал для осадных орудий. Воевать на пепелище трудно. Осаждающие — как на ладони. Но если Довойна в самом деле решился на такой шаг, то его иначе чем безумным не назовешь. А. Н. Янушкевич справедливо называет это решение роковым[215]. Это значит, что он собирался оборонять только замок — но разве можно было надеяться, что маленький полоцкий замок выдержит осаду столь большого войска? Шанс был, только если измотать врага в штурмах посада и в уличных боях выбить значительное количество живой силы. Но Полоцкий замок был бы просто захлестнут массой нападавших. На что рассчитывал Довойна, непонятно. Если решение зажечь посад — его решение, то можно говорить, что полоцкий воевода совершенно неадекватно воспринимал обстановку и не имел понятия о масштабах нашествия.
Одновременно с пожаром 9 февраля русские дворяне под командованием Д. Ф. Овчины и Д. И. Хворостинина вступили на пожарище в бой с польскими войсками, сделавшими вылазку из замка. Сражение закончилось отступлением полочан в замок. А. Н. Янушкевич указывает на неясность ситуации с местным населением. По разным данным, то ли оно частично само решило бежать к русским, видя, что обороняющиеся сами зажгли свой посад, то ли Довойна приказал их выгнать из замка (куда такая масса беженцев просто не влезла бы, а если бы влезла — тут же съела бы все запасы). С посада к царским полкам вышло 11 600 человек «черных людей мужиков и жен их и детей». Это было население Полоцкого повета, укрывшееся под защиту городских стен, а теперь, по словам А. Н. Янушкевича, «добровольно-принудительно» сдававшееся в плен[216]. Пленных царь приказал раздать своим воинам в качестве трофеев[217].
С 9 по 11 февраля тяжелая артиллерия и туры под командованием Ю. Репнина переносились «на пожженое место», на пепелище полоцкого посада, к стенам замка. Напротив главных ворот были поставлены тяжелые орудия: «пушки болшие, Кашпирову да Степанову да Павлик да Орел да Медведь». Они кидали ядра до 20 пудов. Непрерывный огонь длился несколько суток. Его интенсивность достигала такой силы, что отдельные ядра пролетали территорию замка насквозь и ударялись в противоположную стену изнутри. Горожане прятались от огня в погребах, воевода Довойна с семьей укрылся под каменными сводами храма Св. Софии[218]. Гарнизон занимался не обороной, а тушением очагов пожаров. Но их было слишком много, и в конце концов полоцкий замок оказался объятым пламенем. Артиллерийским огнем было разрушено 40 укрепленных участков стены («городен») из 204, составлявших укрепления замка. Было очевидно, что его падение — только вопрос времени.
12 февраля полочане сделали вылазку под командованием Григория Голубицкого (в летописи она датирована 10 февраля)[219]. Около 800 человек — поляки, полочане, двор воеводы Довойны — перешли Полоту и напали на отряд Ивана Шереметева, который возводил за Полотой туры. Целью было нанести урон русской артиллерии, обстреливавшей город. Отряд был разбит, а Ивана Шереметева «погладило ядром по уху». Подробный рассказ об этой вылазке имеется в КПП, но есть основания в нем несколько усомниться. Иван Шереметев был воеводой передового полка, который стоял на Виленской дороге, в Экиманском посаде. Понятно, что воевода мог с отрядами перемещаться вдоль линии осады и прийти через Двину на помощь ертоулу, стоявшему как раз на Полоте, куда, согласно КПП, была направлена вылазка. Только вот нападать на русские войска на Полоте бессмысленно — там стоял сравнительно слабый ертоул (пусть даже и усиленный отрядом Шереметева), который особой роли в осаде не сыграл и активных действий не предпринимал. Из-за Полоты, как и отовсюду, велась артиллерийская стрельба по городу. Только главную опасность представляли орудия на острове напротив замка и тяжелая артиллерия на пепелище посада напротив Великих ворот. Огонь через Полоту замку, конечно, урон наносил. Но гораздо меньший. Ликвидация орудий, стоявших в Заполотье, Полоцк не спасла бы.
Поэтому можно высказать осторожное предположение, что взятый в плен поляк Станислав Семенов солгал и целью вылазки был не удар по наряду (главный наряд стоял на позициях с прямо противоположной стороны замка), а попытка прорыва из города на Виленский тракт. Тогда становится понятно участие в бою отряда Шереметева из передового полка, который как раз прикрывал Виленский тракт, и объясняется столь большое число участников вылазки — более 800 человек, к тому времени — не меньше трети или половины уцелевшего полоцкого гарнизона. В этой атаке участвовал и «Довойны двор весь», то есть ближнее окружение воеводы, что слишком солидно для обычной вылазки.
Конечно, наше предположение верно, только если действия полоцкого гарнизона к этому времени еще носили осмысленный характер. Может быть, это был просто жест отчаяния, а никому особо не нужные пушки за Полотой выбрали просто как наиболее слабое место в позициях осаждающих. Но нам представляется, что версия о попытке прорыва заслуживает дальнейшего осмысления.
13 февраля обстрел города продолжался. В плен попали «в загонах» два литвина, Марк Иванов и Федька Софонов. Они сообщили, что Ходкевич с сорокатысячным войском и 20 пушками наряда идет на выручку Полоцка. Судя по всему, перед нами «подвиг разведчика» — Иванов и Софонов были лазутчиками, специально сдавшимися в русский плен, чтобы передать дезинформацию и тем самым приостановить штурм Полоцка. Никаких 40 000 у Ходкевича не было. Но эффект был достигнут: часть войска Ивана Грозного, три полка, в основном легкая татарская конница, были немедленно высланы навстречу потенциальной опасности. Они провели разведку до Бобынич. Был взят язык — «литовин черной мужик», который подтвердил, что Ходкевич с нарядом стоит в «Черном лесу» и намеревается идти под Полоцк. После чего полки возвратились обратно к основным силам[220].
В ночь с 14 на 15 февраля стрельцы в нескольких местах подожгли стену замка. Началась массовая бомбардировка полоцкого замка из «пушек верхних» — мортир. Судя по КПП, обстрелом командовал воевода большого полка В. С. Серебряный, то есть огонь велся из-за Полоты с северной стороны, где стоял большой полк. Целью было поджечь город. За пять часов до рассвета это удалось — пожар занялся у больших ворот, то есть со стороны городской площади и посада. Огонь охватил и другие части замка. Воевода Довойна и епископ Арсений прислали парламентера с просьбой о сдаче города. Одним из первых в знак сдачи вынесли городское знамя[221].
Утром 15 февраля 1563 г. городские ворота открылись, и из них вышла процессия православных священников во главе с епископом Арсением. Полоцк объявил о своей сдаче. В результате переговоров, длившихся до вечера, Иван Грозный пообещал не трогать защитников города.
Свое слово государь сдержал частично. Героически сражавшийся польский гарнизон был отпущен с развернутыми знаменами и оружием в руках. Командиры-ротмистры получили от Ивана богатые дары — соболиные шубы, подшитые драгоценными тканями.
Репрессии сперва не коснулись и городских жителей православного или католического вероисповедания, однако затем часть горожан была уведена в Москву, в плен. Согласно ходившим в Литве слухам, вошедший в Полоцк татарский отряд вырезал попавшихся под руку монахов-бернадинов. А полоцкие евреи, не пожелавшие принять крещение, были утоплены в реке. Так ли это — неизвестно, но современники из уст в уста передавали страшные «легенды о полоцких казнях» русского царя.
Решающую роль в боях за Полоцк сыграли артиллерия и стрелецкие приказы. Победа ковалась мощью и интенсивностью орудийного и ружейного огня. Именно стрельцы упоминаются как главные участники боев непосредственно на стенах и улицах. Роль остальных войск была скромнее. Казаки и служилые люди отличились при строительстве осадных укреплений. Дворянской коннице места в активных боевых действиях не нашлось, она играла в основном блокирующую роль. Впрочем, с этой задачей она справилась. По крайней мере половина полков была пассивна и играла позиционную роль. Они просто простояли на своих позициях всю осаду. Основные тяготы штурма, кроме стрельцов, легли на плечи воинов государева полка.
Вообще кажется, что силы, привлеченные для Полоцкого похода, были избыточными. Здесь, видимо, сказался опыт «Казанского взятия» 1552 г., когда основные силы были задействованы не при штурме Казани, а для отражения нападений извне, атак татарских войск, которые пытались деблокировать город. Судя по расположению русской армии под Полоцком (четыре полка — половина сил — стоит за Двиной и в лучшем случае участвует в обстреле города из-за реки), командование более всего опасалось повторения «казанского сценария», атаки «посполитого рушения» со стороны Вильно. Но этого так и не произошло — татары под Казанью в 1552 г. оказались, если можно так выразиться, куда большими патриотами и защитниками своей земли, чем жители ВКЛ в 1563 г. под Полоцком.
Источники рисуют ничтожные потери русской армии: 4 сына боярских, 15 холопов-послужильцев и 66 стрельцов[222]