. Возможно, данные цифры занижены. Но потери русских и не должны быть большими: в Полоцке не было массированного штурма, когда большие массы войск шли бы на стены и несли крупные потери из-за встречного огня. Большинство боевых действий носило характер огневого боя, а здесь полочане просто не располагали средствами, чтобы причинить большой урон укрывшимся в окопах и «за турами» воинам. Собственно, было три локальных рукопашных боя: взятие стрельцами Ивана Голохвастова угловой башни посада, бой в посаде и вылазка через Полоту отряда во главе с «двором Довойны». Ни один из них по своему характеру не мог привести к большим потерям в царских полках.
Победа Ивана Грозного под Полоцком в 1563 г. явилась наивысшим успехом России на литовском фронте. После его взятия русская и татарская конница вышли на Виленскую дорогу, и между ними и столицей Литвы не было крупных крепостей. Д. М. Володихин справедливо замечает, что «.. в руках Ивана IV оказывался ключ от литовской столицы»[223]. По мнению Б. Дэвиса, взятие Полоцка открывало путь к реализации стратегического замысла дальнейшего нападения на Вильно[224]. В Польше и Литве ходила легенда о «серебряном гробе», который Иван Грозный после полоцкой победы якобы заготовил для короля Сигизмунда.
Некоторые историки задаются вопросом, почему же наступление на Вильно не состоялось. А. Л. Хорошкевич считает, что «Иван IV не собирался останавливаться на достигнутом», но «серьезный удар… амбициям и внешнеполитическим планам царя нанесли его верные слуги». Бояре и князь Владимир Андреевич Старицкий «честно выполнили просьбу литовских панов Рады» и уговорили царя прекратить войну. Знать ВКЛ связалась с русской аристократией и попросила ее повлиять на развоевавшегося государя. Эта новоявленная «пятая колонна» якобы и украла царскую победу. Рассуждения А. Л. Хорошкевич здесь достаточно парадоксальны: осуждая завоевательную политику Ивана Грозного на страницах всей своей книги, она оценивает прекращение русского наступления, то, что Иван Грозный ограничился Полоцком, как «серьезнейшее поражение». «Бояре из верных государевых слуг превратились в "изменников"… исход этого этапа, внешне похожий на триумфальную победу, по существу оказался серьезнейшим поражением»[225].
А. Н. Янушкевич справедливо отметил, что «… с подобными умозаключениями тяжело согласиться». Однако предложенное им объяснение также не может быть принято. По его мнению, «московское руководство просто примирилось с объективными реалиями войны»[226]. Нужно было закрепиться на захваченных территориях, ресурсов для дальнейшего продвижения уже не было. Правда, если следовать этой логике, получается, что их не было 14 лет, вплоть до 1577 г. — последнего успешного для русских года Ливонской войны…
Нам представляется, что все гораздо проще: в 1563 г. стратегический замысел Ивана Грозного и русского командования был полностью выполнен, все цели достигнуты. Полоцк взят, Россия претендовала на весь Полоцкий повет, то есть успешно реализовывался «смоленский сценарий» 1514 г. или чуть более поздний и менее масштабный «себежский сценарий». Дальше нужно было закрепляться на захваченной территории, прежде всего — «перебирать людишек», приводить население повета к лояльности не на словах (чего стоила сделанная под угрозой оружия присяга на верность?), а на деле, то есть превратить Полотчину в регион русского дворянского землевладения. Иван Грозный вовсе не вел с ВКЛ войны на уничтожение, и Вильна как таковая была не очень нужна — захватить ее, безусловно, было возможно, а вот что с ней потом делать и как удержать? Кстати, события Русско-польской войны 1654–1667 гг. полностью подтвердили правильность политики острожного продвижения Ивана Грозного на запад: ведь тогда были захвачены и Вильна, и Полоцк, и ни того, ни другого города по итогам войны не удержали.
Иными словами, царь, на наш взгляд, вовсе не строил планов грандиозных походов наподобие полоцкого дальше на запад, на Вильну или Киев. Откусив кусок от ВКЛ, он намеревался его сначала переварить. Тем более что оставалась неясной ситуация в соседней Ливонии, которая явно виделась в Москве более важным направлением, чем земли за Западной Двиной.
Полоцк выступал новым центром московской колонизации бассейна р. Западной Двины. Причем инициатива продвижения в глубь литовских владений исходила не от Москвы, а от дворянства, использовавшего благоприятную ситуацию для земельных и имущественных захватов. Делалось это с одобрения Ивана IV, еще в феврале разрешившего дворянам делать любые территориальные приобретения в Полоцкой земле. 29 ноября 1563 г. в грамоте к Сигизмунду, посланной с литовским гонцом А. И. Хоружим, царь дал ответ на претензии разоренных панов: «Что ни есть в Полоцком повете чье ни буди, то все наше»[227]. Таким образом, владением государя объявлялась вся Полоцкая земля, и отнимавшие у литовских панов имения дети боярские считались вступавшими в свои законные права.
Глава 4Литовский контрудар 1564 г.
15 февраля сдавшийся гарнизон медленно (до вечера) покидал полоцкий замок. Воевода Станислав Довойна и епископ Арсений были удостоены аудиенции у Ивана Грозного. Царь сидел в командном шатре в полном доспехе, рядом с ним — также в доспехах князь Владимир Андреевич и. татарский «царь» Семион. Победители всячески демонстрировали великодушие. Иван IV «…велел свое жалованное слово всем людем сказывати, чтобы из города все вон вышли, а государь им милость показал, побити их не велел и дал им волю, кто куды похочет»[228]. Гуманизм диктовался прагматическими соображениями: русским было важно, чтобы местные как можно быстрее очистили замок, и в него без помех вошли бы московские войска. В этой ситуации людей проще было просто отпустить, они уже не опасны. Зачем затевать ненужную резню на улицах и нарываться на сопротивление несчастных, которым будет нечего терять? Судя по всему, желающим уйти никто не препятствовал (другое дело, что никто и не гарантировал безопасности при встрече с разъездами русских войск, стоявших в Задвинье).
Польских ротмистров Мархеля Хелмского, Альбрехта Верхлинского и Яна Варшевского царь принял лично, одарил богатыми подарками за мужество при обороне города. Позже их отпустят с их ротами, с оружием и почестями. А. Н. Янушкевич считает, что аналогичное обещание царь давал полоцкой шляхте — отпустить в случае сдачи, но слова не сдержал. Он ссылается на то, что претензии в нарушении государем своего обещания позже предъявляли дипломаты ВКЛ[229]. Но в источниках о взятии Полоцка сведений о подобных обещаниях нет. Как говорилось выше, при прекращении боевых действий и выходе войск из замка их уходу никто особо не препятствовал — но, видимо, в том случае, если это было поспешное скрытное бегство безоружных одиночек, а не организованное отступление вооруженных отрядов. Шляхту разоружали. Массу безоружных людей контролировали специально назначенные головы (их имена есть в КПП). Ничто в этом порядке не указывает, что полоцкой шляхте давались какие-либо обещания. Да ведь и польским ротмистрам царь ничего не обещал — город сдали не они, а Довойна и владыка Арсений. Царь просто вознаградил поляков за воинские доблести.
Остается открытым вопрос о размерах потерь полочан. Немецкая «Правдивая и страшная газета про ужасного врага Московита» называет цифру — 20 000 погибших горожан, а 60 000 пленных уведено в Россию. В письме этрурского князя Космо говорится о 10–12 тысячах, обращенных в рабство, и 50 000 убитых при штурме. В письме анонима из Кракова во Флоренцию, ко двору Медичи, говорилось, что 16 000 убито при штурме, а 60 000 истреблено в округе Полоцка. Пленным выкалывали глаза. Про 60 000 пленных пишет «Новая песня про тирана врага Московита, который захватил, разорил и спалил все, что ему встретилось»[230]. В ряде иностранных сочинений утверждалось, что Иван Грозный «…город целиком и полностью сжег до основания и 20 000 человек придал мучительной смерти на крючьях и виселицах»[231]. Цифры в 20 000–70 000 жертв фигурируют и в других немецких «летучих листках»[232]. Оставшееся население, согласно некоторым текстам, из Полоцка было вынуждено бежать в Пруссию.
Цифры, несомненно, преувеличены — в Полоцке просто не было столько населения, даже вместе с беженцами из сельской округи. Распоряжения, которые отдавались новой администрации, говорят о том, что в городе осталось немало горожан. В русских источниках нет сведений о массовой резне во взятом городе, напротив, население старались учесть, поставить на службу и включить в фискальные реестры. Конечно, жители Полоцка пострадали и понесли большие потери от артобстрелов и пожаров. Все жители Великого посада лишились своих дворов и имущества, и оно не было возвращено. Их уклад жизни был разрушен, судьбы сломаны. Но сведения о массовых репрессиях против местного населения, убийствах десятков тысяч человек содержатся только в источниках пропагандистского характера. Как верно заметил А. Н. Янушкевич, доверять им нет оснований[233].
Польская «Хроника» М. Стрыйковского содержит известие о том, что после взятия Полоцка в город вошли татары, которые порубили монахов-бернардинцев, а местные евреи были утоплены в р. Двине. Согласно местным преданиям, евреев утопили в Волове озере, где их выгнали на лед и затем обрубили его[234]