Было выбрано странное место для лагеря — перед Заполотьем, между Двиной и Полотой. Штурмовать с этой позиции Полоцк было нелепо — сперва предстояло бы взять Заполотье, где находились по крайней мере валы и острожная стена (которую русские за 1563–1564 гг. успели восстановить). Затем войско уперлось бы в реку Полоту, причем оказалось бы на низком, пологом берегу, абсолютно беззащитным перед огнем с крутого высокого противоположного берега. Пришлось бы форсировать Полоту под огнем неприятеля и штурмовать крутые склоны, на которых стоял Верхний замок. Более дурацкого плана штурма Полоцка трудно было придумать. Заметим, что Иван Грозный в 1563 г. атаковал город с прямо противоположной стороны, от Великого посада, а со стороны Заполотья только блокировал и обстреливал.
А. Н. Янушкевич, ссылаясь на М. Стрыйковского, пишет, что литовцы рассчитывали на полевое сражение — мол, русские выйдут из крепости за Полоту в чисто поле, и вот тут их и разобьют. Неясно, откуда эту версию взял польский хронист. Но если она верна, тактическое мышление литовского командования следует охарактеризовать как, мягко говоря, наивное — с какой стати гарнизону выходить из замка и рисковать фортуной в полевом сражении? Русские всю осаду, с 16 сентября по 4 октября, благополучно просидели за крепостными стенами и постреливали в неприятеля. Показательно, что объявился всего один перебежчик — к литовцам бежал Новоторжский сын боярский О. М. Непейцын[317]. Так и не предприняв ни единой попытки штурма, бездарно впустую простояв под Полоцком, войско ВКЛ сняло осаду и ушло.
Русские дипломаты объясняли вялость осады ожиданием татарского нападения на Русь, которое должно было сыграть роль отвлекающего маневра. Замысел был слишком масштабен. Татары в конце сентября 1564 г. в самом деле атаковали Рязанскую землю, при отражении нападения отличился воевода А. Д. Басманов[318]. Но могли ли бои под Рязанью, в 700 км от Полоцка, что-то изменить в судьбе этого города?
Иван IV чувствовал себя абсолютно уверенно, в сентябре 1564 г. послал под Великие Луки отряд Шигалея для организации набегов на Литву[319]. В октябре русское войско, вышедшее из Великих Лук, нанесло удар по г. Озерищу, 6 ноября «городок взяша огнем»[320]. Из города не ушел никто, гарнизон погиб полностью, последние защитники сгорели в крепостных башнях[321].
В марте 1565 г. боевые действия развернулись на Псковщине. Двигавшиеся от Великих Лук отряды И. А. Шуйского и И. В. Шереметева Меньшого под Велье столкнулись с литовцами, «и потравилися наши с ними немного, да отступив, пошли к Вороначу». Литовский отряд их преследовал, но за 5 верст до Воронача повернул и устроил погром окрестностей Красного Городка, Велья, Острова. Осада Красного в марте закончилась безрезультатно: и Бог града не предал»[322]. Через полторы недели литовцы ушли к Влеху с большим полоном, «и помесщиковы и христианьские дворы жгли, церквей не жгли, а вышли из земли в первую неделю поста»[323].
В переписке литовских панов начинают звучать панические предложения сжечь пограничные крепости — Дриссу, Дубровну, Сурож и Радомль, пока их не захватили русские. Сигизмунд клял подданных за «великую людскую безответственность и медлительность» и твердил, что пока эти пороки не будут преодолены, успехов в войне не будет[324]. Война окончательно приобрела характер постоянных мелких стычек в пограничье, набегов отдельных отрядов на приграничные крепости. В 1565 г. польские наемники под командованием С. Тиковского воевали в окрестностях Смоленска, Ф. Кмита сжег Почеп и окрестности Стародуба. Ф. Кмита и К. Острожский совершили совместный набег в направлении Чернигова. Постоянные бои шли в Витебской земле, где действовали отряды С. Паца. 8 июня смоленский воевода П. Морозов под Смоленском настиг и разгромил отряд литовских казаков под командованием С. Бирули. 10 июня русские разбили больший (1200 человек) отряд под Мстиславлем, вскоре погиб литовский отряд Ивана Лычка, делавший набег на Рославль[325].
2 октября 1565 г. было получено известие о нападение литовцев на с. Быстрое Заволоцкой волости Ржевского уезда, на волости Покровскую и Ясу Полоцкого уезда. Витебские и сурожские казаки воевали села в Озерищенской волости: Балтоковичи, Ясеницы, Ловать, Степановичи, Веричи, а также Усвятскую волость. Литовцы отвечали взаимными претензиями: русские «…христьян бьют, и животы их грабят, и головами их сводят, и рыбу ловят, и бобры гонят, и мед дерут и всякие убытки им делают». Литовская сторона обвиняла в нападении на Усвятскую волость, принадлежащую Витебско-озерищенского воеводу Ю. Токмакова[326].
Было ясно, что такой стиль ведения войны не даст перевеса ни той, ни другой из сторон. Делать набеги и жечь села можно было долго, до тех пор, пока крестьяне окончательно не разбегутся из приграничной зоны. Но ни к чему, кроме разорения и запустения, такая тактика не привела бы. Необходимы были решения, которые принципиально изменили бы ситуацию, но принять их могли только дипломаты. В 1566 г. стороны вновь решили сесть за стол переговоров.
9 июня — 21 июля 1566 г. в Москве состоялись переговоры с литовским посольством Ю. Ходкевича, Ю. Тишкевича и М. Гарабурды. Послы передали письмо короля Сигизмунда, в котором он писал по вопросу о русских землях в составе ВКЛ, чтобы Иван IV: «… тех прежних дел не припоминал, занже отцы и деды наши и прадеды, на своих государствах будучи, государства свои управляли, и из их государств на обе стороны городы и волости переменялися по Божию изволению, и они промеж себя, будучи государи, которые дела меж них делались, те уж минулися, а сами они на Божей суд отошли, ино живым мертвых судити пригоже ли, и какое то крестьянство, што Божей суд восхищати».
В ответ боярин В. М. Юрьев заявил, что Сигизмунд «…нашу из прародителей вотчину держит за собою, занже два жеребья в Литовской земле и до польские границы, и Подолье, то вся вотчина наша, и брат бы наш то з души предков своих свел, того бы нам поступился, штоб то на душе предков его не лежало»[327]. Таким образом, спор перешел в плоскость христианской этики. Захват русских земель Москва в 1566 г. объявила грехом первых князей ВКЛ, который теперь должны искупить их потомки!
Условия, на которых Россия была готова заключить «вечный мир», были аналогичны предложениям, прозвучавшим на переговорах 1563 г. Опять перечислялись земли всея Руси от Подолья и Волыни до Витебска как «вотчина» русского царя, которой он только из милости «поступаетца» Сигизмунду. Дипломаты ВКЛ возражали, что никогда не слышали, чтобы Киев входил бы в вотчину предков Ивана Грозного[328]. Они ответили по привычному сценарию ответным набором нереалистичных территориальных претензий на Новгород, Псков, Великие Луки и т. д. По сравнению с 1563 г. в список были добавлены: Дорогобуж, Можайск (!) и Мосальск. Появление Можайска послы объяснили полемическим выпадом Сигизмунда: Иван IV требует у короля заведомую вотчину Ягеллонов, и Сигизмунд выдвигает претензии на город, чья принадлежность Рюриковичам тоже весьма древняя. Но теперь он объявлен древним владением польских и литовских королей! Литовцы пытались также обменять в Ливонии русский г. Говью на г. Мариенгаузен, но получили ответ, что Иван IV не будет ничего менять, так как считает всю Ливонию своей вотчиной. Дипломаты ВКЛ пытались применить русский прием: «поступаться» в пользу России городами, которые ей и так принадлежат — тем же Дорогобужем и Можайском[329]. Но данная позиция встретила полное непонимание в Москве, и послы, сконфузясь, ее оставили. Не удалась и попытка обменять признание легитимности владения Россией Смоленском на возврат Полоцка и Озерища[330].
Принципиально новым было озвученное литовскими послами предложение антишведского союза для изгнания шведов из Ливонии с последующим разделом между Россией, Польшей и Литвой отобранных у Швеции городов. Если раздел не устраивает Москву, то эти города предлагалось передать в совместное владение, «а впредь Ливонская земля от неприятелей оберегати заодин». Таким образом, Сигизмунд предложил новую конфигурацию расклада политических сил в Прибалтике. Русская сторона на это предложение не отреагировала.
Литовцы были также готовы заключить перемирие на 4–6 лет на следующих условиях: Россия получает Полоцк и Озерище и земли вокруг них: от Полоцка вверх по р. Оболь 15 верст, вниз по р. Ропнице 5 верст, Озерищенский уезд весь, кроме Усвятской волости, возвращаемой Литве[331]. Ливония делится по принципу «кто чем владеет», и стороны совместно выступают против Швеции для возврата городов, захваченных шведами на территории ордена.
Россия же претендовала на весь Полоцкий повет, а не сравнительно небольшие участки земли по Оболи и Ропнице. Принципиальным для нее также был вопрос о разделе Ливонии. В 1566 г. русские в Ливонии владели: Юрьевом, Феллином, Нарвой, Ракобором, Алыстом, Керепетью, Лаюсом, Новогородком, Сыренском, Тарвастом, Говьей, Муковым, Костром, Костром Новым, Порховым, Адежем, Курсловым, Рынголом, Ранденом, Кавлетом, Коконготом, Толчбором, Потушиным, Бабьим, Полчевом, Кивелем. Иван IV хотел получить от Сигизмунда города, находившиеся под его властью: Ригу, Малую Ригу, Колывань, Пернов, Пайду, Кесь, Ровный, Володимерец, Дюнемед, Адеж, Ротопойс, Керкольм, Леневард, Айскрод-на-Двине, Куконос-на-Двине, Зенкольд-на-Говье, Шуин, Зербень, Трекат, Плетенборх, Эрмис, Гелман, Буртник, Розен, Лемзель, Перкур, Трейден, Руин; городища: Ленборх, Нитов, Юренборх, Смилтин, Ишкиль, Эрль; «городков мызных» и «дворов ропатных»: Доленя-на-Двине, на о. Протопоповском, г. Кремона, Сонселя, Розенбека Мызникова, двух городков Ровы, Муяна. Таким образом, за Польшей и Литвой осталась бы только Курляндия. Все остальное в Прибалтике отошло бы к России