Глава 8Взятие Полоцка Стефаном Баторием в 1579 г.
1570-е гг. протекали в Полоцкой земле достаточно спокойно. Шло развитие дворянского землевладения, строительство городов и крепостей. Война оставалась фоном земного существования. Но к мелким стычкам все привыкли, а крупных боевых действий не было и не предвиделось. В 1572–1576 гг. Речь Посполитая погрузилась в пучину политических неурядиц, связанных с первым и вторым бескоролевьями, и ей было не до Полоцка — шутка ли, монарха выбираем. В 1577–1578 гг. эпицентр военных действий переместился в Прибалтику. Поэтому вплоть до конца 1570-х гг. полоцкая проблема перестала быть злободневной и только периодически поднималась в ходе дипломатических дебатов.
Наиболее подробно проблема Полоцка обсуждалась во время посольства С. Крыского 1578 г. Оно должно было добиться признания Россией легитимности избрания Стефана Батория на престол Речи Посполитой и как-то попытаться урегулировать военный вопрос. Россия и Польша пребывали в несколько странном стоянии «ни мира, ни войны» — предыдущее перемирие 1570 г. закончилось в 1573 г., а нового из-за бескоролевий заключено не было. В то же время на границе России и Речи Посполитой не произошло и эскалации военных действий — Россия закреплялась в Ливонии (знаменитый поход 1577 г., покоривший почти всю Ливонию), но в отношении своего западного соседа новых планов не строила, вполне удовлетворенная захватом Полоцка в 1563 г.
Избрание Стефана Батория польским королем не только больно укололо самолюбие проигравшего выборы Ивана Грозного. Ведь русский царь искренне считал «семиградского воеводишку» худородным по сравнению с державным Рюриковичем. Поэтому русская сторона на переговорах 1578 г. заняла позицию отстаивания легитимных, законных властей. В этом контексте и всплыла тема Полоцка. Бояре заявили, что Великое княжество Литовское после пресечения династии Ягеллонов — законная вотчина Рюриковичей как самых генеалогически близких к Ягеллонам правителей:
«И как Бог своим милосердием нас, смиренных раб своих, прослави, то во всей вселенней ведомо, также и братия наши, короли полские и великие князи литовские от ведомого государьства и ведомые государи были. Почон от великаго Владимера, просветившаго Рускую землю святым крещением, что взял город Полотцк, и Рогволодову полотцкого князя дщерь Рогнедь взя за себе. И от тое Рогнеди родил сына Изяслава и посади его опять на Полотцку. А у Изяслава сын Бречислав, а у Бречислава сын Всеслав, а у Всеслава дети Борис да Ростислав, а у Бориса сын Рогволод. А рогволодовых детей Василия да Ивана да Ростислава князь великии Киевской Мстислав Володимерович Манамаш Смоленской за непослушанье поймавши да сослал в Царьгород в заточенье. А гетманы литовские со страхованья великаго князя Мстислава Киевскаго приложишася дань давати королю Угорскому. А города, которые ныне за королем Полским, те были обладания князьями черниговскими и Галицкими и смоленскими и киевскими. И оттоле вилняне взяли себе ростиславлих детей Рогволодовича на государство, Давила да Мовколда, а давилов сын Вид, его ж люди Волком звали. А Видов сын Пройден, а Проидене сын Витин, а Витиненев сын князь великии Гедиман Литовской. А Гедиманов сын князь великии Олгерд. А Олгердов сын король Ягаило, а Ягаилов сын Андрей Казимер. А Казимеров сын Жигимонт. А Жигимонтов сын Жигимонт Август по ся места. И те были славные великие государи, наша братия, по всей вселенней ведомы. И по коленству нам братия. И по потому и Корона Полская и Великое княжство Литовское наша вотчина, что того роду не осталося никого»[648].
Таким образом, бояре, предвосхищая речи послов, заявили, что Полоцк еще в древности подчинился киевским князьям, Мономаху и его потомкам, которыми и являются московские Рюриковичи. Поэтому в 1563 г. Иван Грозный только восстановил справедливость, вернул Полоцк обратно. Сейчас надо бы справедливость закрепить:
«А Полотцкое княжство также Бог нам поручил, за неправду брата нашего Жигимонта Августа короля, что вступился в нашу отчину в Лифлянскую землю. И ныне Божья воля ссталося, брата нашего Жигимонта Августа короля в животе не стало, и той вотчине Полотцкой вотчича оприч нас никого нет. А государь ваш той вотчине не есть вотчичь. И он бы к той нашей вотчине к городу к Полотцку поступился Полотцкого повету города Лукомля с волостьми, города Белмаки с волостьми, города Чашников с волостьми, города Бобынича с волостми, города Голубича с волостми, города Улы с волостьми, которой в незгоду Божия посланья взяли, города Копца, той ж Дисна с волостми, города Мерешковичи с волостми, города Дрыси с волостми, города Лепля с волостьми, города Лебедка с волостьми, города Ушача с волостьми, и весь Полотцкой повет»[649].
Таким образом, в 1578 г. Россия предъявила Речи Посполитой территориальные претензии на оставшиеся городки-крепости Полоцкой земли, последовательно воплощая в жизнь принцип: «Перешла столица — перешла вся земля» (т. е. с Полоцком должен отойти весь повет). Дипломаты Речи Посполитой предложили поделить повет «по письму Яна Скротошина»[650].
Проект перемирия, составленный в Москве в январе 1578 г., был обречен на неудачу. Он предполагал трехгодичное прекращение военных действий на условиях «кто чем владеет» на момент заключения договора[651]. После победоносного похода 1577 г. значительная часть Ливонии оказалась под контролем войск Грозного, и это, естественно, не могло устроить Батория. В Полоцкой земле на период перемирия король обязывался не нападать на полоцкие пригороды. Все это было шатким основанием для урегулирования ситуации, поскольку по большому счету не устраивало ни Россию, претендовавшую на весь Полоцкий повет, ни Речь Посполитую (не смирившуюся с утратой части этого повета во главе с Полоцком). В итоге перемирие 1578 г. не было утверждено королем Стефаном. У него были другие планы решения полоцкого вопроса.
При избрании Батория в Варшаве он поклялся, что освободит от Московита всю Ливонию — к этой клятве апеллировали литовские послы при заключении Ям-Запольского перемирия в декабре 1581 г.[652] Выступая перед шляхтой на сеймах в 1578 г., король не жалел красноречия. Он говорил, что если Речь Посполитая немедленно не ввяжется в войну с Россией — ей грозит гибель: шляхта будет истреблена московским тираном, над женами надругаются, детей продадут в рабство, а Польшу ждет позор и поругание у соседних народов[653].
В июне 1577 г. был введен специальный налог на оборону границ от Москвы и татар[654]. Участники будущей Московской войны уже в 1577 г. специальным распоряжением Батория получили материальные льготы[655]. Указом от 4 января 1577 г., подтверждавшим сеймовое решение, они также освобождались от судебных преследований[656]. 10 июня 1578 г. вышел универсал о наборах пехоты для королевской армии[657]. Кроме того, король раздавал земли под военные займы[658]. Был проведен ряд военных реформ[659]. Прежде всего король стремился наладить финансирование армии. Для того были введены новые подати: на земельные наделы, на продажу спиртного, установлены квоты набора в армию. Денег все равно не хватало, и тогда король вложил в армию личные средства, из собственной казны. В Вильно был сделан завод, который отливал пушки по личным королевским рисункам[660].
Основную ставку Стефан сделал не на шляхетское ополчение, «посполитое рушение», которое не имело особых преимуществ перед таким же русским дворянским ополчением, а на наемную армию. Как раз в эти годы в Европе произошла так называемая «катастрофа мира» — уменьшилось число войн, и огромное количество военных наемников оказалось не у дел. Они ничего не умели, кроме как воевать. Эту силу, профессиональных солдат, и решил призвать под свои знамена Баторий. В германские земли были посланы для найма воинов Христофор Розражевский и Эрнест Вейер. Кроме того, брат Стефана, Христофор Трансильванский, прислал несколько отрядов венгерской пехоты и конницы.
Как показало будущее, расчет польского короля оказался совершенно правильным: наемное профессиональное войско оказалось куда сильней московских ополченцев. Во многом именно этим фактором и были обусловлены поражения России в 1579–1581 гг. На полях сражений столкнулись две разные армии: современная польско-литовская, главную боеспособную силу которой составляли профессиональные наемники из Европы, и московское войско, по своему составу, выучке и организации принципиально не отличавшееся от феодальных ополчений раннего нового времени.
Новая страница в истории войн между Россией и Речью Посполитой была открыта с грохотом артиллерийского салюта с крепостных стен г. Уряндова 10 ноября 1578 г. На вопрос пребывавших в городе русских послов, по какому случаю праздник, они услышали ошеломляющее: «мы под Кесью разбили русских и хвалу Богу воздаем». Московские дипломаты отказывались верить, ссылались на то, что между Россией и Речью Посполитой перемирие, скрепленное крестоцелованием. Но им с гордостью называли раздутые цифры потерь армии Ивана Грозного: 6000 татар, 4000 стрельцов, «ездового люду» и посохи 12 000