К тому же будущее самого Бена неожиданно обрело новый смысл. Через несколько месяцев он перережет ленточку в сверкающем новизной научном центре на севере штата, и это станет достойным итогом его почти двухлетней работы. Он сделал предложение женщине, которая его вдохновляла, и — о чудо! — она ответила согласием. Его родители были в восторге. Возможно, он действительно нашел в жизни нечто хорошее, даже с короткой нитью, как обещала ему когда-то листовка группы поддержки.
Стоя у выхода из метро, Бен вдруг подумал о том, что со дня появления коробок прошел целый год. Триста шестьдесят пять дней. Многое в его мире стало другим; многих людей, которые были ему особенно дороги, он встретил за этот оборот планеты вокруг Солнца.
В большой мраморной библиотеке Бен стоял рядом с Морой. Они смотрели на скульптуру дерева высотой почти десять футов, на ветвях которого вместо листьев прорастали нити. На платформе под деревом было написано пятьсот имен.
— Журнал, в котором работает Нина, напечатал статью об этом скульпторе, — сказала Мора. — Говорят, он сотворил целое дерево, взяв чужие нити, но так и не посмотрел на свою. Он сказал, что если бы обнаружил в своей коробке короткую нить, то слишком бы торопился, опасаясь не успеть, а если бы длинную, у него пропал бы стимул работать достаточно быстро.
В другом углу галереи Леа и Нихал смотрели, как по кругу показывают интервью с художником, мужчиной лет сорока, в рубашке с трафаретным рисунком и с тяжелым золотым кулоном на шее. Бен подошел к ним, как раз когда видео началось заново.
— Идея проекта возникла, когда я путешествовал по Японии, — вспоминал скульптор, — и посетил остров Тешима, где в 2010 году мой коллега Кристиан Болтански создал произведение под названием Les Archives du Coeur, или «Архивы сердца», — коллекцию звукозаписей биения сердец людей со всего мира. Я захотел сделать что-то подобное с нитями. Для многих наши нити, как и биение сердца, являются чем-то очень личным, что можем увидеть только мы сами и, возможно, некоторые близкие нам люди. Именно поэтому я хотел создать нечто очень откровенное с этими пятью сотнями нитей, которые принадлежат пяти сотням душ, рожденных в разных городах и разных странах, с нитями разной длины. Но для меня было важно, чтобы ко всем нитям отношение было одинаковым. Зрители никогда не узнают, где чья нить.
Дерево как структура, конечно, сразу пришло мне в голову. Древо жизни. Древо познания. Это напоминание о том, что все мы найдем покой под землей, питая жизнь, которая вырастет над нами.
Нам, людям, свойственно стремление оставить след, который будет напоминать о нас вечно. Мы пишем «Я был здесь» на партах в школе. Рисуем эти слова, распыляя краску на стены. Мы вырезаем их на коре деревьев. Я был здесь. Я хотел, чтобы эта скульптура выполнила ту же миссию, сообщила, что эти люди жили на свете. Перед вами свидетельство того, что эти люди — с их длинными нитями, средней длины и короткими — все они были здесь.
Несколько лет спустя
Хави оказался образцовым солдатом, которого товарищи по оружию не просто уважали, а искренне любили. И он всегда был готов к любым неожиданностям.
Даже сейчас, когда он в одиночестве готовился встретить то, что, как он знал, знаменует конец его нити, он был готов.
Он написал письмо родителям, в котором рассказал о лжи, положившей начало его карьере военного, и спрятал его под матрасом своей койки, где, как он знал, кто-нибудь найдет его потом, когда будут упаковывать вещи. Долгие месяцы он размышлял, что и как им сказать, но не мог уйти и оставить родителей горевать в растерянности. Они заслуживали знать правду о подмене и о том, что это был выбор их сына. Хави так и не назвал Джека в своем письме, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы не выдать друга.
Каждое утро Хави привычно проверял под матрасом, на месте ли конверт, слегка касался его кончиками пальцев, прежде чем отправиться на службу.
Однажды днем Хавьер бесцельно прогуливался со своим приятелем, капитаном Рейнольдсом, когда их вызвал по рации командир. Они были нужны для экстренной эвакуации пилота и двух врачей, чей самолет только что был сбит над недружественной территорией. Все три пассажира успешно катапультировались и в настоящее время считаются живыми.
Хави и Рейнольдс быстро собрали снаряжение и направились к вертолету.
— Где ПС[30]? — спросил Рейнольдс.
— Здесь, сэр! — Два спасателя появились из-за вертолета, готовые к вылету. Хави устроился в кресле второго пилота, справа от Рейнольдса, а бортинженер и два пээсника расположились сзади.
Когда вертолет поднялся в воздух, голос по рации сообщил:
— Вы ищете двух мужчин и одну женщину. Наш пилот и два гражданских добровольца из организации «Врачи без границ».
Небо было слишком пасмурным, чтобы заметить выживших и спустить веревочную лестницу, поэтому они были вынуждены приземлиться. Рейнольдс и инженер остались с вертолетом, а Хави и спасатели отправились пешком, пробираясь через редколесье.
«Повезло, — подумал Хавьер. — Среди деревьев легче прятаться, чем на пустынных равнинах».
Примерно через двадцать минут солдаты обнаружили катапультировавшихся, перепачканных грязью и кровью. Они лежали на земле, спрятавшись за самым толстым стволом дерева.
Оба мужчины были ранены: пилот получил ожоги, а у одного из врачей кровоточила нога; женщина пыталась оказать им помощь.
Хави связался по рации с Рейнольдсом и командиром на базе:
— Мы нашли всех троих. Все живы. Прием.
Спасатели присели, чтобы осмотреть раны, и Хави кивнул женщине.
— Меня зовут капитан Хавьер Гарсия, — сказал он. — Вы отлично справились, мисс.
— Аника, — сказала она, — доктор Аника Сингх.
— Давайте отвезем вас домой, доктор Сингх.
Пилот мог идти, хотя и с трудом, но раненому врачу требовалась помощь, чтобы просто стоять. Наконец они все вместе собрались в обратный путь, и даже врач нашел в себе силы стоять, тяжело опираясь на плечо второго спасателя, когда по рации раздался голос командира:
— У нас есть сообщения о враждебных силах вблизи вашей позиции. Как слышите?
— Понял, — ответил Хави.
Аника и ее коллега-врач замерли, глядя на солдат, ожидающих приказа.
— Передвигаться мы можем только медленно, — размышлял вслух старший пээсник. — И нас много. Легко заметить.
— С нами двое раненых, — добавила Аника.
Как по команде, вдалеке зарычал двигателем грузовик.
Хави видел страх на лицах двух врачей, все еще влажных от пота и, быть может, слез. «Они не военные… врачи… — подумал он, — они хотели помочь, что-то изменить».
— Я пойду вперед, отвлеку их, — предложил Хави. — Побегу в противоположном направлении, сделаю несколько выстрелов в воздух, чтобы привлечь их внимание, а потом вернусь. Встретимся у вертолета.
— Нет, мне это не нравится, — сказал старший пээсник.
— А что еще мы можем предпринять? — поморщился пилот.
— С ним все будет в порядке, — сказал младший спасатель. — Он ведь не умрет, правда?
Старший хотел накричать на товарища, отругать за глупость, но он понимал, что парень ни в чем не виноват. Большинство в отряде чувствовали то же самое. Черт, когда-то он и сам так считал. Но потом на его глазах друг пошел по минному полю, уверенный, что не умрет, и потерял обе ноги. «Чертовы нити, — подумал пээсник. — Из-за них все вдруг стали неуязвимыми. До тех пор, пока не придет смерть».
— Если у вас есть другое предложение, я не пойду, — сказал Хави. — Но я готов.
Старший спасатель очень не хотел разбивать группу, но ему приходилось помнить и о двух гражданских, которых надо было вытащить. И он понимал, что группа вряд ли пройдет больше мили незамеченной, когда двое его людей едва держатся на ногах.
— Хорошо, — наконец согласился он. — Ты молодец, Гарсия.
Рейнольдс увидел группу через просвет в деревьях. Их было всего пятеро.
— Где мой второй пилот? — крикнул он, пока спасатели поднимали раненых в заднюю часть вертолета.
— Скоро придет, — сказал младший спасатель.
Все забрались внутрь, и Рейнольдс подготовил машину к полету.
Но Хави еще не вернулся.
Прошла одна напряженная минута, за ней другая. И они услышали рев двигателей.
— Черт.
Рейнольдс встревоженно вздрогнул, но все же решил подождать.
Грохот становился все громче. Раненый врач застонал. Спасенный пилот учащенно дышал, а бортинженер нервно постукивал пальцами по колену. Сидевший прямо за ним старший спасатель подался вперед.
— Помните, что с нами двое гражданских, Рейнольдс.
Но он все равно ждал.
— Я не оставлю Гарсию.
Звук мотора теперь слышался еще ближе.
Младший спасатель прошептал, чтобы не встревожить врачей:
— Мы для них мишень, как на стрельбище, Рейнольдс.
— Дайте ему шанс! — крикнул он в ответ.
Но потом Рейнольдс вспомнил, что однажды сказал ему его командир: «При всех неприятностях, которые они принесли, нити подарили нам нечто особенное: каждый солдат знает, когда он умрет, и сам выбирает свой путь. Ни одному солдату никогда не придется умирать в одиночку».
Если он уйдет сейчас, рассуждал Рейнольдс, бросив Хави на вражеской территории, по крайней мере, у Хави будет длинная нить. По крайней мере, он выживет.
Тишину разорвал громкий треск выстрелов.
— Черт бы тебя побрал, Рейнольдс! — крикнул кто-то.
Он не мог больше ждать.
— Мы вернемся за ним, — сказал Рейнольдс, больше для себя, чем для кого-то другого.
С земли Хави услышал звук пролетающего над головой вертолета — его единственный шанс на спасение был потерян.
Но это не было бы спасением. Не совсем. Вертолет подарил бы ему несколько дополнительных часов, не больше. Он смог бы отправить последнее сообщение родителям. Но он уже пять лет заканчивал телефонные разговоры с родными теми же словами, которые сказал бы сейчас. Единственными словами, которые имели значение.