— Матушка, ты посмотри сколько тканей. Мы и до вечера не управимся! — затараторила я, и, пока она не успела ничего ответить, добавила, — Давай разделимся. Через час встречаемся тут.
— Ох, Просенька! — растерянно ответила мама.
— Все, договорились! — еще быстрее сказала я.
— Ну хорошо, — сдалась мама. — Только будь аккуратнее!
— Непременно! — крикнула я, удаляясь.
Где ряды я запомнила, оставалось самое сложное: найти казармы. Шум и суета вокруг немного напрягали, но я знала, что истинное волнение меня пробрало не от них, а от предстоящей встречи.
— Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, где здесь казармы? — спросила я у первого попавшегося дедушки.
Он оглядел меня с ног до головы и, когда его интерес был утолен, наконец, дал ответ:
— Видишь вона впереди перекрестки?
— Да, — кивнула я.
— Тама, на третьем, будет Почтовая улица. Сразу увидишь. А немного пройдешь по ней вверх и казармы найдешь, — он указал рукой в ту сторону, и я рассыпалась в благодарностях.
— Ну, полно-те. А зачем туда путь-то держишь? — спросил старец.
— К другу спешу! — ответила я, уже убегая.
Наверное, еще никогда в жизни я так не волновалась. Казалось, ноги сами меня несли на встречу к Паше. Добежав до перекрестка, я повертела головой и, увидев на доме табличку с названием улицы, свернула и побежала в ту сторону. Шум сменился более размеренной жизнью, то и дело на пути попадались бойцы в форме. Сердце птичкой билось внутри. Наконец, я увидела двухэтажное, большое здание из камня. Перед входом стояло два человека с ружьями. Но даже это меня не испугало. Взлетев по лестнице, я произнесла:
— Здравствуйте! Мне нужен товарищ Богоявленский! Павел…
На меня с интересом посмотрел один из бойцов. Он какое-то время стоял молча, а потом вдруг, кивнул и приоткрыл дверь, подзывая кого-то.
— Вы кто такая? — задал он вопрос.
— Я…его подруга, — произнесла я, чувствуя, что в горле пересохло. — Он здесь? Могу я с ним увидеться?
— Ждите, — сурово ответил красноармеец.
Я кивнула и спустилась со ступенек. Сердце, казалось, раздулось на несколько полей, билось десятками выстрелов. Я будто не помнила себя от волнения. И, вдруг заслышав скрип двери, обернулась и увидела его.
— Паша…
Глава 15
Жди меня
Я, как увидел её, так понял, что пропал…
Удивительные же совпадения! За отличие в военно-политической мне дали два часа увольнительных. Я сидел на нарах и думал, как потратить с пользой полученное в собственное распоряжение время, и тут прибежал часовой с сообщением, что меня ждут у входа в казарму. Я удивился. Кто это ко мне прибыл? Решил, что уж если выхожу, то сразу одетым. По пути придумаю что делать. Конечно, тут и письмо Кольке надо было отправить, и в галантерейную лавку за нитками зайти нужно было. Много чего необходимо было сделать. Я поправил гимнастерку, почистил выданные недавно ботинки под обмётки. Положил письмо в карман и спустился вниз. Выйдя из тёмного коридора здания сразу на яркое летнее солнце, я ненадолго ослеп.
— Паша? — услышал я знакомый, но уже хорошо подзабытый девичий голос.
Проморгавшись, я, наконец, увидел её. Просю. Нет, не Просю, а Прасковью. Передо мной стояла не девочка, а красивая молодая девушка. И я стоял, как остолоп, смотрел на неё во все глаза. Даже рот от удивления разинул. И сердце вдруг забилось с такой силой, что в голове зашумело.
— Прасковья? Ты? Как ты тут? Почему? — удивился я, но в глубине души понимал, что безмерно рад видеть её.
— Я к тебе приехала, — с улыбкой ответила она.
За спиной кто-то зашушукался. Я огляделся. Бойцы из нашего отряда стояли при входе в казарму и нагло глазели на нас. Я цыкнул на них и, подхватив девушку под руку, повел вон со двора.
— И надолго ты приехала? — поинтересовался я.
— Нет, ненадолго. Я скоро должна вернуться к матери. Она на торговых рядах меня потеряла, — и вновь улыбнулась.
Я всё стоял и смотрел на такую знакомую и совершенно уже для меня новую девушку, в которую я за несколько мгновений успел влюбиться. И не понимал, что она делает в Моршанске. Может быть, приехала с матерью в пекарню отца? Для чего? И почему она убежала от матери?
— А что вы делали в торговых рядах? — поинтересовался я.
— Ткань для нового платья покупали, — ответила Прасковья и вдруг стала серьёзной. — Ты за всё время мне только одно письмо написал!
— Ты пришла в казарму, что бы высказаться по этому поводу? — рассмеялся я в ответ.
— И не только! Ко мне сваты должны на следующей седмице прийти. Потому и платье новое будем шить, — произнесла так, точно я оказался виновен в том, что к ней сваты придут. Подожди… кто?
— Сваты? — оторопел я, — К тебе?
— Ко мне, Паша, ко мне, — подтвердила девушка, — Я за тем и приехала к тебе, что бы посмотреть на тебя в последний раз. Говорят, жених из другого села.
— Так ты его и в глаза не видела? — подивился я.
Прасковья плечами так равнодушно пожала, что понял я — пора мне проситься домой на увольнительную.
Проводил маленько девушку в сторону торговых рядов и кинулся бежать обратно в казарму. А тут как раз навстречу товарищ комиссар по ступеням спускался. Я к нему:
— Товарищ комиссар, разрешите обратиться!
— А, боец Богоявленский, хорошо, что ты не ушёл далеко. Боялся, что все эти два часа твоей увольнительной, придётся тебя по Моршанску разыскивать. Ты мне нужен.
— Я?
— Да, ты. Иди за мной!
Приказ есть приказ. Я молча следовал за комиссаром. А вернулись мы в казарму и направились прямиком в кабинет командира. Вот пока командира не было, его заменял наш комиссар. Но в кабинете оказался еще один человек. Он не был военным. А судя по тому, как к нему обращался товарищ Бычков, видимо из партийных. Мужчина был невысокого роста, лет за сорок. Одет цивильно. А на голове кожаная фуражка с красной звездой.
Я остался стоять у двери.
— Он? — поинтересовался незнакомец.
— Он самый, товарищ Глебов, — ответил товарищ Бычков и сел за стол, за которым не так давно ещё сидел командир Голиков.
Мужчина оценивающе посмотрел на меня и указал на стул.
— Ты — Павел Богоявленский? — спросил он.
Я только сел и вновь вскочил, отвечая:
— Так точно!
Глебов замахал на меня руками:
— Да ты сиди, не вскакивай! У меня от всей партии к тебе есть важное дело. Твое село, Кутли, до поры до времени было очень спокойным. И всегда вовремя сдавало продовольствие. Но вот от банд Антонова очистили губернию, а проблемы остались. Да не просто остались, а появились там, где их никогда и не было! Вот тебе документы и предписание. Ты теперь возглавишь кутлинский совхоз.
Я сидел напротив партийного работника и комиссара, с трудом соображая, что от меня хотят. Обратно в село? Домой? Занять должность отца?
— Я хочу остаться и отдавать все свои силы… — начал я, но мужчина, прервал меня:
— От тебя, Павел, Советская страна сейчас ожидает других подвигов. Твоя задача — наладить сельское хозяйство, успокоить крестьян. А если надо, то и наказать виновных в появившихся проблемах. Короче, товарищ Богоявленский, всё в твоих руках. Понял?
Я развернул документ, прочитал его, вновь свернул и положил в нагрудный карман гимнастёрки.
— Да, товарищ Глебов, — ответил я, вставая и обращаясь к комиссару, — Когда я могу убыть в село Кутли?
— Завтра. Приказ уже готов, — сообщил товарищ Бычков.
Как же хорошо было вернуться домой. Жаль только, что уже прошло время посевных. Но, как глава, я мог помочь и на сборах. Надо было только народ успокоить. Со спокойным, уверенным человеком враз можно договориться. Въехал я в родное село на телегах следующих из Моршанска в Пичаево. Поблагодарил мужичков, подвёзших меня чуть ли не к самому забору. И направился прямиком к дому. Открыл калитку, вошел во двор и для приличия постучал в дверь. Ответа дожидаться не стал и вошёл внутрь. Меня не было больше года. А в сенях дедова дома все также. Вещи можно с закрытыми глазами достать — всё на своих прежних местах. Тут дверь из светлицы отворилась, и появился дед. Меня в тёмных сенцах, наверное, плохо было видно. Да и зрение у него не лучшее.
— Здравствуй, дед, — сказал я, с трудом сдерживая слёзы радости.
Дед совсем вышел в сенцы, приблизился ко мне, прищурился и прошептал:
— Пашка…
— Я, дед.
Он крепко обнял меня и расплакался. Ну, и я с ним. Вот так стояли вдвоём и плакали на радостях. А потом он завёл меня в дом, усадил и стал хлопотать. То картофеля из печи достанет, то хлеба нарежет. А я сидел, только успевал на его вопросы отвечать:
— Да, трудная служба… Да, опасная. Но я не посрамил ни семью, ни село… Нет, не стыдно, что сбежал. Зато столько видел, столькому научился. Да я, дед, учил грамоте наших бойцов! … Да, был в боях, но в основном сопровождали, защищали, охраняли.
Где-то через час с поля вернулся Николай. А он и правда вымахал. Я уезжал, он был меньше меня на целую голову. Приехал — тут лоб выше меня.
— Пашка!!! — загорланил он, завидев меня в доме, — Вернулся, брат!
И нет, чтобы обняться, посидеть, поговорить, он выскочил из дома на дорогу и заорал так, что, наверное, всех в селе поднял на ноги:
— Брат вернулся! Ура!!
Ну и пошли люди к нам. Первыми пришли поглазеть на меня наши соседи, что справа, да слева живут. Потом соседи, что через дорогу. Когда Колька сообщил, что идут с другого конца села, я решил упростить всем задачу и сам вышел из дома. Пока со всеми поговорил, тут соседи с дедом во двор лавки вытащили, стол установили, да в складчину накрывать его стали. Когда, наконец, моя семья и гости уселись вокруг стола, а самовар потихоньку запыхтел, кто-то из односельчан вдруг спросил:
— Павел, а ты на побывку или как?
И дед посмотрел на меня ожидаючи. Видимо, сам хотел спросить, да боялся моего ответа услышать.
— Я навсегда вернулся, — ответил я. О делах не стал пока говорить. Надо было сперва решить дело, ради которого так спешил домой. Потому, уже когда вечерело, стало смеркаться, и гости потихоньку стали расходиться, а соседки прибирать со стола, я встал и незаметно вышел со двора. Ноги меня сами несли к дому Негодина. Да вот только не пришлось мне идти до конца — Прасковья собственной персоной стояла на моем пути и улыбалась.