Глава 7
Командир
— Здравствуйте, товарищ Соколовский! Вы проходите, присаживайтесь — он вышел мне навстречу из-за письменного стола с приветливой улыбкой и пожал мою руку. Это немного смутило, но виду я не подал. Я много был наслышан, много говорили о нем мои товарищи и, конечно, неизменно я выполнял все его приказы и поручения.
— Я вас пригласил к себе, — начал он, усаживаясь за стол, напротив меня, — потому что мне необходимо, чтобы вы сознавали всю важность и ответственность на вас возложенную. Вы, как командир АБО, а также отряда бронепоезда должны понимать, что именно требуется от вас в конкретно данном случае.
— Конечно, — я энергично закивал головой.
Заранее зная, что мне предстоит встреча с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским, я тщательно подготовился к докладу. Но вместо доклада у нас произошла самая живая, непринужденная беседа. Я, признаться, всегда имел небольшой страх перед ним, но страх не липкий, а скорее уважительный. Как к знающему человеку и старшему командиру. Когда до меня довели, что он сам выявил желание пообщаться со мной лично, то с того дня я почти не смыкал глаз. Придраться ко мне было не в чем: службу я свою знал, жил на благо Родине, но предстоящая встреча все равно сбивала с панталыки и дамокловым мечом висела надо мной. Однако вместо ожидаемых мной нравоучений, я услышал лишь наставления и напутствия. Уже многим позже, когда наш отряд выдвинулся из Москвы в Тамбовскую губернию на разоружение и поимку банды антоновцев, я узнал, что в ту пору он вызывал в свой кабинет многих командиров. Некоторых для докладов, а некоторых, как и меня, скорее для разговора и примера личного участия и заинтересованности в военной жизни страны. На меня это произвело сильное впечатление и, не побоюсь этого выражения, врезалось в память.
Так и стоял я рядом с составом, глядя на черное звездное небо. Был слышен треск папиросы да разговоры отряда в отдалении. Молча патрулировал часовой. Физически присутствуя на постах, а мысленно, как и я, был где-то еще.
Вдруг мы услышали приближающийся топот и шорох, доносящийся из леса. Явно кто-то бежал, причем в нашу сторону. Постовой напрягся, встал в стойку, направив штуцер в сторону звука, я затушил папиросу и вытащил из-за пояса маузер. Несколько раз хлопнул ладонью по стене поезда и приготовился. Команда затихла, послышался шорох — видно натягивали одежду, готовились. И каково было мое удивление, когда из-за кустов показался парнишка. Волосы золотые, словно пшено, растрепались, взлохмаченные. Глаза по пять копеек, а одежда вся грязная и, кажется, мокрая.
— Стой! Стрелять буду! — взревел часовой.
Я подошел к нему ближе, опустив маузер, и ладонью накрыл ружье. Убери, мол, подожди.
— Ты кто такой? — спросил я паренька.
— М-ме-ня. П-Павел зовут, я из села Кутли, там бандиты отца убивают!
Я подошел ближе, он все также стоял столбом, весь в грязи, колючках и ссадинах.
— Какие бандиты, Павел?
— Н-не знаю. Они пришли, пока мы спали. Отец сказал, что здесь поезд стоит и что вы поможете. Помогите, пожалуйста! — выпалил он и утёр пот рукавом, еще больше размазывая грязь по лицу. — Они его связали и ногами в живот бьют, по голове от ружья прикладом! Убьют! — продолжал тараторить парнишка.
Я подошел к нему ближе, взял за руку и повел за собой. Он был невысокого роста, худой, но держался не хуже командира.
— Чего они хотели, слышал?
— Они про зерно спрашивали и где отец его запрятал. Да только нет у нас никакого зерна и нигде отец его не прятал. Он председатель, он никогда не врет!
— Понятно. Эй, парни! Антоновцы в Кутлях, готовь пулеметы! Заводи!
— Так, слушай меня внимательно. Ты сейчас соберешься, успокоишься и быстро расскажешь мне где ваше село находится, — я завел его внутрь поезда, усадил и взял с полки карту. — Показывай!
Мальчишка всмотрелся, повертел ее несколько раз, а потом ткнул пальцем:
— Здесь!
— Ага, значит верст десять отсюда.
Он яростно закивал головой и поджал пальцы ног. Я с ужасом заметил, что он босой.
— Паша, я сейчас отправлю вместе с тобой своих бойцов, ты им покажешь дорогу?
— Покажу. Я их за собой по лесу поведу, но там надо реку переплыть. Они умеют плавать?
Сердце мое защемило от этой деревенской наивной заботы о моих бойцах, вдвое старше его.
— Мы на поезде доедем до дороги, — я указал пальцем на карте, — а потом оттуда по дороге на конях вы доскачите до села.
— У вас и кони тут имеются? — большие голубые глаза мальчика загорелись, но не тем озорным задором, а скорее страхом с примесью восхищения. Оно и понятно, неизвестно, чего он успел насмотреться, пока не прибежал сюда.
— Имеются. Ладно, посиди тут минуту. Только не трогай ничего.
Мальчик покорно и кротко кивнул, а я в свою очередь поспешил в голову состава. После того, как приказ был исполнен, поезд дошел до дороги. Быстро подготовился отряд с конями и пулеметами на тачанках. Бойцы оснастились снарядами, Пашка выскочил наружу, запрыгал от нетерпения.
— Подожди-ка! — крикнул я и скрылся внутри. Достал из мешка запасные сапоги, внес их и вручил мальчонке. — Держи вот, ну все! — повернулся я к бойцам. Если антоновцы — разбить всех. Главарей либо привести, либо в случае неповиновения — уничтожить на месте!
Я повернулся к мальчику, он все еще держал сапоги в руках.
— Да что же ты, медлишь! Надевай!
Он удивленно закивал головой, просунул ноги и я его подсадил на коня. Он крепко прижался к бойцу, крикнул:
— Спасибо!
И отряд выдвинулся в путь.
Глава 8
Тёмная ночь
Ночь была темной. Тонко мчалась прохлада над землей и слышен был лишь стук копыт. Павел смотрел на мускулистые лошадиные ноги, на вздымающуюся из-под копыт пыль и прижимался к бойцу. Сердце его гремело в такт бегу и чувство неизбежности окутывало, обволакивало. Он пытался вглядываться вперед, да только знал, что они еще далеко. Как там его отец? Жив ли? Почему бандиты его избивали и требовали зерно? Вопросы крутились в его голове, сводя с ума. Думал он и о деде, вдруг и его повязали, истязают. А он ведь уже не молодой, выдержит ли? Думал и о брате, лежит ли тот в поле, как Пашка ему наказывал, не боится ли? Юношеское сердце трепыхало и раздувалось от тревоги за своих. Во всем мире у него больше никого и не было. Огляделся по сторонам, на лицах солдат стойкая уверенность. Вот бы и ему стать таким. Ничего не бояться. Закрапал редкий дождь и принес с собой запахи уходящего лета. Паша никогда не любил август, но дед учил, что каждое время года — божье благословление. Поднял он глаза к небу, небо хмурилось в ответ, все звезды погасли. Один только огонь в груди паренька да надежда и стремление помочь отцу не гасли и придавали сил этой страшной ночью. Их лошадь скакала впереди остальных. — Куда дальше? — прокричал красноармеец. — Здесь по прямой, а там дорога пойдет налево и через поле как раз к селу. — Скоро лес закончится? — Через версту! — ответил Паша и вдруг почувствовал, как они стали замедлять ход. Позади послышалось: «Тпррру!». Боец повернул голову в его сторону и сказал: — Мы доедем до поля и там через лес. Поле — слишком открытая местность, могут заметить, огонь открыть. По основной дороге не пойдем, рискованно. Я тебя оставлю в поле, в село пока не ходи, не безопасно. Понял? — Понял. Отряд дошел до поля и завернул к лесу, несколько бойцов на тачанках двинулись дальше. Парень спрыгнул с лошади, поблагодарил бойца и указал еще раз в сторону села, где мельтешили огни: — Туда вам! — Понял. Беги, да поскорее, и укройся где-нибудь. И припустил со всех Пашка, да только пятки в сапогах сверкали. Сначала бежал пригибаясь, потом полз на четвереньках и чувствовал под ладонями сырую землю, влажный чернозем. Набрав больше воздуха в лёгкие, я закричал: — Колька! Ты где? Выходи! — Здесь я, — отозвался младший, дрожа от страха. Все лицо было мокрое, то ли от слез, то ли от дождя. Паша подполз к нему и обнял, да так крепко, а потом утер его лицо и сказал: — Теперь все должно быть хорошо. И только он промолвил последнее слово, как раздались выстрелы. Тем временем в Кутлях бушевала настоящая бойня. Все смешалось: крики, стоны, ругательства, топот копыт и запах пороха. Отряд красноармейцев вошел в село и встретил сопротивление антоновцев. Бились насмерть. Ни один не хотел уступать. Местные жители, до того выглядывавшие из окон, затушив свет, теперь попрятались кто где, пытаясь понять, что происходит. Каждый опасался за свою жизнь и разве можно их за это винить? Одна лишь семья Богоявленских была сейчас на пустынной улице, отец и сын, не знавшие до той поры настоящей беды. Согбенный отец, стоял на коленях над сыном, не слыша и не видя никого. Лишь изредка сквозь плач его и молитвы прорывались крик да брань, взрывы снарядов и свист пуль. Кто-то дотронулся до его плеча, он поднял свои глаза на красноармейца, совсем еще молодого юношу и не сразу расслышал его слов. — Как я могу тебе помочь, отец? — произнес парень. — Ступай с миром, сынок — проговорил дьякон и склонил голову. — Мы зачистили село. Главари скрылись, остальных, кого нашли, убили. Чего они хотели? — Кто-то им сказал, что мой сын коммунист, собирает зерно для поддержки продразверстки, за это они его и пытали, перевернули все, — старик указал рукой в сторону дома и продолжил. — Да только какое тут зерно… Голос дьяка дрогнул, рука еще сильнее сжала плечо сына. — Дела… — пробормотал солдат и отвернулся. Сердце бойца гулко билось и еще никогда он не чувствовал себя более живым.
Глава 9
Смерть
Утренняя холодная трава ошпаривала ноги похлеще всякой крапивы. На поле со стороны верхнего села серый туман плотно укутал высокую траву, спрятав ото всех моего брата. За спиной по селу бегали испуганные люди, да бойцы красной армии на разгорячённых конях отлавливали бандитов. Но стук моего сердца был громче стука копыт. Я стоял в самом начале поля и смотрел на плотное серое марево тумана. За спиной буквально в пятидесяти саженях от меня, шумела битва. Выстрелы, плач, ругань — перекрывали мой крик. Испугался я тогда, что брат мог убежать еще дальше… нет… или словить шальную пулю. Сердце замерло от страха. И тут, как нарочно, рядом со мной в землю, поднимая целый град песка и пыли, вошла пуля. Я несколько секунд стоял, смотрел на крохотную дыру в земле и соображал, что произошло. И когда понял, тут же повалился на землю. Туман — не туман. Без разницы уже было. Работая изо всех сил локтями и ногами, я пополз по полю туда, где должен был быть брат.