– А вот здесь связь есть. Это ведь ты, верно?
Аннализа вспомнила, что Джеки тоже выбрала этот рисунок и сказала примерно то же самое.
– Откуда вы знаете? – спросила Аннализа.
Шэрон резко ткнула пальцем в стол рядом с рисунком, и ее браслеты мелодично зазвенели.
– Потому что рисунок невероятно живой. Я ощущаю, что чувствует девочка на картине. – Шэрон вытерла глаза. – Видишь: я плачу, и все благодаря твоей кисти. Ту самую девочку тебе и нужно искать в своих рисунках.
– Но ведь это я сама, что тут искать? – расстроенно ответила Аннализа.
Шэрон повернулась к ней лицом.
– Скажи-ка мне вот что. Как по-твоему, почему Софи Лорен так органично смотрится на экране?
– Не знаю, – пожала плечами Аннализа.
– Потому что она вживается в роль. А тебе только этого и нужно. Превратись в того, кого ты рисуешь. Пойми как следует, каково быть в его шкуре. Взгляни хотя бы на этого парня с митинга. Ты хоть на минуту задумывалась, чем он живет? Ну да, он ненавидит войну, но это просто. А что его ждет дома после митинга? Кого он любит? Может, вообще никого?
– Так серьезно я не задумывалась.
– Тебе всего восемнадцать, Аннализа. Не кори себя. – Шэрон помолчала. – Давай-ка кое-что сделаем.
Она раскинула руки в стороны и глубоко вдохнула. Grateful Dead ушли в джазовую импровизацию, и Шэрон двигалась ей в унисон.
– Повторяй за мной.
Аннализа посмотрела на нее, как на сумасшедшую.
– Что случилось? – Шэрон опустила руки и положила их на пояс.
– Я глупо себя чувствую.
– Ну и что? – Художница окинула взглядом огромное помещение склада. – Здесь пока никого нет. Чего ты боишься? А ну-ка давай.
Шэрон закрыла глаза и снова раскинула руки, словно ей все было нипочем.
– Зажги огонь своей любви, – пропела она слова певца, разносящиеся по мастерской.
Покраснев словно рак, Аннализа повторила ее движения. Как ее угораздило в это ввязаться?
– А теперь дыши, – велела Шэрон. – Прими все в себя. Прими атомы, из которых мы все состоим. Стань единым целым со мной и с этой музыкой, с душами всех людей, которые ведут свой борьбу. Не открывай глаза, просто расслабься. Пусть горит огонь твоей любви.
Аннализа чувствовала себя идиоткой. Она послушно дышала, закрыв глаза, но когда Шэрон дотронулась до ее локтей, чтобы поднять руки повыше, для Аннализы это оказалось чересчур. От неожиданности она задохнулась, отдернула руки и застыла. Музыка превратилась в шум, еще сильнее выбивая ее из колеи. Аннализе стало очень стыдно. Она взглянула на Шэрон – учительница улыбалась как ни в чем не бывало.
– Иди сюда, – шепотом позвала она. – Возьми меня за руки.
Аннализе по какой-то неведомой причине стало страшно. Но ведь женщина, протягивающая ей руки, хотела только добра.
Шэрон вновь поманила пальцами, и Аннализа наконец взяла ее за руки. Они стояли в трех шагах друг от друга, но девушке казалось, что их разделяют считаные дюймы. Ей хотелось отпрянуть, отвернуться… или хотя бы зажмуриться.
– Посмотри на меня, – попросила Шэрон.
Аннализа открывала глаза с таким ужасом, будто боялась увидеть кобру с разинутой пастью. Но встретила лишь серебристый взгляд Шэрон.
– Аннализа, ты не найдешь связи с картинами, пока не станешь ближе к людям.
С Анны словно сдернули платье и выставили ее напоказ. На глазах выступили слезы.
– Я… я…
Переезжая в большой город, она ничего другого и не ожидала. Но вот готова ли она к такому? Девушка опустила голову, не выдавив ни слова.
И тогда Шэрон ее обняла, и все ее тревоги исчезли. Никогда еще ей не было настолько спокойно и уютно.
Садясь на свое место в противоположном конце склада, Аннализа чувствовала себя словно спортсмен на финишной прямой. Шэрон расположила полукругом перед сценой двадцать стульев с мольбертами. Посередине сцены сидел на стуле мужчина в халате. Аннализа знала, что под халатом у него ничего нет, и от волнения у нее леденели руки. Значит, вдобавок ко всем испытаниям ей предстоит рисовать обнаженного мужчину? Если бы не потраченные деньги, она бы наверняка убежала отсюда со всех ног. Но Аннализа не могла так поступить после того, что сделала для нее Шэрон. Конечно, она мечтала научиться новому, просто не ожидала подобного на первом же занятии у Шэрон Максвелл. И куда подевался урок о том, как правильно мыть кисточки и разводить акриловые краски?
С виду натурщик был похож на римского бога, а что он прятал под зеленым халатом – вообще с трудом поддавалось воображению. Широкие плечи и мускулистые ноги намекали на прекрасную спортивную форму. Как художнице, ей не терпелось изучить очертания его тела, но девичьей скромности был нанесен серьезный удар. Господи, да почему она так стесняется? Она, конечно, молода, как и говорила Шэрон, но не настолько же. И раньше не раз копировала обнаженных мужчин с чужих картин. И все равно ее смущал живой натурщик.
Аннализа покосилась на других учеников. Они были самого разного возраста. Одни болтали, другие что-то рисовали в блокноте, а третьи жадно смотрели на сцену, будто ожидали большого представления. Судя по всему, Аннализа волновалась больше всех.
Наконец Шэрон хлопнула в ладоши, требуя внимания. Ее голос гулко отдавался от кирпичных стен.
– Моя цель – сделать так, чтобы в ближайшие недели и месяцы вы повысили свое мастерство в меру своих способностей. Все мы разные, каждому мешает что-то свое. Я надеюсь, мы преодолеем все преграды. Кто-то уйдет – но такова жизнь. Я буду рассказывать что и как, и буду постоянно вас подгонять. Вам придется нелегко. Вы замечательные художники – поэтому я вас и собрала. Но вы способны на большее. Даже мне есть к чему стремиться. Обещаю передать все, что смогу, однако в ответ я требую полной отдачи.
Обговорив детали, Шэрон обернулась к натурщику и попросила его раздеться. Аннализа с трудом верила в происходящее, а когда натурщик скинул со сцены халат, от стыда она чуть не провалилась сквозь землю прямо в Китай. Натурщик был оснащен гораздо лучше статуи Давида, которую она рисовала в прошлом году. Он был строен, с крепкими грудными мышцами и порослью темных волос внизу… ниже пупка и на груди.
Аннализа потянулась за карандашом, словно младенец за спасительной пустышкой, и открыла блокнот. Некоторые ученики, как она заметила, сразу взялись за краски. Шэрон предложила всем рисовать в привычном стиле.
Натурщик смотрел почти прямиком ей в лицо. Жаль, что она не выбрала стул где-нибудь с краю.
«Интересно, Эмма получила бы от этого кайф?» – подумала Аннализа, вспомнив первую встречу с девочкой в Миллзе.
Сначала девушка набросала контуры тела натурщика, всеми силами избегая области паха. Потом уделила внимание ногам ниже колена, прорабатывая тени и заранее продумывая, какие краски возьмет, когда перейдет к мольберту.
В молчаливой работе прошло примерно полчаса. Аннализа слегка расслабилась, привыкнув к тому, что перед ней стоит обнаженный мужчина. Она убедила себя, что он такой же человек из плоти и крови, как и она сама. Аннализа уже начала рисовать на мольберте, подбирая краски в тон коже, и вдруг Шэрон, которая разгуливала между учениками, заглядывая им через плечо, попросила всех остановиться.
– Сегодня мы с Аннализой обсуждали связь между художником и натурой. Думаю, многие из вас сталкивались с подобной проблемой. И сейчас я хочу предложить вам то, что никому прежде не предлагала.
Аннализа окаменела, боясь представить, что взбрело в голову этой сумасшедшей женщине.
Шэрон улыбнулась, словно для нее это была игра.
– Я хочу, чтобы вы разрисовали натурщика.
Ученики стали удивленно переглядываться. Дама постарше нетерпеливо ответила:
– Но мы и так его рисуем.
– Нет, – с видимым удовольствием ответила Шэрон. – Я хочу, чтобы вы поднялись на сцену и раскрасили его красками. Кисточками по телу.
Склад наполнился потрясенными возгласами.
– Вы что, серьезно? – переспросила та же дама.
Аннализа с колотящимся сердцем взглянула на натурщика. Он ухмылялся, как видно, заранее предупрежденный о таком повороте событий.
– Вперед, – скомандовала Шэрон, хлопнув в ладоши: кажется, этот жест был ее визитной карточкой.
– Что, прямо всего разрисовать? – спросил парень примерно возраста Аннализы.
Шэрон посмотрела на него, а потом перевела взгляд на натурщика.
– Я хочу, чтобы вы общими усилиями превратили Дэймона в произведение искусства. Не приму работу, пока вы не раскрасите его целиком, с головы до пят. А теперь, к делу. – И добавила: – Аннализа, и никаких широких кисточек. Используй самую тонкую.
Аннализа огляделась: может, это шутка? И сейчас в дверь ворвутся зрители и начнут хохотать?
– Вперед, – поторопила Шэрон. – Вашим кисточкам есть где разгуляться. Не будем же мы сидеть тут всю ночь.
Во что она только ввязалась? Как же далеко Пейтон-Миллзу до этой художницы.
Одно было ясно: Аннализа еще никогда не встречала такого необыкновенного учителя, как Шэрон Максвелл, и даже если она ничему не научится на первом уроке, зато насмеется на всю жизнь вперед. Натурщик держался достойно, и к концу задания все ученики в классе перезнакомились и сплотились в одну команду.
Вернувшись вечером домой, Аннализа намешала себе обычных спагетти с маслом и пармезаном, села на диван и позвонила Эмме Барнс. После разрыва с Томасом Аннализа, несмотря на все желание помочь его сестре. избегала с ней общения. Прошло немало времени, но теперь она наконец созрела для того, чтобы протянуть руку помощи. Да и вся эта история с обнаженным натурщиком подкинула ей удачный повод.
Трубку подняла миссис Барнс. Для приличия они поболтали ни о чем, и потом Аннализа попросила позвать Эмму. Миссис Барнс долго мялась и наконец сказала:
– По-моему, она еще не готова.
Аннализа расстроенно покачала головой.
– Понятно. Тогда… передайте, пожалуйста, что я буду рада поговорить, когда ей захочется.
– Передам. Это очень мило с твоей стороны. Как твои успехи, Аннализа?