– Можно тебя на минутку? – спросил он.
Аннализа отошла от стойки с вешалками. Сейчас – или пан, или пропал. Мистер Миллер терпеть не может, когда его обводят вокруг пальца.
– Мы решили перевести тебя в отдел рекламы.
– Правда? Спасибо, мистер Миллер.
Аннализа пустилась в пляс от радости.
Он поправил бабочку на шее.
– Только не забудь, кто тебе помог. Ради этого мне пришлось сильно расстараться.
Понятно, что он тут ни при чем, но пусть пыжится в свое удовольствие.
– Вы были прекрасным начальником. Я буду очень скучать.
Она еще никогда в жизни так сильно не преувеличивала.
– Надеюсь, ты не слишком высоко замахнулась, девочка. А теперь марш в кадровый отдел – они оформят тебе перевод.
Аннализа тут же бросила все дела и поехала на эскалаторе наверх. Итак, она поднялась еще на одну ступеньку в своей жизни. Надо скорее позвонить бабушке.
И написать Томасу.
Глава 23И наконец ее голос
В октябре тысяча девятьсот семидесятого Аннализа обрела небывалую уверенность в себе. Ей сильно подняли зарплату: теперь она зарабатывала вдвое больше, чем в отделе распродаж. Она была самой молодой сотрудницей рекламного отдела. Ей выделили собственный стол с наклонной поверхностью; из-за стола открывался вид на город. Аннализа не только могла больше не думать о деньгах, но и в придачу наслаждалась, воплощая зимние наряды с помощью ручки и чернил.
Несколько долгих лет тяжелой работы, и дела наконец пошли в гору. Аннализа словно превращалась в одну из женщин со своих рисунков. Больше того, ее эскизы шли в дело и дома. Вооружившись знаниями о последних веяниях моды, она рисовала этих чудесных ярких женщин, уверенно шагающих по жизни. Да еще и с такой невероятной скоростью, словно уверенность в себе подпитывала ее музу не хуже крепкого кофе.
По правде говоря, спрос на картины в магазине Уолта вырос до того, что Аннализа не успевала рисовать и подняла цену до десяти долларов. К ее крайнему удивлению, денег от продажи рисунков хватало на уплату аренды. Впервые в жизни она могла себя побаловать. Аннализа стала одеваться, как женщины с ее холстов. Ах да, холсты! С тех пор как зарплата выросла, Аннализа почти целиком перешла на холсты. И ничего удивительного. Раз она нашла свой голос, значит, пришло время принимать каждую свою картину всерьез.
С ростом зарплаты Аннализа устроила себе много поблажек. Она походила по отделу распродаж и наконец использовала свою скидку. Кроме того, потратилась на косметику и духи и купила кое-что из новинок на первом этаже. Она даже заменила в своей квартирке кое-какую мебель и стала угощать обедами Нино, бабушку и тетю Джулию, когда они приезжали в город. Аннализа поняла, как это бывает. Упорный труд наконец дал плоды.
Но самые любимые картины Аннализа приберегала для того, чтобы однажды ворваться в мастерскую Шэрон и сразить ее наповал. Аннализа уже предвкушала, как будет любоваться своими женщинами на выставке Шэрон в апреле. Однако пока еще было не время. Девушка впервые осознала свои возможности: ее новое портфолио должно было доказать Шэрон, что она наконец сумела найти связь с тем, что рисует, и что она не просто одна из талантливых учениц художницы. Бога ради, да разве Шэрон не увидит эту связь? Ведь Аннализа – живое воплощение своих картин.
На последнем уроке Шэрон поделилась одной из любимых цитат, что-то из Амедео Модильяни: «Узнав твою душу, я нарисую твои глаза».
– Точно! – воскликнула Аннализа. – Я знаю. Теперь я поняла. Подождите и увидите, какой сюрприз я вам приготовила.
Аннализа поехала домой на День благодарения, и, рассказывая семье истории о первых пяти месяцах, которые прожила в Портленде, она чувствовала себя успешной женщиной. Самой лучшей новостью стало то, что Патти недавно предложила Аннализе постоянную работу дизайнера модной одежды с щедрой зарплатой и кое-какими бонусами. Nonna и остальные ужасно гордились, что она добилась всего сама. Аннализа верила, что даже мама, глядя на нее с небес, аплодировала ее успехам.
После стольких невзгод Аннализа все-таки нашла свой голос и научилась хорошо зарабатывать. Жизнь легка и прекрасна, и нет преград на ее пути… И тут позвонил Томас.
– Я в Новом Орлеане, – сообщил он. – Завтра вылетаю в Бостон. Я возвращаюсь домой.
Он позвонил двенадцатого декабря, когда у Аннализы был завал на работе в универмаге, и она пыталась собрать портфолио для Шэрон.
Звонок, мягко говоря, лишил Аннализу дара речи. Как девушка ни любила их с Томасом переписку, но встретиться с ним лицом к лицу – совсем другое дело. Даже если это не поставит под удар ее творчество – как быть с ее сердцем? В повисшем молчании Аннализа заставила себя вспомнить, сколько бед принесли их отношения.
– Ты, наверное, хочешь вернуть машину? – с непреднамеренной жесткостью спросила она. – Извини, я не это хотела сказать. Я наконец-то работаю на полную ставку, и меня завалили работой… и ты застал меня врасплох. Как здорово, что ты едешь домой!
Аннализа ненавидела вот так путаться в словах, но его звонок буквально вышиб почву у нее из-под ног.
– Да, мне дают три недели отпуска перед отправкой. Я бы очень хотел тебя увидеть. Насчет машины ты права: я ее одолжу, если ты не против.
Перед отправкой, мысленно повторила Аннализа. Он все-таки идет на войну.
– Да, конечно, – согласилась она вслух. Бог с ней, с машиной. Все, что вертелось сейчас в голове: именно из-за нее Томас уедет на войну. – Она стоит внизу на моем парковочном месте.
От страха потерять Томаса у девушки снова защипало в глазах. Но как бы Аннализе ни хотелось, ей нельзя его видеть. Война войной, а им лучше не встречаться. Надо только придумать, как передать ключи и не попасть в неловкое положение.
– Когда ты приедешь?
– Мой автобус приезжает около часу дня.
Аннализа облегченно вздохнула.
– Понятно. Я буду на работе.
– Я так и думал, – разочарованно вздохнул Томас. Аннализа не могла его винить: она сама не была от себя в восторге. Почему, даже спустя целых полгода, этот парень до сих пор живет в ее сердце?
– Сейчас Рождество, – напомнила Аннализа, чувствуя необходимость объясниться. – Мы уже работаем над весенней коллекцией, да еще я пытаюсь собрать портфолио для Шэрон Максвелл. Ты ведь ее помнишь? Она…
– Анна, – прервал ее Томас, – не надо. Я просто хотел попробовать. – Сменив тон на более веселый, он добавил: – Как ты вообще? Приятно слышать, что работа у тебя кипит.
– Спасибо, – ответила Аннализа. – Да, я люблю, когда много работы. А когда ты уезжаешь, если точно? Может, встретимся после Рождества?
Неужели она это сказала?
– Я улетаю с базы Макгуайр шестого числа.
Звонок Томаса, его голос – все это застало Аннализу врасплох. Он едет во Вьетнам. Парень, которого она любит, возвращается домой на какие-то жалкие три недели и только ради того, чтобы попрощаться с друзьями и семьей. И возможно, попрощаться навеки. А она ищет отговорки, лишь бы с ним не встречаться.
Отругав себя за свой эгоизм, Аннализа сказала:
– Хорошо, давай встретимся после Рождества. Хочешь, пообедаем в Миллзе или еще что-нибудь придумаем?
– Давай, если ты будешь не занята.
Аннализа слышала, как он приуныл, и это еще сильнее убедило ее, что им нельзя встречаться. Ради них обоих она должна быть сильной. Не стоит думать, что он никогда не вернется. После его возвращения их проблемы никуда не денутся. А то и умножатся. В прошлый раз все закончилось тем, что Эмма попала в больницу, а Томаса забрали в армию. Их невезению словно не было предела.
Они смогли преодолеть первые шесть месяцев, так зачем бередить старые раны? При этом Аннализа понимала, что ее собственные раны совсем не затянулись.
– Давай поступим так, – перешла к делу Аннализа, торопясь положить трубку, прежде чем совсем расклеится. – Если ты не против, я оставлю ключи в магазине часовщика. Ты можешь прийти пешком с автостанции, и Уолт тебе их отдаст.
Лишь бы Томас не предложил зайти к ней на работу.
– Да, я совершенно не против, Анна.
Томас совсем не сердился на нее, но его голос звучал подавленно. Парень был ни в чем не виноват – просто Аннализа не могла позволить себе с ним увидеться, только не решалась ему об этом сказать.
– Можешь не возвращать «Фольксваген», – добавила девушка. – Я очень тебе благодарна, но скоро куплю машину сама.
Сама мысль о покупке собственной машины прибавляла уверенности в себе и напоминала о том, что надо быть сильной.
– Лучше не трать деньги, – ответил Томас. – На обратном пути я поставлю ее обратно. Нам не понадобится встречаться.
Аннализа очень хотела сказать, что мечтает его увидеть, просто сейчас занята – но не посмела. Томас и без того знал, почему она так поступает, и она не станет этого отрицать.
А про машину ответила:
– Если ты и правда хочешь оставить машину, тогда спасибо. – Она немного помолчала, чтобы собраться с духом. – Так здорово снова слышать твой голос, Томас.
Но слышать голос – одно, а видеться – совсем другое. Их встреча в Портленде ни к чему хорошему не приведет. Теперь это был ее город, а не их общий.
Все прошло как по маслу. На другой день Томас приехал, встретился с Уолтом, забрал ключи и уехал в Давенпорт, так ни разу и не встретившись с Аннализой. Конечно, девушке было стыдно, ведь Томас оставлял ей машину, а она ответила неблагодарностью на его доброту. Но дело есть дело: сейчас ей надо думать только о карьере.
Хотя Аннализа верила в свой новый стиль, который как небо и земля отличался от того, что было до встречи с Шэрон, она до смерти боялась показывать свои достижения наставнице. Возвращение Томаса так выбило ее из колеи, что после звонка она не нарисовала ничего толкового. С тем же успехом Томас мог бы стоять за мольбертом, свистеть и размахивать руками.
Вновь раскладывая свои лучшие картины на широком столе в мастерской Шэрон, как в прошлый раз, когда впервые знакомила художницу со своими работами, Аннализа думала: интересно, отец Уолта с таким же чувством шлепал кусок мяса на прилавок перед покупателем? С тех пор как она начала зарабатывать своей кистью деньги, волшебство развеялось, и новая повинность стала мешать вдохновению.