После месяцев рисования платьев Аннализу все еще радовал мир моды, и ей нравилось первой видеть новинки. Она наловчилась делать ручкой наброски для рекламы, и это даже превратилось в рутину. Но не сегодня. Сегодня ей все давалось с трудом. Мысленно девушка была очень далека от тех женщин, которых пыталась воплотить на бумаге.
В такие пасмурные дни, как сегодня, на окнах, выходящих на Конгресс-стрит, были открыты занавески, поэтому Аннализа чаще обычного ставила ручку рядом с чернильницей и любовалась городом, который стал ее домом. Предстоящая встреча с Томасом не давала ей покоя: сердце колотилось так, словно Аннализа разом осушила три чашки кофе. У девушки было множество причин для волнения, но сильнее всего ее беспокоило то, что сегодня они, возможно, видятся в последний раз. Эта мысль засела ножом в сердце. Аннализа ругала себя за пессимизм и за то, что вообще рассматривала такую возможность, однако до конца войны было еще далеко, и новости день ото дня становились все хуже.
Около двенадцати Аннализа вышла на серую холодную улицу. Недавно выпавший снег уже подтаял, обнажив скользкие островки льда на тротуарах. Сворачивая за угол ко входу в жилую часть дома, Аннализа увидела, что Томас приехал заранее: желтый «Битл» уже стоял на маленькой парковке у лестницы. Парень вышел из машины, чтобы поздороваться, и она ахнула.
Армия изменила его, даже, можно сказать, поглотила целиком. Он был обрит, а в осанке появилась солдатская выправка. Аннализа думала, что Томас будет в военной форме, но также слышала, что в последнее время из-за антивоенных настроений солдаты стараются не привлекать внимания. На нем были обыкновенные джинсы и свитер.
Томас остановился в пяти шагах от нее. Они на мгновение встретились взглядом, и сердце Аннализы пропустило удар. А вдруг эти вояки в зеленом вытравили из него всю доброту? Но ласковая улыбка Томаса ее успокоила: все-таки он изменился не очень уж сильно. И что важнее, она поняла, что никогда еще так его не любила. Прошло семь долгих месяцев. Неужели время совсем не лечит? Кажется, будто полгода разлуки только подлили масла в огонь, и она стала скучать еще сильнее.
Один из многих уроков, которые получила Аннализа от Уолта, заключался в том, что не все секунды равноценны друг другу. Некоторые длятся дольше. Следующие секунды подкрадывались так медленно, словно ждали, пока из земли проклюнется росток. Какого черта она сейчас делает? Ведь обе их жизни поставлены на карту.
– Ничего себе, – прошептал Томас с усмешкой, говорящей о том, как сильно он по ней скучал. – Какая же ты красивая!
Аннализа улыбнулась комплименту и, чтобы разрядить обстановку, полушутливо заметила:
– А ты, как я вижу, раздался в ширину?
Томас посмотрел на свои руки.
– Спорить не буду – меня заставили поработать.
Секунды мучительно таяли. Аннализе было одновременно и радостно и страшно. Никто, кроме Томаса, не вызывал в ней такого волнения – может быть, расставшись с ним, она совершила серьезную ошибку?
– Я скучал, – признался Томас, разбудив бабочек у нее в животе.
– Ну ладно уж, – с легкой улыбкой отмахнулась девушка, твердо настроенная не показывать, как сильно он на нее действует. Это только навредит им обоим. – Разве армия тебя не закалила? Прошло всего-то шесть или семь месяцев.
Томас молча усмехнулся. Аннализа не решалась его обнять. Она надеялась хотя бы на одно объятие. В последовавшей тишине девушка заметила в глазах парня страстное желание, которое росло с каждой секундой, пока она не отвернулась, не выдержав напряжения. Но он шагнул вперед, избавив ее от неловкости.
Прижав девушку к себе, Томас крепко ее обнял. Аннализа обхватила его руками в ответ – она соскучилась до слез. Когда сердце возлюбленного билось возле ее груди, она по-настоящему чувствовала, что он здесь, рядом. Неужели все, что она делала с тех пор, как оставила Томаса, было ошибкой?
Отпустив Аннализу, Томас взял ее за плечи.
– Эй. – Его дыхание вырывалось облачком пара. – Ну что ты?
Он стер слезинку с ее щеки.
Аннализа попробовала отвернуться, но потом передумала.
– Как я ненавижу эту войну! Почему тебя посылают в такое ужасное место!
Томас по-военному выпрямился и пристально посмотрел ей в глаза:
– Не волнуйся обо мне, Анна. Со мной все будет хорошо.
Девушка хотела ответить, что ему ни за что ее не переубедить, однако вместо этого вытерла слезы и стряхнула нахлынувшую на нее тоску.
– Как дела у Эммы? – сменила она тему, понимая, что еще мгновение таких откровений – и она окончательно расклеится. – Я пыталась звонить, но… сам знаешь…
Разговор об Эмме был немногим лучше: Аннализе до сих пор казалось, что она предала девочку.
– Более-менее, – успокоил ее Томас. – Ест она по-прежнему мало и улыбается тоже нечасто. Но похоже, она завела друзей, что само по себе уже подарок. Представляешь, теперь сестра учится в старшей школе! Она прямо как ты – не может дождаться, когда уедет из Давенпорта. Возможно, переедет сюда и поступит в UMPG.
Аннализа вспомнила, как Эмма мечтала отправиться вслед за братом в Нью-Йорк. Зная ее, легко представить, что она бы поехала за Томасом и во Вьетнам, если бы ей только позволили.
– Если переедет, мы сможем видеться. Искренне надеюсь, что в один прекрасный день мы забудем ту историю. Ты не сказал ей, что мы сегодня обедаем?
Томас покачал головой.
– Нет, и вряд ли это поможет делу. Эмма пока еще слишком неуравновешенна… но она справится. Можешь мне поверить. Она все еще любит тебя, просто очень ранима, вот и все. А как твоя семья? Как поживает Nonna? Вот бы ее к нам в военную часть поваром.
– Она бы отлично справилась, да? Сам понимаешь, Nonna есть Nonna. Мы видимся примерно раз в месяц. Я тащу ее сюда силком. Послушать бабушку, так мне просто повезло, что меня до сих пор не ограбили какие-нибудь мошенники. Нино тоже иногда заглядывает. Он наконец-то выкинул свою колымагу на помойку и купил «Мустанг» на зарплату с фабрики. Остальные Манкузо – как обычно, в своем репертуаре.
Томас улыбнулся.
– Передай всем от меня привет. А точнее сказать, до свидания. Так ты придумала, куда мы пойдем обедать? – перешел он к делу. – Давай-ка уведем тебя с холода.
Они снова понимали друг друга с полуслова – Аннализа так соскучилась по их непринужденной болтовне.
Она привела Томаса в новый клуб, открывшийся неподалеку от «Прайда». Когда девушка только что переехала в Портленд, она не могла и мечтать о том, чтобы поесть в подобном заведении. За двадцатью столиками этого французского бистро оживленно болтали хорошо одетые посетители, заглянувшие на обеденный перерыв.
– Итак, тигриная страна превратила тебя в тигра? – спросила Аннализа после того, как Томас пододвинул ей стул. Он был все таким же джентльменом, если не больше.
Томас сел на место и положил на колени салфетку.
– Еще как! Ты не поверишь. Хочешь покажу, чему я научился? – Он привстал со стула, будто всерьез собирался показать какой-то дурацкий прием кунг-фу.
– Пожалуйста, сядь обратно, – взмолилась девушка, озираясь по сторонам.
Они обменялись сияющими улыбками – два тигра, до сих пор ходившие кругами друг вокруг друга, будто связанные одной судьбой.
– Нам есть о чем вспомнить, да? – улыбнулась Аннализа.
И это были самые лучшие воспоминания.
Поедая пикшу с картофельным пюре и фасоль с зеленью, они хохотали, словно и не было этих шести с лишним месяцев разлуки. Томас хотел знать все о том, как сейчас живет Аннализа, и девушка с удовольствием делилась с ним подробностями – она была счастлива рассказать, что осуществила свою мечту. Томас был все таким же хорошим слушателем, и если бы Аннализа не задавала вопросы, то ничего и не узнала бы о нем.
Сейчас Томас жил армейской жизнью. Он подробно рассказал о военных тренировках, о том, как он учился маршировать, пользоваться М16 и стрелять из миномета (shoot mortar rounds). Половина его рассказа была для Аннализы сплошной тарабарщиной, но и того, что она разбирала, оказалось достаточно, чтобы понять, что ее… любимый парень превращался в солдата, как и его лучший друг Митч. Томас слышал, что Митч сражается где-то возле лаосской границы.
Аннализа держала мнение о политике при себе. Противники войны презирали солдат и называли их детоубийцами, а сама Аннализа хоть и ненавидела войну, но не испытывала ненависти к солдатам. Да и как их было ненавидеть? Парни просто выполняли долг перед своей страной, и когда Томас сыпал непонятными армейскими терминами, рассказывал о самолете, на котором полетит завтра с авиабазы Макгуайр, и делился предположениями о том, что случится в ближайшие месяцы, она понимала, что ее любимый мужчина – это человек чести.
Что будет после того, как он вернется с войны? Если Аннализа до сих пор так его любит, почему лишает их шанса? Сейчас Томас сидит перед ней, он – смысл ее жизни, живое доказательство того, что любовь существует – целый мешок яблок, свалившийся ей на голову. Однако нельзя забывать о последствиях. Да, ей сейчас больно – а это слишком мягкое описание чувств, раздирающих ее сердце, – но пусть они останутся бывшими влюбленными с чудесными воспоминаниями – это единственное, что они могут себе позволить.
Несколько раз, когда разговор перескакивал с военных будней на забавные случаи из обычной жизни, Аннализа задумывалась: а если бы она не рассталась с Томасом и он не попал в армию, что тогда? Они бы остались вместе? И она бы продолжала рисовать? А он так и собирался поступить в стоматологическую школу? Лишил бы его денег отец или нет? Осталась бы Эмма жива? Вдруг она снова попыталась бы покончить с собой – и на этот раз успешно?
В конце концов, учитывая, что Аннализа так и не создала ни одного шедевра, возможно, все это было зря. Неужели она лишилась шанса сохранить любовь лишь ради того, чтобы быть дилетанткой, как и другие художницы Миллза?
В голове заиграла Suspicious Minds Элвиса – та самая песня, которая лучше всего описывала их противоречивые отношения.