Задержавшись и скрыв гримасу отвращения, она жизнерадостно ответила:
– Как дела, мистер Миллер?
– Лучше некуда.
Его рубашка под мышками намокла от пота. Аннализа старалась дышать через рот, чтобы не ощущать его вони.
– Над чем сегодня работаешь? – Задавая вопрос, Миллер беззастенчиво обшаривал ее тело глазами.
Сделав вид, что не замечает этого, Аннализа ответила:
– Сейчас мы срочно дорабатываем коллекцию Деми Флорес.
Флорес была сейчас на пике моды. Аннализа обошла Миллера и собралась уходить. Дальше по коридору собрались в кружок менеджеры и что-то обсуждали.
– Ну подожди, – сказал ей в спину Тед Миллер. – Куда ты так торопишься?
– У меня много работы, мистер Миллер.
– Мне надо тебя кое о чем спросить.
Аннализа остановилась, закрыла глаза, сделала глубокий вдох и обернулась.
– Мой племянник – большой умник – только что переехал из Бостона. Надо, чтобы кто-нибудь показал ему город. Смазливая девчонка вроде тебя как раз ему подойдет. Встретишься с ним?
Аннализа покачала головой.
– Простите, но сейчас у меня нет времени. Слишком много дел на работе и дома.
Если бы Миллер знал, что все ее мысли заняты Томасом, он бы не стал заморачиваться. Хотя какое ему дело.
Мистер Миллер посмотрел вниз, на ее руку.
– А кольца-то, смотрю, и нет? Обидно, что такая девчонка до сих пор никого себе не подыскала.
В том-то и беда, что уже подыскала.
Аннализа больше не могла выносить этот разговор. Наскоро попрощавшись, она собралась убегать, и тогда он добавил:
– Если передумаешь насчет племянника – дай знать. Кто знает, что случится с твоим солдатиком? – И с этими словами наградил ее шлепком.
Аннализа развернулась так живо, что чуть не сломала каблуки. Только не сегодня. Ее терпение и без того на нуле. Ведь она отказалась от любви, чтобы встать на ноги – этот тип не имеет права ее трогать и стоять у нее на пути.
Краешком сознания Аннализа понимала, что надо обуздать свой гнев. Как и все работники, она знала, что в универмаге правят мужчины, и единственное, что ей остается, – сделать вид, что ничего не было, иначе пострадает карьера.
Но эта здравая мысль спряталась далеко на задворках сознания и не помешала Аннализе процедить сквозь зубы:
– Не смейте меня трогать.
Она подняла правую руку, чтобы отвесить пощечину. В другой была чашка, и на руку плеснуло кофе.
– Тише-тише, маленькая леди, – как ни в чем не бывало поднял руки мистер Миллер. – Давай-ка полегче.
Кипя от гнева, Аннализа посмотрела в его масляные глазки. Сейчас ее не волновали доводы рассудка. Вместо пощечины она плеснула на ботинки Миллера кофе, забрызгав его брюки ниже колена.
От штанов пошел пар. Мистер Миллер стал лихорадочно тереть ошпаренные ноги, будто их охватил пожар. Менеджеры, разговаривавшие по соседству, обернулись посмотреть, что случилось. Аннализа уже мысленно представляла, как с трудом найденная работа уплывает у нее из рук.
Но ярость была сильнее.
– Не смейте меня трогать! – рявкнула она. – И других женщин, которые тут работают! A fanabla!
Идите к черту.
Миллер злобно уставился на девушку. Аннализа думала, что он ее сейчас ударит, но в последнюю секунду он передумал, оглянувшись на коллег, которые пялились на спектакль.
Дыша носом, как разъяренный бык, он прошипел:
– Ну что, довольна? – И, понизив голос, добавил: – Ты только что сама разрушила свою жизнь! Теперь хоть убейся, не найдешь работу во всем городе!
Призвав на помощь свое женское достоинство, Аннализа бросила:
– Думаете, вы первый мужчина, вставший у меня на пути?
Глядя в его бисерные глазки, сверкающие торжеством, Аннализа вдруг поняла, что же она натворила. Она только что отдала ему победу. Она не первая девушка в «Прайде», которую шлепнули по попе. Ну разве что на этой неделе. Если женщина хочет работать, а не сидеть дома, она должна мириться с таким поведением. Это всем известно. Даже Патти, самая сильная из всех знакомых Аннализе женщин, пропускала мимо ушей кое-какие скользкие замечания. Потому что иначе – война, а победу никто не гарантирует. Нравилось Аннализе или нет, но ради того, чтобы вступиться за женщин «Прайда» и за тех, кто был по горло сыт такой несправедливостью, она только что рискнула работой.
Отказавшись от дальнейшего спора, она прошла мимо всех по коридору в рекламный отдел. Вдогонку неслись вопли мистера Миллера о том, что она только что совершила величайшую ошибку в своей жизни.
Когда Аннализа вошла, было тихо, и эта сонная тишина разительно отличалась от суматохи в коридоре. К счастью, коллеги ничего не слышали. Размеренно дыша, чтобы унять ярость, решимость и отчаяние, раздиравшие душу, девушка обогнула перегородки, за которыми сидели редакторы, и подошла к своему столу у окна. Аннализа поздоровалась с соседями и села на стул. Скоро ей придется драться за свою работу – это только вопрос времени.
И точно, десять минут спустя она услышала цокот высоких каблуков Патти, пересекавшей комнату. Аннализа сидела, уставившись на чистое полотно, и думала о том, что за такие поступки, как у Миллера, надо наказывать. Но если она подаст в суд – это ничего не изменит. Мало того, она нанесла худшее оскорбление, облив его кофе. Всем наплевать, что он ее трогал. И никого не волнует, что она вступилась за других женщин.
Аннализа закрыла глаза, чувствуя, как судьба взяла ее за горло. Патти пригласила пройти в кабинет. Закрыв за ними дверь, начальница первым делом пояснила:
– Я ненавижу его не меньше, чем ты.
Аннализа мерила шагами кабинет, доказывая Патти, что ей пришлось защищаться, и у нее не было другого выбора.
Патти села в кресло.
– Я восхищаюсь твоим поступком. Но так нельзя. Просто нельзя.
– А что мне было делать? Он шлепнул меня по заднице.
Патти покачала головой.
– Ты меня спрашиваешь? Будь моя воля, я бы выкинула его в окно.
Аннализа перестала метаться и с чувством прижала руку к груди.
– Патти, мне нужна эта работа. Я так долго ее добивалась.
Неужели она только что потеряла все, заработанное тяжким трудом?
– И ты меня полностью устраиваешь, – заверила ее Патти. – Ты – мой самый ценный работник. Только я ничего не могу поделать. Я попыталась тебя отбить, но мои возможности не безграничны. Ты напала на Теда, милая. Лично я вручила бы медаль, однако нас никто не поддержит. В «Прайде» правят мужчины. Нам просто повезло, что мы занимаем какое-то положение. Как ни грустно, это так. Будь спокойна, я помогу с поисками работы, но здесь твое время вышло.
Собрав остаток сил, Аннализа поблагодарила Патти за предложенную помощь, встала и вышла через вращающиеся двери на улицу.
Тед Миллер победил. Аннализа подвела Патти и всех остальных женщин, которые пошли бы на что угодно ради ее работы. Она подвела и себя, и даже родных, болевших за нее в Миллзе. Зарплата была так хороша, что удавалось присылать ежемесячные чеки бабушке. И что теперь скажет Nonna? Сбережений и дохода от продажи картин в магазине Уолта пока хватит, чтобы не ехать домой, но что дальше?
Нельзя же зарабатывать на жизнь, продавая картины в мелком магазинчике. Вот если бы ее наконец-то взяли в галерею, тогда другое дело. Но кто на это согласится? После того как Аннализа ушла от Шэрон, она не допускала и мысли о том, чтобы показать свое портфолио Джеки. Наверняка эти дамы уже все обсудили между собой.
– Кстати, Джеки, – наверняка сказала Шэрон, – та девушка, Аннализа, так у меня и не задержалась.
А Джеки на это ответила:
– Какая жалость. У нее были задатки.
– Может, и были, но я сомневаюсь, что ее хватит на большее.
Как глупо было хвастаться перед самой Шэрон Максвелл, что Портленд полюбил картины Аннализы, только на основании того, что они хорошо продаются в часовой мастерской. Словно это доказательство ее таланта. Может, настало время уехать в другое место – в Бостон, например, или еще куда – лишь бы подальше от этой неразберихи. Но поможет ли ей бегство? Аннализа отказалась от любви ради своего призвания, значит, такова ее судьба. Иначе их с Томасом страдания были напрасны.
Зайдя в магазин, Аннализа окликнула Уолта:
– Вы не поверите, что случилось. Теперь я безработная, а все из-за того…
Часовщик кашлял, склонившись над столом в дальнем конце магазина. Перепуганная Аннализа бросилась к нему. Кашель был гораздо серьезнее обычного.
– Уолт, вам плохо?
Подбежав к прилавку с кассой, возле которой они столько раз вели разговоры, Аннализа увидела, что платок, в который кашлял старик, весь испачкан кровью.
– Так что же это было? – спросила Аннализа, сев на соседний стул.
Прошло двадцать минут, мистер Бузински уже перестал кашлять и вернулся из туалета, куда ходил умываться.
– Старость, вот что, – проворчал часовщик, снова садясь за рабочий стол. – Какая-то хроническая хворь…
– Это не шутки, Уолт.
Аннализа очень полюбила старика и не допускала и мысли о том, чтобы его потерять.
– Хроническое обструктивное заболевание легких, – объяснил мистер Бузински. – Надо было бросить курить задолго до того, как меня заставила Гертруда.
– И давно вы бросили?
Часовщик откинулся на стуле, скрестил ноги и откашлялся.
– Ты имеешь в виду, когда я бросал в последний раз?
Аннализа хихикнула – какой же он милый.
– Гертруда умерла в шестьдесят первом. Выходит, в последний раз я бросал в пятьдесят седьмом или около того. Она не давала мне покоя с того самого дня, как мы познакомились.
– Почему вы не сказали мне, что болеете, Уолт? Почему не следите за своим здоровьем? Что говорит доктор? Я постоянно твержу, что здесь слишком пыльно, а теперь выясняется, что у вас болезнь легких. Я больше не дам вам здесь работать, пока не сделаю уборку.
– Ради бога, остыньте, юная леди. Я уже давно принимаю лекарство. Тут ничего не поделаешь – старость не радость.
Потеряв терпение, Аннализа стала выспрашивать подробности. Наконец она объявила: